class="p1">— Может, отойдем, где потише, — шепнула мне Маша, — Танцы еще и не начались, а я уже что-то устала от всего этого народу.
— Ну пойдем, — пожал я плечами.
Мы отошли с площади. Прошли через небольшой парк, прятавшийся от уличного клубного света в кронах раскидистых каштанов. Сели на лавочку, что была неподалеку.
— Мне тесновато, когда так много народу, — поправила Маша беленький воротничок своего платья, — да и душно сегодня. А от них, — она кивнула на гомонящую площадь, еще душнее.
— Уйдем, если хочешь, — сказал я.
— Да нет-нет, — торопливо ответила Маша, — я танцевать хочу. Говорят, — она посмотрела на меня, — что ваши Весельчаки даже медленные танцы играют.
— Никуда я не пойду! Чего вы пристали⁈ — Услышал я вдруг Светы, сестры моей звонкий голосок.
Звук этот, как током пробил все мое тело. Я тут же подскочил с лавки, под испуганный Машкин взгляд. Уставился на темнеющую в сумерках кучку народу, что стояла поодаль от площади, внутри парка.
— А ты кто? Фамилия! — Нервный, дрожащий Сашкин голос.
— А тебе зачем? — Другой, неизвестный мне, грубоватый.
— Да зачем тебе этот каланча нужна? — Еще один, — поехали, игрушечку, к нам в аул!
— Я тебя сейчас сам в аул отправлю, — сказал я холодно, забыв обо всем на свете. А потом направился в темноту, туда, откуда слышались возбужденные голоса.
— Я из Милиции! Чего вы к ней цепляетесь⁈ — Кричал Сашка.
Света же, глаза на мокром месте, перепуганным ребенком стояла рядом с ним в небывалом оцепенении.
— Да что ты ругаесся? — Улыбался ему чернявенький невысокий паренек, — знаем мы вас таких, милиционеров.
— В прошлый раз, — начал другой, пухлый, но молодой парень-черкес с большим животом, натягивающим цветастую рубаху, — сестра моя орехи по станице собирала, чтобы сдать, так ей тоже сказал мужик, что он из милиции. Что нельзя орехи тут собирать. А что оказалось? Наврал! Колхозником он обычным был! И ты врешь?
— Эй, красавица, да не плачь ты, — говорил невысокий, но коренастый молодой черкес, — у нас, в ауле вам лучшей будет, чем тут! Поехали с нами!
Я шел быстро. До боли сжимал кулаки. Обычно, понимал я, холодным своим умом, что могут быть последствия за драку. Понимал и принимал их, если уж без драки было никак. Готов был ответить.
Сейчас я то же самое ощущал. Даже не смотря на то, что с черкесской молодежью у нас дело иметь не каждый хотел. Потому как известны были случаи кровной мести, разбойных нападений и прочих бесчинств, что устраивали черкесская молодежь тут и там в крае.
Естественно, такие их преступления пресекались милицией, и виновных наказывали. Черкесская община всячески осуждала виновников, но лихих, бесшабашных черкесят от этого не становилось меньше. Хоть и далеко не каждый из них, был таков. Но как и везде среди других народов, находились и в ауле всякие негодяи.
Жила черкесская община в ауле под Красной. И излюбленным занятием молодых аульских парней, было увозить с Красной молодых девочек-станичниц прямо к себе. Чаще всего, по их же, этих девочек, желанию.
— Ну что же ты плачешь? — Улыбался невысокий черкешонок, — поехали с нами! У нас плакать тебе больше не придется!
Я решительно вошел в группу. Встал между черкесской молодежью и Александром со Светой.
Трое черкесов уставились на меня удивленно.
— Игорь? — Услышал я за спиной тихий Светин вопрос.
— А ты, парень, кто такой? — Нахмурился толстый, — чего лезешь не в свое дело?
Остальные двое посмотрели на меня мрачно. Не отрывая взгляда, они молчали. Прекрасно понимали, что случись чего, на их стороне преимущество. Хотя бы и численное.
— А тебе чего от моей сестры надо? — Сказал я холодно, — не видишь, что ли, она гуляет со своим женихом?
— Да это ж разве жених? — Сказал коренастый, — так, непонятно что. Вот Альмир наш, — кивнул он на худощавого, — вот это жених. Что надо жених. Любому вашему, станичному, жениху жених. Так что, — он растянулся в улыбке, — ты сам радоваться должен, что твоей сестре предлагают к нам жить пойти.
— А я вам предлагаю катиться к чертовой матери, — сказал я холодно.
Они замолчали. Переглянулись. Коренастый, начал что-то на своем шипящем языке. Худощавый, которого назвали Альмиром, подхватил, ответил парой непонятных слов. Потом заговорил толстяк, и вся троица засмеялась.
