Одну девушку в строгом платье и жемчугах утешает юноша в лиловом жилете, видимо, они пара. Две другие — по виду сестры — сидят, держась за руки, на низком диванчике. Некоторые юноши на полу, некоторые стоят, откинувшись к стене. Хоть убейте, я никак не смогла бы определить, кто из них — упомянутый Офицер. Самое забавное было то, что все, абсолютно все были под каким-то воздействием! Вокруг каждого арестанта была или дымка, или свечение, или какие-то пятна. А у одного и вовсе все пальцы светились разноцветными огнями — их что же, не обыскивали?
Скрипнула дверь, в комнату заглянул Рудый.
— Видите что-то, лирра?
— Они все увешаны артефактами, да? — спросила я.
— Скорее всего. Мы специально оставили как есть.
— Вон тот, кудрявый с усиками — у него больше всего штук. А у обеих девушек на диване серая дымка. Не как у «зеркала», но все же воздействие.
— Понял. Тот, с усиками — наш любимчик.
— Офицер?
— Он самый.
— Снимите с него кольца. И еще… мне кажется, он тоже под воздействием. На вид словно пьяный, его аж пошатывает.
— Да, это побочка наших зелий. Он первый на допрос. Наблюдайте.
Я наблюдала. Нервно озирающегося парня привели в кабинет, усадили на стул. Подали ему стакан воды, который он, расхохотавшись, выплеснул в лицо Рудому. Ферзь спокойно утерся белоснежным платком, что-то сказал, отчего Офицер страшно побледнел и еще больше осунулся. Кольца снял безропотно, положил в указанный ящик.
Рядом со мной появился Гродный, оперся на спинку стула. Я поежилась, отодвигаясь.
— Что видите, Ольга Дмитриевна?
— Булавка для галстука — тоже артефакт, — сообщила я. — Не то, чтобы он воздействует на что-то. Нет. Такое ощущение, что оно спит. Каких-то других признаков не наблюдаю.
— А в целом?
— Мне кажется, он в отчаянии. Что такого сказал ему Ян?
— Напомнил про сестру. От нее уже отказался жених, не желает быть связанным с семьей, где вырастили революционера.
— Ясно.
Наверное, мне было его жалко. Наверное, он хотел добра для своей страны: ведь хотел же, правда? Только его добро было с кулаками. Он не пошел кормить нищих или работать волонтером в больнице, нет — он организовал заговор, подготовил катализаторы, уговорил двенадцать юношей и девушек наложить «зеркало» на своих отцов или дедов.
— Почему они решились убить родных? — спросила я Йозефа. — Софью я хоть немного, но понимаю. У нее и отец не родной, да к тому же Королевский Палач. А остальные?
— Офицер — очень сильный менталист, — вздохнул Гродный. — И умный. Он нашел слабое место каждого. Только знаешь… Откуда у него сведения, к примеру, о сестрах Моховых? Или о том, что Кристиан Розов не так давно проигрался в карты?
— И откуда у него список членов тайного совета магов? — раздался знакомый голос из дверей.
— Саша! — я едва удержалась, чтобы не бросится Лисовскому на шею, так я была ему рада. — Ты приехал!
— Отвез Софью в поместье, раз уж ее муж, — он выделил это слово особо презрительно, — не соблаговолил позаботиться о беременной супруге, и сразу сюда.
— Софья в положении?
— Уже точно.
Он встал рядом со мной, оттеснив Гродного, и положил ладони мне на плечи.
— Так много вопросов… Видишь ли, наряду с официальным Советом Магов есть еще совет тайный. Полностью его созывают крайне редко, но все члены — обладатели каких-то уникальных особенностей. Я, как ты уже знаешь, сильнейший в Орассе менталист. Серафим Розов — лучший из целителей, его смерть — колоссальная потеря для этого мира. Сергий Моховой — портальщик. К счастью, девочки не смогли наложить заклятье. Магии в них немного, к тому же они действовали так неуклюже…
— Нарочно?
— Скорее всего. Узнаем. Где ты остановилась? Я заезжал в дом к Субарову, он пуст.
— У Яна.
— Собирай вещи. Я против.
В другое время я бы посмеялась над его категоричностью, но сейчас прильнула к стеклу:
— Булавка! Булавка заработала! Она словно поглощает магию Яна!
