— Хорошо, я понял, а теперь скажи, как называют в Генштабе Минский выступ?
И что тут ответишь, знамо, как называют:
— Минским хреном, товарищ Сталин…
— Так вот, двадцать восьмого утром Минский х… выстрелил! Смотри сюда!
Иосиф Виссарионович употребил значительно более экспрессивное наименование органа, который я осторожно обозвал хреном. За занавеской открылась карта состояния Западного фронта на сегодняшнее утро. А Быстрый Генц опять всех удивил! Он ударил по позициям РККА по реке Свислочь в направлении на Бобруйск. Наверняка, мы ждали, что он пойдет напрямую, будет молиться по Минскому шоссе, так нет, сумел удивить, обошел подготовленные противотанковые рубежи!
— Вчера поздно вечером танки Гудериана вошли в Бобруйск. Отступающий части РККА взорвали мосты через Березину, но насколько это задержит Гудериана?
— Очень мало. Когда началась война, то основной понтонный парк был у Гудериана, но мы так успешно взрывали мосты в Прибалтике, что большую часть парка переместили туда. Сейчас Гёпнера перебрасывают к Минску. Насколько быстро идет переброска, данные разведки противоречивы. Но у Гудериана проблем с наведением мостов возникнуть не должно, если мы ему не помешаем.
— Голиков докладывал, что несколько радистов Четвертой танковой группы по-прежнему работают в районе Везенберга.
— Это один из приемов маскировки маневра танковой группы. А вот данные авиаразведки не такие однозначные. Необходимо разнести транспортный узел Минска. Снабжение ударной группы немцев сложное, там дороги под ударами. В том числе Вильно-Минск. Думаю, чтобы улучшить снабжение Минской группы надо ожидать удара на Сморгонь-Вилейку, с целью обезопасить дорогу из Вильно. И удар на Барановичи. Дорога из Бреста. Думаю, Гудериан будет двигаться по двум направлениям: удар на Рогачев с поворотом на Могилев, и по дороге Бобруйск-Могилев. А вот когда он двинет на город, тогда вступит Гёпнер: мы вынуждены будем оттянуть резервы на Быстроходного Гейнца, а неспешный Гёпнер пойдет на Могилев через Березино, или ударит на Оршу. Орша становится ключевым пунктом, из которой прямой путь на Смоленск. А туда допускать немецкие танки никак невозможно!
— Считаешь, что поворот немецких танков на Гомель-Чернигов не состоится?
— Сначала Смоленск — это ворота на Москву. Поворот на Гомель возможен, если под Могилевом-Оршей мы упремся, и потери танковых групп начнут возрастать. Это раз, вторым фактором должен быть успешный удар двух танковых групп на Черкассы и выход к Киеву. Тогда Чернигов становится важным стратегическим пунктом, а удар на Москву можно наносить через Брянск или Курск. Мне кажется, Гитлер обязательно захочет кампанию сорок первого года закончить взятием Москвы. И важнейший промышленный центр, и транспортный узел, и столица. В моей реальности от взятия Москвы зависели вступление в войну Японии и Турции, насколько это актуально в этой реальности? У Японии просто нет бензина, чтобы ввязываться в еще одну большую континентальную кампанию. Так что при неблагоприятном ходе развития событий может возникнуть соблазн выйти к Киеву и окружить части Украинского фронта. Генералитет Вермахта будет настаивать на украинских котлах. Гитлер — рваться к Москве. Третий — и самый сложный для нас вариант — вырвавшись через Днепр и заняв Рогачев ударить чрез Кричев-Рославль-Юхнов на Москву, его тоже необходимо учитывать.
— Насчет удара из Первомайска на Черкассы ты оказался прав. Именно туда пошли танки Клейста и Гота. Они пробили стык Южного и Юго-Западного фронтов. Гот двигается на Умань и очень энергично. Клейст действует вдоль железных дорог двумя колоннами на Смелу.
— Идея ясна — создать кризис под Киевом, захватить плацдарм у Черкасс, переправиться через Днепр, разрезать линию, лишая взаимодействия Южный и Юго-Западный фронты. Возникает вопрос: какими силами немцы будут наступать на Житомир? Если цель — Киев, то без Житомира Украинский фронт не обрушить. Пока неясно.
