– Четверо вырвались. Остальные в поле вышли... эти гады, они подгадали ровно так, что те, кто с дня пришел, те уже в лагере были, а те, кто выходил, выйти не успели. Остались только те, кто в поле не на один день ходил, в секреты. Все и легли разом... не травил бы ты мне душу, а...
– А по-другому никак и не выходит. Пока не просечем, кто у нас за спиной, ничего делать нельзя.
– Как просекать предлагаешь? – Велехов понял, что у молодого офицера все же имеется какой-то план.
– А вот как...
Граф Комаровский пояснил. Сотник Велехов выслушал, покачал головой.
– Вот истину говорят, что поляки все...
Граф издевательски поклонился, хотя сказанное было оскорблением, причем не его лично, а всей польской нации.
– Ты предлагаешь сдать группу?
– Видишь другой выход? Кто-то среди ваших – предатель. Ты можешь знать за себя, а я – за себя. Больше мы ни за кого знать не можем.
– А откуда ты знаешь за меня?
– Ниоткуда. Просто, если возьмут нас, значит, предатель либо ты, либо я. В жертву будет принесен только один. А остальные останутся и смогут действовать дальше...
Ночь на 15 июля 2002 года
Виленский округ, город Ченстохов
Резиденция польского правительства
Ченстохов, промышленный центр и крупнейший город Западной Польши, до рокоша был просто городом. В основном здесь производили текстиль, и были еще предприятия тяжелой промышленности – промышленная группа «Гута Ченстохова» берет свое начало именно в этом городе, именно здесь был построен первый ее металлургический завод. Но никто из жителей и подумать не мог, что в Ченстохове разместится первый за долгие годы независимый от России польский монарх.
Монарх разместился в гимназии, в самой обычной гимназии, каких полно в России – здание это пустовало, потому что были летние каникулы, а более подходящего для размещения монарха и его свитских не нашли. Князь Радзивилл и его правительство оккупировали ратушу, создав там нечто вроде координационного центра сопротивления, а Борис Первый отсиживался в гимназии, на втором этаже, в учительской.
Нервничал...
В этот вечер в Ченстохов со стороны границы со Священной Римской империей – она также была недалеко – въехали три машины. Три одинаковые машины «Даймлер G», хорошие и надежные внедорожники, с долей роскоши, в которые не стыдно сесть и солдату, и монарху. Никакого сопровождения не было – только несколько человек в самих машинах из специального бюро государственной охраны. Они сопровождали министра иностранных дел Австро-Венгерской империи графа Альберта фон Чернина.
Граф Альберт фон Чернин, судя по его происхождению, был родом откуда-то из Пруссии и имел, как все прусские аристократы, славянские, а не романские корни. Об этом говорили фамилии местных аристократов – фон Бок, фон Бредов, фон Белов, фон Чернин. Именно прусская аристократия сейчас господствовала над половиной мира, именно прусская аристократия создала огромное государство, превосходящее по мощи даже Британское содружество наций. Из небольшой, раздробленной, разорванной на части ересями и усобицами страны выросла могущественная технократическая Империя. Священная Римская Империя Германской Нации, все слова с большой буквы. Звучит? Именно под ее протекторатом сейчас находится половина Европы – единой Европы, о чем раньше и не мечталось. Под ее протекторатом – половина Африки, именно германцы помогли бурам сбросить с себя господство ненавистных англичан, и теперь на юге Черного континента существует государство белых, а белый человек господствует над Африкой, ведя ее к богатству, стабильности и процветанию[72].
При этом граф фон Чернин, как и большинство австрийских аристократов, ненавидел Германию (в душе они никогда ее не называли Священной Римской империей). Ненавидел он ее тихо, но злобно, люто.
