него при себе полная сумка денег. Проверять, впрочем, было уже поздно.
Краснослав широко зевнул, ещё раз оглядел поле битвы. Аборигены стонали от боли и тихо ругались. Ему как-то даже стало жалко этих парней. Кувалда расстегнул портфель, следуя за каким-то неведомым порывом души, вытащил тонкую пачку мелких ассигнаций. Не слишком много, но более чем достаточно для любого обитателя ночного Петрограда.
— Фельдшера себе позовите, — сказал он, бросая деньги на землю, рядом с лежащими гопниками.
В ответ один из них его непечатно обругал, так что Кувалде пришлось заткнуть наглеца пинком в голову.
— Я сказал. Фельдшера. Позовите, — отчеканил капитан.
Ещё секунду он стоял и смотрел на них, а потом развернулся и ушёл, не говоря больше ни слова. День и без того вышел насыщенным, и Кувалда мечтал только добраться до постели и наконец отдохнуть.
Глава 36
Отдохнуть и поспать, даже несмотря на то, что официально сегодня был выходной, Кувалде не удалось. С самого утра его растолкал Семён и объявил, что сегодня они идут в церковь. Краснослав, вернувшийся под утро, попытался увильнуть от такого удовольствия, но князь Сволов умел быть настойчивым, и капитану пришлось вставать. Единственный выходной был безнадёжно испорчен.
Поспал он от силы часа полтора, и пусть даже он был привычен к тяготам и лишениям, ни в какую церковь идти не хотелось. Ночью ему пришлось прокрадываться мимо вахтёрши, и это заняло едва ли не дольше, чем весь путь от кутузки до общежития.
Князь выглядел нарядным и свежим, Краснослав, наоборот, помятым, небритым и злым.
Походы в церковь являлись обязательными для всех учащихся, и просто так, без веской причины, пропустить их было неимоверно трудно. Кувалда подумал, что это нечто среднее между партсобранием, брифингом и воспитательной работой, а значит, там можно будет поспать ещё. Спать стоя Кувалда научился давным-давно.
Они вышли из комнаты, в коридоре уже толпились соседи.
— Прям-таки обязательно, да? — понуро спросил Краснослав. — Вот прямо вообще без этого никак?
— Никак, — отрезал Семён.
— Жаль, — вздохнул Кувалда, изо всех сил пытаясь сдержаться и не зевнуть.
Людской поток вынес их к воротам Гимназии. Кувалда осмотрелся вокруг, тут и там находя знакомые лица в толпе студентов. Командовал этим парадом, к удивлению капитана, физик Христофор Никанорович, а директора нигде не было видно. Немец, похоже, имел право воскресную службу не посещать.
Гимназистов построили согласно курсам, и Кувалда ощутил давно забытое чувство, когда стоишь в одном строю плечом к плечу с товарищем. Вот только в отличие от армейского строя, тут никто не пресекал разговоры, шепотки и смешки, отчего Краснослав злился ещё больше. Но призывать к порядку было бесполезно, он бы только выставил себя на посмешище.
Когда все построились и преподаватели наконец всех пересчитали, шумная процессия побрела в сторону храма, перекидываясь похабными шуточками. Ничего не указывало на то, что гимназисты идут на воскресную службу для исповеди и причастия, один только Семён, шедший рядом с Кувалдой, морщился, заслышав очередную пошлость. Кувалда же, привычный к грубому солдатскому юмору, не обращал внимания, понуро шагая вслед за остальными.
Императорская Гимназия считалась местом элитным, и храм, в который ходили ученики, был ей под стать. Огромный величественный собор, сверкающий золотом и бирюзой на гигантских куполах, стоял на берегу одного из многочисленных петроградских каналов, устремляясь ввысь острыми маковками. Над всем этим великолепием возвышалась колокольня, увенчанная золотым куполом.
Колокола звонили, созывая всех на службу, перекликаясь с другими, и звон наверняка был слышен не только в городе, но и далеко за его пределами.
Церковь была полна народом.
С правой стороны — мужики: простые горожане в новых суконных кафтанах, в сапогах, дородные купцы в длинных сюртуках, обшитых шёлковой тесьмой по краям. Слева — бабы в ярких шёлковых платках, в синих, зелёных, красных, пёстрых юбках, скромные старушки в белых платках и серых кафтанах. Все крестились и кланялись, дети, подражая большим, старательно молились, когда на них смотрели.
Золотой иконостас горел свечами, с клиросов слышались напевы, в которых причудливо смешивались густые ревущие басы и тонкие мальчишеские дисканты.
В центре стояла аристократия, туда же и прошли гимназисты.
Кувалда будто снова провалился в другой мир, торжественный и по-своему прекрасный. Золото искрилось, отражая огоньки тысяч свечей, пахло воском и ладаном. Краснослав огляделся вокруг, поражённый великолепием. Суровые строгие лица смотрели на него с икон, и он почувствовал, как что-то шевельнулось в душе, особенно, когда он увидел на иконе всадника. Кувалда отделился от толпы одноклассников и подошёл к всаднику поближе.
Человек в доспехах, верхом на белом коне, держал в руках копьё, которым пронзал змея. На лице его не было ненависти, только мрачная решимость, и Кувалда замер перед иконой, будто окаменевший. Змей под ногами коня выглядел точь-в-точь как рептилоид, с которыми тысячелетиями сражался народ Краснослава. Вокруг головы всадника светился нимб, в котором Кувалда без труда узнал блеск ауры просветлённого.
Кувалда перекрестился, глядя, как это делают все остальные. Никакого чуда, конечно, не произошло, но каким-то образом ему стало легче и спокойнее, а решимость и дальше сражаться с рептилиями везде, где только можно, усилилась и окрепла.
Он погрузился в мысли, стоя перед иконой, вспоминая, где вообще встречал рептилий после того, как попал в тело Сычёва. Первым был английский посол, который сбросил шкуру и сбежал неизвестно куда. Вторым был революционер-арестант. Цепочка «рептилии-англичане-революционеры» сложилась в одно целое, в стройную и понятную гипотезу. И эту цепочку теперь нужно было размотать с другого конца.
Кувалда знал, что у рептилоидов тоже есть своя иерархия. И чтобы добраться до самых высокопоставленных рептилий, до тех, которые принимают решения и руководят всеми тайными операциями на этой планете, цепочку нужно будет распутать полностью.
Вдруг он почувствовал, как кто-то тихонько толкает его в плечо, и тотчас же обернулся. Семён, явно раздражённый невниманием Краснослава, незаметно указал на священника, который начинал литургию. Вид толстого попа, колыхавшегося под рясой, словно огромный холодец или английский пудинг, совершенно сбил Кувалду с толку. Казалось, будто он только что был наедине с таинственным всадником-драконоборцем, который вселил в его душу уверенность и спокойствие, а теперь