— Мы решили создать еще один фронт — Киевский. Это 29-я армия, что под Кировоградом. 33-я армия, которая формируется в Киеве, 56-й стрелковый корпус, мы его перебрасываем из Полтавы в Черкассы. Гинденбурги у нас закончились. Кого на фронт ставить? Вот в чем вопрос!
— Ватутина надо ставить! Он справиться!
— Ватутин, говоришь, а что, посоветуемся с товарищами. Будет у нас Киевский фронт с товарищем Ватутиным во главе или нет. Я думал, Баграмяна скажешь… да…
— Баграмян скоро будет Данию от немцев чистить. Он человек занятой. Нам бы его пока что не трогать, и в Норвегии надо поторопиться — тем более, что наглы, извините, англичане в Швецию и Норвегию идти отказались, а контроль за шельфовой нефтью и газом Норвегии для союза социалистических государств более чем важен.
— Хорошо, Алексей. Тебе особое поручение: берешь 27-ю и 28-ю армию, формируешь фронт, Могилевский фронт будет. Линию Орша-Могилев-Гомель надо отстоять. Приказ Ставки заберешь у Василевского. Выезжай немедленно.
— Будет сделано, товарищ Сталин!
А что я еще должен был ответить?
В Генштабе в приемной Василевского встретил Тюленева, он только что вышел из кабинета, оказалось, что вчера был тяжело ранен Штерн и Иван Владимирович получил назначение на его место. Долгого разговора, как и ожидания не получилось, меня почти сразу же пригласили в кабинет начальника Генштаба. Получил задание, оказывается, штаб фронта был практически сформирован, разделили управление 27-й, самой укомплектованной армии, добавили нескольких специалистов, а я попросил дать мне начальником штаба Михаила Ивановича Злобина, толкового специалиста, умного и обстоятельного штабиста, правда, склонного к теоретической работе, лишенного инициативы, а вот как раз такой придирчивый и внимательный работник мне и был нужен. Инициативы у меня за троих: мне в упряжку исполнителя подавай, да еще толкового. Дело в том, что у Злобина были какие-то «терки» с Василевским, вот я и решал две задачи: убрать градус напряжения в Генштабе и получить хорошего начштаба[3].
И вот, в итоге, трясусь с товарищем Жуковым, напросился к нему в гости, как только принял фронт и раздал первые указания. Мне сейчас крайне необходимо наладить контакт с соседом. Жуков не в настроении. Назвать нашу встречу ритуалом расшаркивания никак нельзя. Я не знаю, кем считает меня Жуков: выскочкой, сталинским фаворитом, кто в его голову заберется? Я его по-прежнему считаю маршалом Победы и одним из самых выдающихся полководцев нашего времени, с ним рядом можно поставить только Рокоссовского, но это мое личное мнение, и ни на что большее не претендую.
— Надо было резать Минский хер намного раньше! Объясни, почему 28-ю перебросили под Могилев, а не на Барановичи или Бобруйск? Можно было двумя армиями ударить на Минск и никакого бы наступления не было бы!
— Георгий Константинович! Гудериан бы удар 28-й легко парировал, а по 27-й ударил бы Гёпнер.
— Ты так и настаиваешь на том, что Четвёртую танковую группу немцы перебрасывают под Минск?
— Ленинград — крупный промышленный центр и база Балтфлота, немцы бы рвались к нему, если бы не наша активность в Финляндии. А так — понимают, что взять сходу город не смогут, а на блокаду после нашего продвижения к Хельсинки рассчитывать не стоит. Да, они перебрасывают войска в Данию — им надо пробиться к шведской руде. Но это не столь уж и критично, кроме того, там танковой группе делать нечего. Так что перебросить сюда и создать мощное давление, организовать стратегический прорыв — самое разумное.
— Значит, сюда. И будут идти по кратчайшему пути к Москве, я правильно понимаю?
— Все верно. Но у Минского хера есть один хороший для нас момент — всего две линии снабжения через Заславль и Столбцы. Уверен, что немцы ударят у тебя на Сморгонь и Вилейку, чтобы линию снабжения обезопасить максимально, возить по чугунке грузы под обстрелом то еще удовольствие. Вот я и хочу, чтобы ты ударил на Красное-Заславль. Тогда от твоей Сморгони они отстанут.
— Ты верно придумал, да и приказ Ставки я получил, но сделаю по-своему. Я лучше обстановку знаю. Буду атаковать на Засьцянки и Молодечное.