Все дело в первенстве. До конца девятнадцатого века, до того момента, как приученная к порядку и господству прусская аристократия начала собирать Германию из скопища княжеств, герцогств и графств в единое целое, безусловным лидером германоязычного мира была Австрия. Христианское, в прошлом рыцарское государство, включающее в себя огромное количество ранее независимых графств и герцогств, имеющее значительную территорию и довольно большие ресурсы, Австро-Венгрия за счет хитрой и лукавой политики диктовала свою волю всей Европе с конца наполеоновских войн и примерно до начала двадцатого века. Более того, император Австро-Венгрии носил священный для всего европейского рыцарства титул – короля Иерусалимского[73]. Но прусские выскочки, называющие себя немцами, хотя в них было совсем мало германской крови, они даже выглядели не как настоящие германцы, были высокими и светловолосыми, подмяли под себя древнейшие германские роды и создали огромное государство, а потом сталью и порохом заставили его уважать себя. Австро-Венгрию, истинную наследницу римской и германской традиции, они унижали, как могли: и тем, что отняли у нее Чехословакию, превратив в Богемию, и тем, что надменно отказались помочь против русских в тридцать седьмом, и тем, что не признавали главенство австрийской аристократии сейчас, называя ее представителей «скопищем зажравшихся педерастов». Хотя для вступления в орден Черного Орла, к примеру, нужно доказать свое аристократическое происхождение в пятнадцати поколениях! В то время как германскому отделению ордена достаточно только трех. Ну и кто кем должен повелевать?
Министр иностранных дел Австро-Венгрии граф фон Чернин, потомственный граф, рыцарь Черного Орла, паладин Мальтийского рыцарского ордена тамплиеров, один из немногих не-британцев, ставший действительным членом британского аристократического «Общества Золотой Зари»[74], масон тридцать второго градуса посвящения, ехал в Речь Посполитую – он один из немногих называл так эту землю не только вслух, но и про себя – с нелегкой миссией. Он должен был сообщить польскому королю Борису Первому о том, что игра проиграна и нужно бежать из страны, чтобы объявить себя и свой двор в изгнании. Только так можно было бы не проиграть русским всю партию – но свести ее вничью.
Проигрыш польской истории был результатом одновременного воздействия многих факторов. Граф фон Чернин, равно как и другие австро-венгерские аристократы, затевая все это, не знали, что британцы и не надеялись здесь выиграть, все, что они хотели, – это отвлечь внимание русских от направления главного удара, дестабилизировать обстановку в России, расколоть ее общество, способствовать притоку свежих сил в революционные и заговорщические организации, в Делегатуру Варшавску, в иные общества, которые кроме как предательскими и не назовешь. Но настолько быстрые и жесткие действия стали сюрпризом даже для британцев. При проработке операции они рассчитывали, что к проведению зачистки будут привлечены десантники с легким вооружением, с ними можно и нужно было успешно бороться за счет разграбленных складов с тяжелым вооружением, а также за счет частей и соединений австро-венгерской армии. Первых результатов мобилизации в Российской империи – если она вообще будет объявлена – ждали только на девятый день. И для британцев и для австро-венгров стало шоком, что уже через пять дней русские пошли в наступление силами трех тяжелых и трех бронекавалерийских бригад. Сюрпризом оказался и чрезвычайно высокий уровень взаимодействия наземного и воздушного компонентов, это показало, что уроки Бейрута, где с этим возникали проблемы, усвоены, и теперь по уровню взаимодействия русская армия, пожалуй, превосходила армии цивилизованных стран – граф фон Чернин не считал Россию цивилизованной страной. Сюрпризом было и то, что русские не стали штурмовать Варшаву – при разработке операции рассчитывали на тяжелые уличные бои, как в 81–82-м годах, во время последнего рокоша. Аналитики на этот счет дали простое заключение – наиболее вероятным казался сценарий взятия Варшавы блокадой, интронизации русского императора на Варшавский престол и объявление Бориса Первого вне закона. Далее, скорее всего, последовало бы убийство Бориса Первого и объявление русским императором частичной амнистии и помилования мятежников, после чего большая часть Гвардии Людовой разбежалась бы и перешла на сторону русских. Только если удастся сохранить Бориса Первого живым и вне досягаемости рук русских варваров, можно будет вести игру дальше, имея двор польского короля в изгнании. Но для этого требовалось уговорить Бориса согласиться на изгнание. А это не так просто сделать.
Граф фон Чернин имел достаточно материалов на Бориса Первого – Борис длительное время состоял в противоестественной связи с сотрудником австро-венгерского посольства при польском дворе, который получал задания на разработку наследника от ХауптКундшафтШтелле. Согласно досье ХКШ, Борис – среднего интеллектуального развития, жесток, эгоистичен, самонадеян, хитер, циничен, жаден. Как раз такой человек, который запросто пойдет в осведомители к иностранной разведке, продаст все с потрохами. Как оказалось – идея убить отца ему тоже пришлась по душе, равно как и идея поднять вооруженный мятеж против суверена.
