– Эх, как руки-то чесались снять заразу с пулемета…
– Раз чесались, наломай-ка лапника с елки. Заодно и почешешь. И нос не показывайте, – скомандовал дед.
– Лапник-то зачем? – удивился политрук.
– Д-дорога песчаная тут. Следы з-замести.
– Соображаешь! – одновременно сказали Колупаев и дед.
– Не пальцем д-деланный! – отбрил Семененко.
– Не пальцем все деланы, а соображалка не у всех работает. Некоторые просто газеты туда складывают.
Политрук решил, что это в его сторону намек, открыл рот, но сказать ничего не успел, Юра опередил его:
– Еще и еду.
– Тихо вы! – перебил их Паша. – Опять немцы!
На этот раз немцев было двое и пеших. Шли со стороны, куда уехал броник. Один тащил катушку на горбу, второй чего-то жевал и разглядывал провод.
– Связисты… – шепнул политрук и тут же получил чувствительный тычок в бок от Паши и кулак под нос от деда.
Связистов проводили взглядом, пока и эти не скрылись.
– Ну и д-движение! – шепнул Юра. – Как в час пик…
– Надо было снять их! – загорячился политрук. – Эти же не в танке! Можно было ухлопать!
– Угу. А через час тут будут все кому не лень, – сказал десантник. – Без шума надо уходить!
– Врага надо убивать везде, где бы ты его не встретил!
– Слышь ты… Ты меня еще в лагере своими лозунгами достал. Может заткнешься, а? Чего в плену-то не убивал? Храбрый, блин, стал…
– Цыц, бойцы! – рявкнул дед. Захотел добавить что-то еще, но тут из-за поворота, где скрылись связисты, раздались выстрелы.
– Что за хрень еще? – воскликнул командир. – Долгих, бегом за отрядом. Остальные, за мной!
Вдоль обочины они, изо всех сил стараясь не шуметь, добежали к месту перестрелки.
Связисты лежали в обочине с их стороны дороги. Один стрелял из карабина, второй, скрючившись на дне канавы, неловко бинтовал окровавленное правое плечо и ругался сквозь зубы:
– Himmeldonnerwetter! Verfluchte Schwein!
Его 'мучения' были прекращены быстро и безболезненно. Три выстрела почти в упор и два трупа.
– Эй! На той стороне! – крикнул дед. – Кончай палить! Выходи, поговорим!
А в это время Паша-десантник и Юра ужами поползли к канаве.
– А ты кто такой? – раздалось с другой стороны.
– Лесник! – вспомнил Кирьян Васильевич недавно рассказанный Ежом анекдот про партизан и фашистов. – Выходи, давай. Только оружие свое на земельку положи. Ладушки? И не шали. Нас тут много.
Паша быстро прошарил по карманам и ранцам связистов, а Юра высунул ствол винтовки из канавы.
На той стороне помолчали. Потом кусты зашевелились и с поднятыми руками – в одной винтовка – вышел крепко сбитый, невысокий мужик в кожанке.
– Ну, вот и Леонидыч! – хмыкнул Семененко и встал. – Леонидыч! Здорово!
Леонидыч, только собравшийся положить винтовку на землю, разогнулся и, как будто не удивившись совсем, сказал:
– Тимофеич, помоги! Там Маринка ногу подвернула, я уж замаялся второ день на себе ее тащить.
– Сидите там, сейчас п-придем. – ответил ему Юра.
В этот момент за спиной деда затрещали кусты.
Партизаны, запыхавшись, выскочили на обочину.
– Слоны индийские,- буркнул дед. – Вперед!
Отряд рывком перескочил дорогу и скрылся на другой стороне.
Ежа, впрочем, дед удержал за шкирку:
– Погодь, трупы оттащим.
Ухватив немцев под руки, отволокли их в сторону.
– Тяжелые же гады… – ругнулся Еж.
– Жрут много, – ответил Кирьян Василич, когда трупы забросали лапником.
И вовремя. Потому как опять зафыркал мотор. Чудо-хрень возвращалась обратно.
А вот следы на дороге убрать не успели. Водитель через амбразуры, делавшие грузовик похожим на сумасшедшего японца, не успел их разглядеть, но пулеметчик загрохотал кулаком по кабине. Машина загромыхала кровельным железом и остановилась.
– Интересно, п-почему это немцы идиоты такие? Что б-бронелистов не могли снять с разбитых танков? Или хотя б-бы котельного железа найти не могли? – Юра так и не смог перестать удивляться сумрачности гения тевтонов.
– Чего было то и наклепали. Тебе какая разница, железячник чертов? – зло зашипел Паша. – Смотри в оба!
На другой стороне дороги тихо матерился дед. Бронегрузовик умудрился появиться именно в тот момент, когда командир оказался с одной стороны дороги, вместе с Ежом – а отряд с другой.
Из кабины, открыв дверь, высунулся фриц, толстый как Геринг с карикатуры Кукрыниксов. Подозрительно оглядев обочину, спрыгнул на дорогу и что-то рявкнул на своем гортанном. Пулеметчик вытащил ствол из амбразуры и нацелился в сторону, где лежал в кустах весь отряд. Остальные немцы, попрятавшись за полубронированными бортами, выставили стволы карабинов в боковые амбразуры.
Кильян Васильевич не успел ничего сказать, как Еж, размахнувшись от плеча, метнул одну за другой две гранаты в 'пепелац':
– Мать вашу так, забодали, козлы вонючие, домой я хочу!
С обоих сторон дороги раздалась беспорядочная стрельба. Толстый ганс сначала упал сам на землю, потом пополз под машину, но тут же успокоился, получив пулю под каску. Сначала под каску, а потом с другой стороны туловища.
А потом рванул бензобак и грязно заматерился дед:
– Да что ж ты, едрена Матрена, опять пулемет поломали! Ёж, твою мать! Почему без команды, скотина, огонь открыл?
– Так это… Вот… Захотелось…
– Ты у девки своей хотеть проси!
Грузовик полыхал так, что жар опалял лица издалека. Захлопали шины одна за другой. Пришлось обежать поодаль.
– Вперед, времени нет, уходим! – дед не стал ни знакомиться с новоприбывшими бойцами, ни заметать как-то следы. А как тут замести? Только бежать, бежать вглубь болота.
И так такого шороха понаделали – сначала положили взвод латышей, потом перебили охрану пленных, сейчас еще и связистов с дозорной машиной ухлопали.
И это называется идти по-тихому?
Через час всех тыловиков по тревоге подымут! Решат, что остатки десантников – и капец котенку, срать не будет.
Это и озвучил дед на первом привале через час.
– А чего делать-то? Ноги в руки и бегом. Резонно? – спросил Вини, когда, загремев железом, все рухнули на очередную полянку.
– Есть тут заимка одна… – сказал вдруг Валера, до того осматривавший внимательно опухшую и посиневшую ногу Маринки.
Дед покосился на него:
– Это ты про христофоровскую, что ли, лежень?
– Про нее, Кирьян Васильевич. Если уж местные энкаведешники ее найти не смогли в свое время, немцы даже с собаками хрен найдут.
– А ты, Валерий Владимирович, никак дорогу туда знаешь?
– Откуда мне знать-то? Это ты, дед Кирьян наверняка знаешь. Не можешь не знать.
