Марков тут же нехотя дернул плечом — все понимает этот англичанин, ибо побледнел, в отличие от гражданина Романова. Умен, паскуда, а потому в него первого стрелять нужно, а то рассказывают, что эти британцы любят спорт, особенно мордобитие, боксом именуемое. Надо за ним пристальнее смотреть — тут же сделал себе зарубку на память…
— Мань, глянь, а чаво народ толпится? Хде тут царек наш недорезанный? Надо на него глянуть! Али прирежем опосля?
За спиной гыкнул пьяный и наглый голос, и трое прибывших палачей тут же обернулись.
— Вы куда, товарищ? Туда нельзя! — Из соседнего номера вышел чекист Попов, что нес постоянный надзор за бывшим российским императором. Он попытался загородить коридор, но получил тычок локтем в живот.
— Нишкни и флоту фарватер не загораживай! — матрос пьяно загоготал, сдвинул на лоб бескозырку с лентой «Император Павел». Бушлат на нем распахнулся, и через порванную форменку и тельняшку стало хорошо видно татуированную грудь.
Именно этот синий замысловатый рисунок какой-то птицы успокоил Маркова, который уже хотел нажать на спуск, направив ствол нагана в матроса. Заготовленный ими план не предусматривал появление каких-либо ненужных свидетелей, тем более таких.
— Вы кто такие? — с угрозой в голосе спросил Жужгов татуированного матроса, и сморщился от жуткой вони, что девятым валом шла от флотских. Это была омерзительная смесь крепкого алкоголя, трупного запаха и крови, что насквозь пропитала одежду.
— Мы с самоходного парома товарища Харона! Знаешь о таком? — рявкнул во всю луженую глотку моряк и оскалил зубы. — А ты хто таков? Может, ты контра недобитая?! Так добьем!
— Мы из Губчека, товарищи, — тихим голосом, почти примиряющее сказал Колпащиков и, повернувшись назад, скривил лицо в гримасе.
Марков и Жужгов переглянулись — черт бы побрал эту матросню товарища Мойзеса. Его хароновцев чекисты хорошо знали, и нрав их паскудный тоже. Хотя и менялась матросня, как грязные портянки.
Мало кто из них больше недели в подвалах Губчека выдерживал — либо «крыша» у моряков съезжала напрочь, либо от водки в мертвецкую «играли». Но были и такие, в ком рассудок нормальный сохранялся, хоть в малости. Вот те обратно на пароходы перебирались, подальше от залитых кровью застенков. И опять выползали, когда маленечко отпускало или совсем уже башню сносило, с пьяных глаз своих.
Кто их просит лезть во все дела — их дело с маузеров стрелять, буржуев резать в подвале да дохляков потом в шахты скидывать. То-то трупными миазмами насквозь пропитались, стоять рядом невозможно.
Марков заскрипел зубами, мозг лихорадочно просчитывал варианты. А ведь это их «Бюссинг» стоял у гостиницы, ему не показалось. Может, Мойзес имеет от Дзержинского тайный приказ самому ликвидировать великого князя, то-то он поспешил сегодня все шахты рвануть, куда трупы скидывали. И с этого дня приказал только в печах Мотовилихи тела жечь.
— Идите отсюда…
— Да пошел ты, через шипы на вонючих булках, и с осьминогом пьяным в заднице, мурена скарлатинная! — моряк надвинулся на попытавшегося вмешаться Жужгова, дыша тому в лицо коньяком. — Ты мне еще угрожать будешь? Там, в грузовике, братва ерзает. Свистну полундру — мы вас тут всех на шнурочки раздергаем! И хату заодно сожжем!
— Федюня, а где царек-то? Пусть мне писульку свою даст. А, Федь? Нас братва ждет, ехать надо, кобелек ты мой ласковый.
Странная просьба полупьяной ободранной девки, судя по всему из вчерашних барышень, ошарашила всех собравшихся, и Марков снова испытал странное облегчение — связываться с палачами Мойзеса ему очень не хотелось. Начнись стрельба — и все, хана! Не посмотрят на мандаты Губчека — положат всех скопом с пьяных глаз как контриков и лишь потом будут разбираться. А потому он спросил почти мирным голосом:
— Вы-то зачем приехали, барышня?
— Маньке сегодня обещали, что царь ей свой ав… аф… — моряк даже закашлялся, стараясь произнести незнакомое слово. — Ну, это, как его, чтоб имя свое черкнул, что ли.
— Нас товарищ Мойзес отправил, сказал без писульки не возвращаться, — в разговор вмешался второй моряк, до того молчавший, но расстегнувший кобуру и державший руку на рукояти маузера. — Сказал, чтоб нашу Маньку уважили. Дел сегодня до хрена было, замаялись все до озверения. Мы же там полную шахту труп…
— Так вам нужен только автограф? — удивленно перебил матроса Марков.
