заявил:
- А к мужу Маргариты я всё же наведаюсь.
- Она тебя об этом попросила? – спросил я.
Указал на дверь.
Коля дёрнул головой.
- Нет, - сказал он. – Она хочет, чтобы мы уехали… в этот твой Владивосток.
Уваров стрельнул в меня прятавшимися под большими надбровными дугами глазами.
- А куда я уеду… от них? – спросил он.
Коля кивнул на фотографию, с которой на нас смотрела его покойные жена.
Он сжал кулаки.
- М-да.
- Не нужно никуда ехать, - сказал я. – Ни во Владивосток, ни к мужу Маргариты Лаврентьевны. У меня есть идея получше.
Коля прижимал ладони к покрывавшей столешницу скатерти, смотрел на меня исподлобья. На лбу у него блестели похожие на росу капли пота. От стоявшей перед ним на столе тарелки с борщом поднимался к потолку пар.
- Ты не понимаешь, студент, - сказал Уваров. – Маргарита теперь моя женщина…
Уваров бросил мимолётный взгляд на фото, что висело на стене. Нахмурил брови. Я тоже посмотрел на изображение Колиной жены – не заметил в её взгляде ни печали, ни обиды.
- …И я несу за неё ответственность, - заявил Николай. – Я мужчина. Я должен!..
- Неси куда и что хочешь, друг Коля, - сказал я. – И накапливай долги. Вот только какой у этого смысл?
- Сергей, ты не понимаешь. Я теперь обязан!..
Я снова перебил его, спросил:
- Набьёшь Рамазанову морду? Свернёшь ему шею? Или пристыдишь его суровыми речами? Коля, я уверен, что ни одно из этих действий не принесёт ничего хорошего… тебе. Ты только напрасно потратишь время и жизнь.
Я покачал головой, сказал:
- Наиль Рамазанов для тебя сейчас всё равно что та ветряная мельница. Понимаешь? Даже если мельница и рухнет, то почти со стопроцентной вероятностью похоронит под собой и тебя. Чтобы ты знал: мужчина и идиот – это разные понятия.
Николай недовольно засопел.
Столешница под его руками скрипнула.
- Ты хороший человек, Коля, - сказал я. – Поэтому я тебе помогу. Именно тебе. Не Марго. К ней у меня иное отношение. Но это сейчас не имеет значения. Я тебе обещаю: осенью нынешний муж Маргариты Лаврентьевны согласится на развод.
Я улыбнулся.
- Тебе лишь придётся переждать лето. Хоть здесь, в деревне. Хоть в том же Владивостоке. Решай сам. Мой тебе совет: только не показывайся вместе с Марго в Новосоветске. Экология этого города сейчас вредна для вашего здоровья.
Коля приподнял голову, выпятил массивный подбородок. Он вскинул руку и пригладил волосы на своём затылке. Не спускал с меня глаз – Николай словно прикидывал, говорил я серьёзно, или пошутил.
- Почему осенью? – спросил Уваров. – Почему не летом? Почему не сейчас?
Я развёл руками, приподнял плечи.
- Потому что сейчас я, как и ты, могу лишь набить Рамазанову морду, да оторвать ему голову. А это, как я уже тебе сказал, в настоящий момент не лучшая затея. Хотя и приятная – с этим я не поспорю.
Уваров повёл бровью.
- Что изменится осенью? – спросил он.
Я взял в руки ложку, взмахнул ею, будто волшебной палочкой.
- Кое-что изменится, Коля. Для меня – многое. К осени я стану волшебником.
- Кем?
Николай чуть подался вперёд – стол устало скрипнул.
- Волшебником, - повторил я.
Дёрнул плечами.
- Что это значит? – спросил Уваров.
Он сощурился, словно взял меня на прицел.
Я отсалютовал Николаю ложкой.
- Это значит, друг Коля, что я стану почти таким же, как старик Хоттабыч. Слышал о таком? Не в том смысле, что я превращусь в старика с бородой. Я стану таким же могущественным чародеем, как он. В переносном смысле, конечно.
Я ухмыльнулся и сообщил:
- К осени директор Колхозного рынка Новосоветска уже не будет для меня ветряной мельницей. Почти не сомневаюсь в этом. А это значит, что он подпишет документы о разводе. Без мордобоя и без отрывания головы.
Я указал на Николая ложкой и добавил:
- Если тебе… именно тебе, Коля… этот развод к тому времени всё ещё будет нужен.
***
Марго с подсказки Уварова отказалась от привезённых мною денег. Сказала, что никуда не поедет («пока»). Коля заявил, что в деревне Рамазанову «никто не найдёт». Он сообщил: соседи приняли Маргариту Лаврентьевну за дальнюю родственницу его покойной жены, приехавшую «погостить на лето в деревню» (Колины бывшие тесть и тёща покоились на кладбище в Майском). А участковый (отец Ниночки) пообещал, что «прищемит все любопытные носы», если вдруг возникнет такая потребность.
В гостях у Коли я сегодня пробыл чуть больше часа. Но дольше задерживаться в деревне я не собирался, о чём и сообщил после обеда Уварову. Николай не взял с меня плату и за бензин для мотоцикла («Обижаешь, студент!»). Он признался, что позаботился о топливе для Чижика заранее: предчувствовал, что я снова приеду к нему без полной канистры. Коля выбрался из-за обеденного стола и отправился к мотоциклу. Пока Уваров заправлял Чижика, я остался в летней кухне наедине с Маргаритой Лаврентьевной.
Я наблюдал за тем, как Марго убирала со стола остатки обеда и посуду.
Снова подумал о том, что не узнал бы эту женщину, если бы встретил её в Новосоветске.
Марго будто услышала мои мысли. Она замерла. Посмотрела мне в глаза – едва ли не впервые за сегодняшний день.
- Я совсем не такая, какой ты меня описал Коле, - сказала она. – Да, Сергей, я обманула тебя тогда. Прости. Но ты мне понравился, Серёжа. Очень. А у меня до тебя почти два года не было мужчины. Мы с Наилем давно не спим вместе.
Она улыбнулась.
Сказала:
- Прости уж мою женскую слабость, Сергей Леонидович. Я не желала и не желаю тебе зла. Жаль, что ты оказался такой… наивный и глупый. Я долго вспоминала ту нашу ночь. Очень долго. Ведь у меня не было никого после тебя… до Коли.
- До Барсика? – спросил я.
Маргарита Лаврентьевна удивлённо приподняла брови.
- Кто такой Барсик? – спросила она.
- Коля Барсов. Студент, которого изувечил твой муж. Помнишь его?
- Я поняла, о ком ты