— А по-русски? — Нахмурился я, — боитесь говорить?
— А ты нам не указывай, — огрызнулся коренастый, — на каком языке нам разговаривать. Ни то дам тебе прямо по голове.
Я увидел, как у худощавого в руках блеснул нож, который, он, впрочем, тут же спрятал за спиной.
— Ну тогда, — я принялся закатывать рукава рубашки, — интересно мне вот что.
— Что?
— На каком языке ты орать будешь, когда я тебя стану бить?
— Игорь, — шепнул мне за спиной Саша, — не надо. Тут у нас постовые где-то ходят. Я сейчас за ними…
— Да? Ну, попробуй ударь, — улыбнулся худощавый.
— Нож выбрось, — ухмыльнулся я, — или так, на кулаках, кишка тонка драться? Только железяками размахивать можешь.
Молодой сгорбился. Его правильных черт кавказское лицо неприятно сморщилось. Кажется, я добился, чего хотел. Зацепил его гордость. Видя своего приятеля, остальные двое, будто бы даже напугались, глядя, как он закипает.
— Ладно-ладно, — первым не выдержал полный, поглядывая на милицейских постовых, что заинтересовались группкой, стоящей в тени и уже приближались, — ладно тебе, брат. Не стоит он того.
Толстяк аккуратно тронул худощавого своей крепкой рукою за плечо, потормошил. Альмир будто бы проснувшись ото сна, вздрогнул. Искривил смуглые, очень темные в сумерках губы.
— Сержант Владимир Кустов, — приблизился, отдавая честь милиционер, — что у вас тут за митинг творится?
Вместе с Кустовым приблизились еще двое постовых. Все представились, отдали честь.
— Да ничего! — Тут же повеселел худощавый Альмир. Показал пустые руки, — ничего! Просто хороших знакомых встретили!
— Угу! Знакомцы наши, — подтвердил коренастый и приблизился ко мне, протянул руку, — до свидания, друг дорогой!
Я опустил взгляд на его пятерню, но больше даже не пошевелился.
— Ходи, оборачивайся, — шепнул коренастый.
— Чего? — Ухмыльнулся я, — громче, а-то я не расслышал.
Черкесенок зыркнул на милицию, втянув голову в плечи, неприятно скривился. После вся троица ушла.
— Сань, нормально все? — обратился милиционер к Сане.
— Пойдет, — посмотрел в спины удаляющимся черкесятам Сашка.
— Хорошо что вовремя успели, — сказал один из милиционеров, — нам тут, на клубе, драки не нужны. В прошлом месяце уже так двоих «товарищей» задержали. Повздорили из-за девицы.
— Обычное дело, — кивнул Кустов.
— Может, догоним? — Спросил третий, глядя на удаляющихся черкесов, — и в уазик их? Для профилактики.
— Да за что? — Зыркнул на него сержант, — энти хитрые. На глазах милиции лишнего не сделают.
Когда мы распрощались с милицией, Света бросилась мне на грудь, прижалась.
— Да что ж нигде нет мне покою? — всхлипнула она, — то Серый! Теперь вот это!
Ох… Разве ж можно ей, Светке, рассказать, что виной всему ее девичья редкая красота, которую она и сама, по возрасту своему, еще не осознает до конца. Раньше, думал я часто над этим. Что именно Светина красота стала причиной ее смерти. И от этих мыслей всегда было мне до жути невесело.
Это сейчас она еще почти дите. Не ушли из ее лица детские округлые черты. А вот через несколько лет, когда полностью оформится Светка, станет она еще краше нынешнего. И каждого мужика придется от нее отгонять, потому как проходу ей не будет.
— Спасибо, Игорь, — смущенно сказал мне Саша, — если б ты не появился, я бы против них троих и не смог бы стоять. Конечно, — он посмотрел на прижавшуюся ко мне Свету, — не дал бы им Светку в обиду. Но непонятно, как бы оно все покатилось без тебя.
Я улыбнулся, отнял Свету от груди.
— Хочу домой, — всхлипнул девушка, — не хочу больше тут гулять.
— Сань? — Спросил я.
— Ммм?
— Отведи Свету домой, пожалуйста.
— Хорошо, — опустив глаза, ответил Саня, — сейчас мужиков кликну. Наряд нас с ней быстренько домчит. И еще, — Саня глянул по сторонам. Приблизился, — можно тебя на два слова. Хочу кое-что сказать.
— Пойди, Света, — подтолкнул я сестру к площади, — на светлом постой. Сейчас Саня тебя домой отвезет.
— В общем, — сказал молодой милиционер, провожая взглядом мою сестру, — чувствую я теперь перед тобой вину, что так сегодня вышло.
— Ничего, — вздохнул я, — бывает иногда.
— Да не, — покачал Саня головой. — не. Хочу как-то тебе теперь взамен
