Велька проявлял – всем кивал, с некоторыми даже раскланивался… как вот с новгородцем Всеславом. Детинушка как раз рубил сушину на дрова. Не распиливал, а именно рубил, здровенной такой секирой! Рядом – небольшой такой отрок, белоголовый – помогал, аккуратно в поленницу дровишки складывал.
– Здрав буди, Всеславе! Ты бы пилой.
– А, рыжий! – оглянувшись, подмигнул парняга. – Пилой долго. А тут… Хэк!
Ну да, такой-то орясине что с пилой возиться? Один удар – только щепки по сторонам летят.
– Ну, Бог в помощь…
– И тебе… – вытерев со лба крупные капли пота, новгородец неожиданно расхохотался, показав крепкие зубы. Такой улыбке Велимудр искренне позавидовал, даже вздохнул, вспомнив о выбитом Гориславой зубе. Вот ведь, воистину Горе луковое – не для себя, так для других. Ох и наплачется с ней Рогволд-купец!
– А ты цто тут шатаешься-то? Небось, второе колецко ищешь?
Вот ведь хитрован новгородский! Ляпнул – и угадал. Не в бровь, а в глаз.
– А ты, дядько Всеслав, такого же не видал?
– Не! Кабы увидал – тебя бы кликнул.
Сказал – и снова расхохотался. Вот и пойми – всерьез он иль шутит.
– Ты эвон, к омутку, загляни, – бросив смеяться, бугаинушка показал рукою. – Там, в песке блестело что-то.
– Блестело, говоришь? Благодарствую!
Рыжий рванул с места, побежал не оглядываясь. Не видел, как смотрели ему вслед хитроватые новгородцы. Смеялись, закатив глаза.
– Беги, беги, паря!
Посидев на бережку, погревшись на ласковом солнышке, девчонки вновь побежали в реку. Нырнули, поплыли, отфыркиваясь. Юные красавицы, лесные нимфы. Внешне чем-то похожи – обе поджарые, стройненькие. Только у Гориславы чуть больше грудь, посмуглей кожа, да волосы по волнам разметались – золотом на голубом. Ну, и посильней Горислава – все же деревенская, к тяжелому труду привычная с раннего детства. Иное дело – Варвара. Тоже ведь красива девка! Волосы пышные, губки пухлые, ресницы… ах… Кожа белая, руки тонкие, аккуратненькая нежная грудь… И лобок чуть выстрежен, по ромейской моде.
Девчонки понемногу сдружились, много времени проводили вместе, секретничали, болтали. Все о своем, о девичьем. Со стороны не очень было понятно, кто в этой парочке заводила. С одной стороны – сильная, уверенная в себе Горислава, из тех, кто за себя всегда постоит и за словом в карман не полезет, с другой – рафинированная горожаночка Варвара, гулящая девка… Она и постарше, себе на уме – опыта жизненного больше, чем у подружки, с лихвою. И опыта – не только любовного.
– Нам, девам, купаться лучше почти каждый день, – разлегшись на песочке, поучала Варвара. – Ежели холодно – так в бане иль в кадке. Ну, понятно, когда кровь не идет.
– У меня, чувствую, пойдет скоро, – Горька уже ничуть не стеснялась подруги. – Живот набух… и лоно…
– Это хорошо! Беременности нам пока не надо, – Варвара приподнялась на локте, прищурилась. – Знать, помогла моя наука?
– Помогла. Благодарствую. Я вот еще спросить хотела…
– Волосы на теле – убирай. Научу – как. Так все ромейские дамы делают. Чтоб аккуратно… чтоб мужчина глаз не сводил! Ну и самой, конечно, приятнее.
– Приятнее… это да. Бритву бы хорошую… Да баню.
– В Царьграде, говорят, городские бани есть. Рогволд рассказывал. И для мужчин, и для женщин… – привстав, девушка расслабленно потянулась. – Вот бы сходить!
– Наших бы отыскать.
– Отыщем! И в бани сходим. Ты что так смотришь-то?
