– Сеньоры братия, – будничным голосом проговорил брат Анри, – постыдным будет нам встретить врага, буде он соберется напасть, не во всеоружии! Надевайте доспехи! Пусть нам Господь судил погибнуть на службе Ордену, так сделаем это достойным образом!
Весь вид командора маленького отряда говорил о том, что ничего страшного не происходит. Рыцари и сержанты, только что встревоженные, глядя на него, успокаивались. Привычка к орденской дисциплине взяла верх над страхом смерти.
Робер успел влезть в подкольчужник и уже примерялся к кольчуге, которую держал в руках оруженосец, когда Мустафа отлепился от скалы, к которой, как казалось, прилип, и истово крестясь, прошептал:
– Слава Аллаху! Они отправились дальше!
Несмотря на утреннюю прохладу, лицо проводника покрывали крупные капли пота.
Рыцарям пришлось снова разоблачаться.
– Клянусь Святым Бернаром, это несправедливо! – шутливо возмутился брат Андре, стаскивая кольчужные перчатки. – Как только я изготовился к битве, ее отменили!
Избавившись от доспехов, Робер, одолеваемый любопытством, выглянул из-за скалы. По пустыне бежали первые лучи взошедшего солнца, окрашивая коричневую почву во все оттенки оранжевого. Ослепленные глаза привыкли не сразу, лишь через несколько мгновений молодой рыцарь разглядел бредущую на северо-восток вереницу верблюдов, на спинах которых, меж тюков с поклажей, виднелись закутанные в тряпье фигурки женщин и детей.
Вокруг каравана, точно псы около стада, сновали всадники на поджарых маленьких конях, столь не похожих на могучих лошадей Европы. Их было много, несколько десятков, и Робер с холодком подумал, что уцелеть в стычке, случись она, у воинов Храма шансов не было.
Караван казался бесконечно длинным. Верблюды, грязно-рыжие, точно сама пустыня, вышагивали неторопливо и важно, словно рыцари на торжественной церемонии. И только когда последний из них скрылся за грядой холмов, тянущихся на восток, Робер вздохнул с облегчением.
– Тут жару и переждем, – сказал за его спиной де Лапалисс. – Родника, правда, нет, но в бурдюках еще что-то осталось…
Оруженосцы принялись развьючивать лошадей.
25 августа 1207 г.
Горная Аравия, гора Синай
Гора высилась впереди гигантской пирамидой. Легко было поверить, что именно на вершине этой колоссальной глыбы камня, отстоящей так близко от престола неба, сошел в огненном облаке господь, чтобы даровать Моисею слова Завета.
Синай они увидели еще вчера на восходе, он виднелся над горизонтом, и поднимающееся солнце освещало вершину, создавая впечатление, что на ней пылает факел. Робера пробрала дрожь при одной мысли о том, что Господь, может быть, до сих пор присутствует там.
Уж слишком это походило на ересь.
За ночь, проведенную в седлах, гора стала больше, нависла над приблизившимися в ней людьми. В ней чувствовалась чудовищная мощь, дикая, необузданная.
Солнце уже взошло, и Робер думал, что вскоре последует дневка. Но Мустафа с братом Анри о чем-то посовещались, и де Лапалисс сказал:
– Во имя Господа, братья, осталось немного. До полудня мы достигнем обители Святого Иринея, и тогда у вас будет возможность отдохнуть.
Сделали лишь краткую остановку у крошечного родника, выбивающегося из-под черной, словно из угля, скалы. Напоили лошадей, прочитали утренние молитвы. А затем вновь отправились в путь.
Женский монастырь Святой Екатерины, славный многими чудесами, располагался на северном склоне горы, отряд же тамплиеров огибал Синай с юга. Тут не было дорог, даже троп. Путь приходилось искать между нагромождениями скал, которые иногда принимали самые причудливые формы.
Роберу, должно быть, от усталости, чудились в каменных громадах фигуры сказочных животных – единорогов, грифонов, химер…
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда путешествие, наконец, завершилось.
– Вот мы и добрались, во имя Господа, – с довольным вздохом проговорил брат Анри, и Робер поспешно завертел головой, надеясь увидеть монастырь. Но ничего похожего на то, к чему привыкли глаза нормандца, тут не было. Ни ограды, окружающей землю обители, ни здания самого монастыря, украшенного часовней, ни полей, на которых трудятся монастырские крестьяне.
Крохотный оазис прижался к склону горы, точно гнездо ласточки – к скале. Среди пальм медленно двигались фигуры в черных ризах с капюшонами. Как монахи в такой одежде выдерживали жару – оставалось только гадать.
– А где же сам монастырь? – не сдержавшись, спросил брат Готье. Старый сержант, похоже, испытывал такое же удивление, как и Робер.
– Вон там, выше, – ответил брат Анри.
Над оазисом виднелись несколько темных отверстий, ведущих, судя по всему, в пещеры. Еще выше, на остроконечной скале высился огромный крест, грубо составленный из цельных древесных стволов.
– Ничего себе! – воскликнул брат Андре. – Они что, прямо в скале живут?
– Именно так, клянусь Святым Отремуаном, – кивнул де Лапалисс. – Велик подвиг святых братьев сей обители. Незримый бой их с грехом не менее тяжел, чем сражения с сарацинами, которые видимы всем! Гости здесь должны располагаться вон там, у колодца.
Ниже оазиса была расчищена площадка, в центре которой виднелось кострище, причем достаточно давнее. Монахи удаленного монастыря не жаждали гостей, а тот, кто, томимый духовной жаждой, все же добирался до них, мог провести пару ночей под открытым небом.
Пока развьючивали лошадей и устанавливали палатки, Робер спросил:
– Вы уже бывали тут, брат Анри?
– Да, – не очень охотно отозвался командор маленького отряда. – Шесть лет назад я сопровождал сюда прежнего магистра Жильбера Эраля. Почувствовав приближение смерти, он пожелал принять постриг именно здесь, да упокоит Господь его душу!
Рыцари перекрестились.
Оруженосцы расседлали лошадей и повели их к колодцу. Над разведенным костром забулькал подвешенный на перекладине котел.
– Трапезуйте, не ждите меня, братья, – сказал брат Анри, облачившись в орденский плащ с алым крестом. – Я пойду, переговорю с отцом-настоятелем. Не знаю, насколько затянется эта беседа.
Лица рыцарей и сержантов одновременно вытянулись. Удаляясь, де Лапалисс ощущал спиной их любопытные взгляды. Каждому, за исключением, может быть, брата Готье, до смерти хочется узнать, зачем они тащились сюда через пустыню, и не обычной дорогой паломников, а окольным, тайным путем.
От вопросов удерживала лишь орденская дисциплина.
Брат Анри поднялся по склону, вступив под сень пальм, которые беззаботно шелестели под ветром. Чуть дальше видны были грядки, на которых работали монахи. Ни один, несмотря на жару, не спустил с головы глухого капюшона, не позволяющего увидеть даже лицо.
