зовут. Пора идти в каюту. К сибирским морозам я привычен, но прибыть в Англию с простудой — не самая лучшая затея.
Финальная интерлюдия
Часть вторая
— Любезная сестрица, как дела у кузины?
— Гораздо лучше, чем предполагали скептики, собратья по скальпелю нашего Кляйнефогеля. Манипуляционная рана уже затянулась, кузина Аннушка улыбается и смеется, и последние сомнения, стоит ли отдать ее в Смольный институт, рассеяны. Кузина боится лишь насмешек соучениц.
— Над чем же, сестрица?
— Ее объявят врушкой. Девочки увидят последствия хирургической манипуляции, забросают вопросами: что ты ощущала, когда доктор оперировал твое лицо, а она ответит: «Спала».
— Пусть скажет: это новый, особый опыт, проделанный надо мной, а теперь такие же манипуляции будут распространены в столице. Она не обманет и здесь: нашего Кляйнефогеля ждут новые манипуляции, а значит — новые разговоры в салонах об этом волшебнике скальпеля.
— Так этот оператор не возвращается в Москву? Я слышала, что начальство командировало его лишь на неделю…
— Госпитальное начальство в нашей славной Первопрестольной получило письмо от Петра Петровича с рекомендацией не возражать, если доктор Кля… говоря проще, лекарь Пичугин задержится в столице до Святок. Нашлось немало пациентов и особенно пациенток, заинтересовавшихся любопытным опытом. Например, графиня Каменская…
— Петр Петрович — это…
— Новый военный министр Коновницын. Он не мог устоять перед настойчивостью родственников знаменитого фельдмаршала, пожелавших, чтобы с их дочерью была произведена безболезненная манипуляция. Бедняжка стала жертвой то ли небрежности горничной, то ли своего… гм… непростого наследственного характера: в чулке была забыта игла, которая вонзилась в пяту и там обломилась. Как ты помнишь, такая же печальная история была и с великим Суворовым, но хромота не мешала ему одерживать победы, а вот танцевать хромая — непросто. Увы, обычные хирурги не решались подступиться к графине: после начала манипуляций они были обруганы и побиваемы. Теперь же манипуляция пройдет во сне и злосчастная иголка будет отыскана.
— Благодарю за полезный рассказ. Непременно перескажу его кузине, чтобы она порекомендовала будущим подругам по Институту погружаться в манипуляционный сон, если им захочется удалить бородавку.
* * *
— Брат Жорж, так как я не удостоился чести стать секундантом на дуэли капитана Новгородцева и майора Розенгольца, а ты был приглашен эскулапом, расскажи о подробностях этой истории.
— Не расскажу больше, чем ты уже знаешь, брат Серж. Чтобы смыть оскорбление кровью, дуэлянты прибегли к саблям и ограничились легкой порчей рубах и царапинами, почти не стоившими мне трудов. Не слишком увлекательная дуэль…
— Брат Жорж, ты говоришь так, будто недавно стал участником более увлекательного поединка.
— Да. И это была дуэль на микроскопах.
— Это что-то вроде перевернутой подзорной трубы?
— Брат Серж, я лучше понимаю в твоих саблях и пушках, чем ты — в орудиях науки. Микроскоп позволяет разглядеть различных невидимых существ, в том числе и тех, кто доставляет нам немало неприятностей и сводит в могилу раньше времени. Я уже рассказывал тебе о лекаре Пичугине, приглашенном в столицу для особых хирургических манипуляций, производимых в искусственном сне пациента?
— Да, и, кстати, идея не кажется такой уж абсурдной, как вспомнишь нашего дядюшку, который лег под хирургический нож живым, но живым не встал. Так что, кто-то из коллег усомнился в его методе?
— Не в этом деле. Он был приглашен в Академию и в присутствии студиозов моего возраста рассказывал и про искусственный сон, и про меры, принятые им в московском госпитале: например, доктора и служители могли подходить к пациентам, лишь помыв руки и сполоснув их особым раствором. Представь, нашелся оппонент — мсье Рамбуа, достаточно пренеприятный тип, считающий, что его происхождение уже является вкладом в российскую медицину. Он сыпал галльскими остротами, например, что умывать руки положено перед летальным вердиктом. Дело чуть не дошло до рукоприкладства, но нашлась мудрая голова, предложившая научную дуэль. Был установлен микроскоп, взят соскоб с кожи на ладони одного из присутствующих, после чего тот же подопытный доброволец обработал руки по предложенной методе, и соскоб взяли снова.
— И что же, брат Жорж?
— Метафора, легко понятная даже тебе: если первый соскоб напоминал базарную площадь в воскресный полдень, то второй — в полночь. Мсье Рамбуа пришлось признать неправоту, а Пичугина несли на руках как триумфатора.
