лучше поступить.
Обещание было не особо обнадёживающим, но ни злости, ни угрозы я в голосах мужиков не чувствовал. Ну что, будем посмотреть.
Утром я проснулся от того, что Андрей тряс меня за плечо:
— Вставай, Вовка! Чаю попьём перед дорогой.
— Что, пора уже? — с этим почти полярным днём не поймёшь у них, когда день, когда ночь.
— Но, дождь кончился, с Лаврентия баржа за нами вышла.
За столом сидел Фёдор, обстоятельно прихлёбывал из пол-литровой кружки. Налил и мне, подвинул галеты, сгущёнку. Чай был почти горячий, запасливо слитый вчера в большой термос со стеклянной колбой и сероватым пластиковым корпусом, обмотанным в местах боевых повреждений синей изолентой.
Андрей вышел на улицу, слышно было, как он там возится с машиной, зарычал заработавший двигатель. Он заглянул в балок, снял с гвоздя свою планшетку.
— Что Степанида? — чинно спросил Фёдор.
— С полпинка завелась, красавица!
— Степанида? — не понял я, и Андрей мне гордо объяснил:
— Вездеход наш, ГАЗ семьдесят первый. Самая красотка на всю Чукотку. Если бы не волна вчера, да не отлив ночью, можно было бы и рискнуть до Лаврентия вплавь двинуть, она это может. А так уж дождёмся, вон, барж а, считай, пришла. Пей чай да шагай, лодку-то спустить надо…
Я по-быстрому опростал кружку, выскочил на улицу, начал возиться с «Зодиаком». Подошёл Фёдор, постоял, потом начал мне помогать.
— Вовка! — крикнул из-за вездехода Андрей. — Подь сюда!
Я выглянул, и он махнул в сторону залива рукой:
— Кита видел?
— Так-то я вчера двоих видел, — честно соврал я. — А он что делает, не пойму?
Кит совершал непонятные телодвижения чуть не в пяти метрах от берега, из воды показывались то хвост, то плавники.
— Об дно чешется. Рачки мешают ему на шкуре, зудят. Вот и чистится.
— А что, во Владивостоке китов нет? — как бы невзначай спросил Фёдор.
Как конкретно обстояли дела с китами во Владике, я понятия не имел. Но ответил уверенно:
— Редко заходят. Тепло им там. Да и порт большой, шумно, не любят они.
Фёдор согласно покивал.
Тут до меня дошло, что я совсем запутался в днях. На Камчатке же сутки начинаются, а на Аляске заканчиваются, значит, дата куда-то перескочить должна, не только время.
— А какое сегодня число?
— Так, одиннадцато июля, — ответил Фёдор.
— Это что, суббота?
— Верно.
— Ё-моё, вот я прокатился…
— Ну, всё, мужики! Грузимся! — скомандовал Андрей.
Я обвязал рюкзак курткой, чтобы его иностранность не сильно в глаза бросалась, Лодку загрузили на платформу под тент.
— Ты полезай-ка туда тоже, — сказал вдруг Фёдор, — да сильно не высовывайся.
Тэкс, по ходу дела, меня сейчас внезапно залегендируют.
Вездеход двинулся к берегу, а я с любопытством замечал то, на что вчера от усталости вообще не обратил внимания. Там и сям на берегу валялись огромные кости — вероятно, китовьи. А ещё ржавые железные бочки от соляры и бензина. Этого добра здесь было просто до фига.
ЛАВРЕНТИЯ
Суббота, 11 июля. Посёлок Лаврентия, Чукотка.
Посёлок Лаврентия оказался большим, особенно по чукотским меркам. Народу тут вообще живёт немного, а в Лаврентия целых шесть улиц, да дома по несколько этажей!
Андрей тормознул у трёхэтажной хрущёвки, выскочил, хлопнул по тенту:
— Вовка, вылазь! Рюкзак бери.
— Ага.
Подъезд был совершенно обыкновенный, только тамбур хорошо такой утеплённый, и двери сделаны, чтоб открывались внутрь. Подозреваю, чтоб снегом зимой не заносило.
Из боковой квратиры на первом этаже выглянула бабулька:
— Андрюша, здравствуй!
— Здрасьте, баб Вер.
— Вчера кита добыли, я тебе кусок взяла. Заберёшь?
— Давайте!
Бабуля бодро ушуршала внутрь квартиры и вскоре снова появилась с тазиком, в котором лежал здоровенный кусок мяса:
— Держи! А это кто с тобой?
— Да на метеостанцию мальчонка в гости приезжал, попросили в Анадырь отправить.
— А-а, понятно.
Мы поднялись на этаж выше, Андрей открыл дверь и пригласил:
— Заходи, гостем будешь!
Да, кроме как загостевать у Андрюхи, других вариантов не вырисовывалось. Сами подумайте: куда меня было девать? Идти со мной в милицию мужики передумали. Ближайший вариант отправить меня домой — самолёт до Анадыря, который, вроде бы, по расписанию летает каждый день. Мы даже сразу заскочили в местный аэропорт — небольшой, синий домик, где… кассирша немедленно нас порадовала, что погода в Анадыре и вчера не располагала, да и сегодня рейса не будет. Завтра, сказали, приходите к восьми, узнавайте. Может, прилетит. Но билет продали сразу. Потому как, если прилетит, можно будет прямо с этим билетом и улететь, тут всё у них довольно по-простому устроено. Главное — успеть прибежать и место занять, потому что, если несколько дней непогода, то желающих сильно больше чем мест образуется.
Однако, здесь у нас опять получилось преимущество! Окна Андреевой квартирки выходили как раз на центральную улицу, на которую и садился самолёт. Да, прямо на центральную улицу посёлка, никаких тебе заборов и прочих излишеств. Такой вот незамысловатый подход к организации взлётно-посадочной полосы. Что характерно, улица была даже не бетоном залитая — просто хорошо укатанная грунтовка. Сесть на неё могли, понятное дело, преимущественно Аны, а значит, долететь из Лаврентия можно было максимум до Анадыря, где был уже аэропорт поприличнее, Ил-62 оттуда летали даже до Москвы, не то что до якобы нужного мне Владивостока.
Получив в авиакассе от ворот поворот, приволоклись мы на квартиру.
Дома у Андрея всё носило отпечаток ухоженности и одновременно давнишней безлюдности.
— Ленка моя на лето поварихой в экспедицию устроилась, — объяснил он прохладную пустоту и кинул на диван в зале подушку с одеялом: — Располагайся. Я до базы, вечером буду. Жрать захочешь — консервы на кухне в столе. Да не кисни, сходи погуляй, — постарался подбодрить меня Андрей. — В музей загляни или в дом культуры. Библиотека у нас есть.
А ещё школа. И магазины, да. В одном из них Андрей по дороге купил хлеба, банку сливового повидла и пачку макарон.
Нет, библиотека — это, возможно, было бы даже интересно, но… По улицам я ходить-светиться не очень жаждал. Народу мало, все на виду. Бабулька вон мгновенно среагировала. Пристанет ещё, начнёт расспрашивать: как, что? Буду врать — рано