И так в городе слухов до черта ходит о расстрелах в здании Губчека. Не хватало, чтобы еще пьяная матросня о том во все горло в гостинице орала.
Только сейчас Марков внимательно рассмотрел замысловатую татуировку на груди «Императора Павла», так он мысленно назвал моряка по надписи на бескозырке. Это был не двуглавый орел, кои накалывали на флоте до революции нестойкие идейно матросы, это было…
О флотской похабщине ходило много разговоров, но сейчас Марков воочию увидел собственными глазами. Под крыльями весьма странной птицы, похожей на императорского орла, были не лапы, а бесстыже повисли по сторонам уродливые в своей округлости некие органы, в народе именуемые муди. А вот то, что чекист принял за длинные шеи, оказалось тщательно изображенными фаллосами. На которых сидели задницами две уродливых фигурки мужиков, с четко прорисованными лицами.
Один был чернявый, с остреньким носом и косой челкой, с квадратными усиками под губой. Второй имел горбатый нос и чем-то напоминал личного телохранителя Мойзеса, со смешной грузинской фамилией, которую Марков так и не смог запомнить.
Внизу рисунка шла не менее похабная надпись — «Адольфику и Иосику сунем в…» — затем написаны такие три слова, причем в рифму, что Марков непроизвольно закашлялся.
Да уж, весьма своеобразные ругательства имеют в обиходе русские моряки, тут они явные затейники. Рядом дружно закхекали Жужгов и Колпащиков — несмотря на ситуацию, они не смогли удержаться от смешков, хорошо рассмотрев на матросской груди затейливый рисунок и похабную надпись. И это настолько разрядило сгустившуюся в воздухе напряженность, что чекисты расслабились — матросы были своими, а то, что они сюда явились не вовремя, не более чем их пьяное желание.
Маша воспользовалась сложившийся ситуацией и быстро протиснулась между Жужговым и Марковым, зацепившись платьем за наган последнего.
Ткань тут же поползла с плеча, чуть приоткрыв тугую округлую грудь девушки с красным пятном засоса на молочной коже. Она была настолько привлекательна и обольстительна в своем неглиже, что Жужгов, помимо воли, завистливо вздохнул. Везет флотским — аппетитных барышень завсегда пользуют, причем не с принуждением, а с полным и обоюдным согласием.
— Напишите мне что-нибудь здесь, ваше величество. — Маша присела перед Михаилом Александровичем и полностью обнажила правую грудь с нахально торчащим соском.
— Что… вы… позволяете? — от лица «гражданина» Романова можно было прикуривать, оно напоминало раскалившийся самовар.
Это сама девушка должна была бы стыдиться своего вида и поведения, но, тем не менее, Михаил Александрович не знал, куда спрятать глаза. А ведь он был отнюдь не пуританином, а его «Дикая дивизия» на фронте не отличалась целомудренностью и благонравием. Само название этого скопища безжалостных горцев о многом говорило. И наводило на врагов и обывателей жуткий страх.
— Как вы стеснительны, ваше величество!
Девушка ожгла великого князя таким похотливым взором, что тот содрогнулся. Будь она в другом виде, в ином месте и в раннее время, лет двадцать назад, вряд ли бы Михаил Александрович удержался бы от соблазна. Но сейчас…
— Я хочу вас! — жутким безумным голосом сказала девушка и, облизав пересохшие губы кончиком розового язычка, закончила грудным волнующим душу и тело голосом: — И возьму вас. Сейчас, немедленно!
За секунду девушка скинула с себя разорванное платье и, прекрасная в своей наготе, не замечая всеобщего остолбенения, кинулась на опешившего и потерявшего дар речи великого князя.
Ненасытной менадой она бросилась на грудь Михаила Александровича, крепко обхватив руками за шею, а ногами за бедра. И настолько был стремителен бросок, что даже ее легкого тела хватило, чтобы великий князь рухнул на диван.
От растерянности он даже не сопротивлялся, а Маша плотно прижалась к нему, полностью прикрыв своим горячим телом. Похотливо заерзала на мужчине, прижалась к нему голодным клопом, жутким голосом оголодавшего вурдалака радостно заухала.
Именно этот ее рев и пригвоздил чекистов с прислугой на месте, привел в состояние полного обалдения. Они уставились на невиданное зрелище и словно окаменели…
А потому Марков не расслышал негромкого хлопка в коридоре, и лишь знакомый запах пороха вызвал тревогу в мозгу. Не понимая, что происходит, не сводя глаз с нагой девчонки, что пыталась изнасиловать великого князя, он чуть повернул голову и на секунду встретился с глазами матроса. И возопила его душа в лютом, внезапно накатившемся ужасе.