Что Ян давил на Офицера ментально, я поняла еще в начале допроса: от него словно шли волны в сторону юноши. Но тогда булавка с алым камнем «молчала». Сейчас же эти «волны» скрутились в спираль вокруг странного артефакта.
Йозеф кивнул и выбежал. Через пару мгновений он ворвался в кабинет и сорвал с шейного платка допрашиваемого серебряный зажим. Тот вскочил, замахал руками, страшно побледнел и вдруг осел на пол. Изо рта у парня пошла пена.
— Разрыв кровной привязки с артефактом, — прокомментировал Алекс, больно стиснув мои плечи. — Очень скверно. Почему не сняли сразу? Впрочем, возможно, это бы его не спасло.
— Он… умер?
— Да. Что можешь сказать об артефакте? Конечно, его изучат наши люди, но ты мыслишь совсем по-другому.
— Эта штука похожа на микрофон, — сглотнув, предположила я, поймав его ладонь и крепко ее сжав. Пальцы у меня дрожали. — Мне кажется, где-то должен быть и приемник.
— Что такое «микрофон»?
— Это штука, позволяющая передавать звук на расстоянии.
— Хм, артефакт связи. Они существуют, но очень ограниченного действия. Еще есть предположения?
— Да. Офицер — лишь посредник. За ним стоит кто-то более могущественный.
— Я тоже так думаю. Вся эта ситуация… мне это, к сожалению, знакомо. Такое ощущение, что камень, тридцать лет назад запущенный в небо, возвращается.
— Ты о чем?
— Ты веришь в Бога, Оль?
— Да.
— А я нет. Но сейчас мне кажется, что там, на небе, кто-то подбивает старые долги.
Глава 35
Синица в руках
Ян бесновался. Ян рвал и метал. Ян крыл «тупоголовых артефакторов» самыми гадкими словами. Из-за их невнимательности он только что потерял главного подозреваемого, да-да, именно из-за них. Сам он в артефактах не разбирался совершенно, доверился профессионалам, и вот что вышло! Ему робко напомнили о том, что он сам не велел арестантов обыскивать, чтобы они не чувствовали себя униженными раньше времени, но Ферзь только заявил надменно, что обыск — это одно, а потенциально убийственные штуки — совсем другое.
Признаться, я была в нем разочарована. При знакомстве он показался мне таким галантным, таким вежливым, просто очаровательным, но теперь из всех щелей у него перло самолюбование и непомерная гордость. Больше всего мне в этой ситуации было жалко Софью. Муж у нее был гад и засранец.
Мне позволили уйти домой, и я, теперь не возражая, собрала вещи и перевезла их в дом деда. Лисовский настаивал, чтобы к нему, но я указала ему, что это будет крайне неприлично.
— Если бы ты согласилась стать моей женой, было бы вполне прилично, — спокойно ответил он, обжигая меня взглядом.
Я растеряно посмотрела на него, не понимая, шутит он или снова… делает предложение.
— Мне казалось, что мы закрыли эту тему, — неуверенно сказала я.
— Не, не закрыли, — возразил Александр. — Я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой.
Я молчала, не зная, что на это ответить, но он и не требовал ответа.
— Остаться на ночь хотя бы позволишь?
— Оставайся.
Он расположился в гостиной, а я отправилась осматривать свои новые владения. Дом был гораздо больше, чем у Рудова, но весь заброшенный, запущенный. Мебель вся закрыта белыми чехлами, обои местами отваливались, на втором этаже на богатой когда-то лепнине — плесень. В спальнях голые остовы кроватей, белье, найденное в шкафу, отсырело и пахнет затхлостью. К проживанию пригодны только три комнаты на первом этаже. В огромной кухне работает одна лишь дровяная плита, и та совсем дряхлая.
За домом следит пожилая семейная пара. Я спрашиваю у них, сколько выделяется денег на содержание дома: всего дюжина златников в год. По их словам, некогда это была огромная сумма, а теперь — слезы. Отсчитываю им десять золотых монет из выданного Отделом маг учета жалования — пусть хоть продукты купят. Понятно, что жизнь в столице дорогая.
Пока я исследовала дом, льер Лисовский благополучно уснул на диване в гостиной, я укрыла его одеялом и сама приготовила ужин.