Собеседники чуть помолчали, затем беседа продолжилась:
— А что, брат Жорж, дорого ли стоит микроскоп?
— Зачем тебе, брат Серж?
— Есть задумка… Помнишь, рассуждали мы с тобой про темноту крестьянскую, коей заражены и мещане, да что там, купцы с дворянами не лучше?
— Это ты к чему? Погоди-ка… я ж тебе еще не рассказал, что на другой день в «Ведомостях» прописали открытые дебаты и публичные опыты на кафедре Санкт-Петербургской академии…
— А я читал. Говорят, опыты сии весьма зрелищны, очередь к тем микроскопам выстраивается. Посмотреть, какие звери в гниющем мясе живут, какие в капусте или в чистой ране. И какой состав их лучше убивает. Вот ежели устроить подобный аттракцион в крупных городах да цену в пять копеек за входной билет установить… а под это дело подать заявку на научную работу! И статью потом самому Пичугину на рецензию послать? Мол, по его методу? Думаю, не откажет!
— Хм… Хм.
* * *
— Иваныч, ты чего-то совсем не в духе. Давай-ка по чарочке да возвеселимся.
— Да хоть ведро, легче не станет! Такого жернова на душе сто лет не было.
— Это из-за нового капитана, что ли?
— Из-за него, змия. Взялся то ли из Тулы, то ли из Нижнего, неважно. Такая тварь подколодная, не дай господи тебе, Ефимыч. Вот представь, я бы к тебе пришел в честное заведенье да стал тараканов на столах считать и по каплям мерить, сколько ты наливаешь.
— Не обижай, Иваныч. Мое тараканье стадо скудно, а мерку кабацкую я блюду.
— Вот и я к тому, что тебя в жисть так не обижу. А этот…
— Деньгу выжимать стал?
— Если бы! Все иначе. Объехал раз будки на Москве, собрал все лебарды, что наш брат к стене слонит, да привез губернатору. Тот оружие велел вернуть, но сказал, что коли еще раз мы спать будем, лебарду снаружи оставив, то взгреет, как не бывало. А этот аспид еще все ходит, смотрит, делом не дает заниматься — табачок тереть да продавать. Гоняет почем зря — дескать, не сиди в тепле, ходи по своему участку да поглядывай! Патреты словесные, что от начальства присылают, учи! Чтоб опознать злодея, коли мимо шляться станет… ты такое слышал ли? Чтоб я всем побродягам да пьяницам в рожу заглядывал да носы со лбами им мерил — не сойдется ли с патретой той! Черт его ж разберет, отродясь такого не бывало! Принесло на нашу голову…
— Можа, перетерпи, натешится, глядишь, да отстанет? Или пошлют куда в другое место.
— Как же, жди! Крепко уселся, сказывают. И порядки свои вертит с генеральского дозволения.
— С чего же он в таком почете у начальства?
— Служака, сталбыть, зело проворный да ушлый. Нашел, где подольститься. И в жены, сказывают, губернаторскую дальнюю вдовую родню взял, с приданым. Сам! У них на венчании, сказывают, посаженым отцом был! А этот и рад стараться. Да вот те пример! В Сухаревской части скорняжную мастерскую поломали, шубы украли да меха. Начальство возмутилось: найдите! Тамошний квартальный стал блеять, мол, как искать-то? Где ж их, охальников, теперь найдешь, давно след простыл! А этот новый обернулся, развернулся, шасть куда-то за город, а потом явился с каким-то барином и его собакой. Собачонка-то мелкая, с вислыми ушами, тьфу, одно слово. Но след воровской взяла да и привела команду в подвал за пять дворов от мастерской. Ну а там вся честна компания, пьяные да веселые. И шубу уже перекраивают. Вона как! «По горячим следам», сталбыть, раскрытие — так в официяльной бумаге сказано.
— Эх, такого шустрого да ушлого за просто так не пересидишь. Чисто новой метлой выметет. Что ж ты думаешь делать, Иваныч?
— Попрошусь у начальства в Ярославль али в Тверь перевести, где нет такого змея. Дослужу уж спокойно. Стар я новые шутки шутить, чай, не собака вислоухая, чтоб фокусы для начальства-то разыгрывать.
Финальная интерлюдия
Часть 3
— А вот пироги, всем пирогам сапоги, всем царям на зубок, честному люду на сыток! — звонкий мальчишеский голос перекрывал базарный гомон влегкую.
На крикуна оглядывались, кто с недовольством, кто со смехом. А кто и подзатыльник бы выдал, да вот беда: зазывала голосил не сам