– Какая у тебя кожа белая, тонкая… будто мрамор! – Горька осторожно погладила подругу по руке. – Прям завидки берут!
– Не завидуй. Мужчинам разные девы нравятся. Кому – белокожие, кому – смуглявые, а кому-то и черные!
– Черные?!
– Ну да. Чернокожие люди тоже есть. Думаю, в Царьграде мы их увидим.
– Господи…
Перекрестившись, Горислава вдруг напряглась, посмотрела на заросли бузины и рябины… усмехнулась недобро…
– Ты чего, Горя?
– Сдается мне, за кусточками рыжие вихры мелькнули! Нет, ну правда и есть. Опять рыжий подсматривает! Вот я его сейчас… камнем…
– Да пусть он смотрит, облизывается! Нам жалко, что ли?
– А вот я ему! Ишь, как тать по кустам таится… Эй, братец! – вскочив на ноги, Горислава подбросила на руке камешек. – Еще один зуб у тебя лишний? Посейчас…
Велька не слушал дальше и не смотрел. Бросился прочь со всех ног, знал – с Гориславы станется, может и камнем. Попадет – башку расшибет или вот, снова зуб выбьет. Сестрица называется… Пусть и седьмая вода на киселе, но все же… Вот змеища-то! А ведь он-то тут и ни при чем, все случайно вышло. Все новгородцы, гады́ ползучие! Блестит, блестит… Бедра девичьи там блестят, вот что!
Бежал парень, не разбирая пути, куда глаза глядели, пока не забрался на кручу. Оглянулся – ахнул: вот это красотища!
И в самом деле, с кручи открывался вид на величавый Днепр, на берег, на стремнину и омутки. Такой вид, что у парня дух захватило!
На самой вершине кручи росла толстая кривая сосна, на стволе которой – примерно на уровне Велькиной груди – кора была срезана, и выжжен рисунок – конская голова, охваченная пламенем. Еще буквица – и наверху черточка – титло. Не буква, значит, а цифра – «6».
Шесть… Конская голова…
Парнишка принюхался – сильно пахло смолою. Ну, так да – рисунок-то свежий! Кору-то совсем недавно срезали… день, может, два, назад… Кто это нарисовал? Язычники-половцы? Так у них ладей нет. А тут – остров. Значит, не половцы? А тогда кто? И зачем?
Верно, среди корабельщиков есть двоеверы… Конь – Велес? Рыжий испуганно оглянулся, словно ожидал увидеть рядом с собой вестников грозного древнего бога. Вспомнилась вдруг Нинея… не к ночи будь помянута…
– Ну его к ляду, – отойдя от сосны, истово перекрестился мальчишка. Перекрестился и тут же призвал на помощь других древних богов: – Чур меня, чур!
Ближе к вечеру Ермил и Велька вернулись с докладом. Собственно, докладывать-то было нечего – никто ничего не нашел. То ли пленница ныне не оставила никаких знаков, то ли плохо искали. Так ведь, если бы и был знак – то на приметном месте, специально, чтоб могли быстро найти, чтобы не прошли мимо.
– Значит, ничего подозрительного не видели, – поднимаясь на ноги, резюмировал сотник. – Точно ничего? Или, может, что-то забыли… не посчитали важным… Так бывает, я знаю. Ну-ка, ну-ка, Велимудр… чего губу закусил?
– Думаю, господин сотник.
Решительно тряхнув вихрами, парнишка рассказал о сосне. Михайло тут же вспомнил свой странный сон:
– Рисунок, говоришь? Конь? Чем нарисовано?
– Поначалу думал – выжжено. Ан нет – глина со смолой. Конская голова. В огне – в пламени. И буквица с титлом – шесть.
– Конь в пламени… – тихо повторил Миша. – В огне… «Огненный конь»! А номер… так мы же шестые в ватаге! Ой, братцы – чувствую, кто-то что-то супротив нас плетет. В какие-то игры играет. Что ж, на волоке готовы будем!
– К чему, господин сотник?
– Ко всему.
Михайла задумался, припоминая сон. Вот ведь и сбылся – отыскался рисунок. Нехорошо, нехорошо…
