— Это загробный мир?
— Нет, — засмеявшись, произнес Ярослав. — Мне не известно, существует ли загробный мир. Но единственное место, где может обитать Бог — это варп. Но вот незадача. Все сущности, что там обитают, питаются нашими эмоциями, верой и душами. Это все — их еда. Богов я не встречал там, только демонов. Но говорят — есть. Однако это означает, только одно — они питаются нашей верой… нашими душами…
— Это вздор! — Воскликнул раввин.
— Атланты, — проигнорировав его возглас, продолжил Ярослав, — научились проникать в Имматериум и перемещаться в нем на огромные расстояния. За несколько ударов сердца их огромные корабли, погрузившись в варп в одном месте, могут всплыть за сотни световых лет в другом.
— Световой год? Что это?
— Это расстояние, которое свет преодолевает за год. Представляете, какое расстояние отсюда до Александрии?
— Вполне.
— Так вот, за один удар сердца свет преодолевает расстояние, примерно, в сто раз большее. Примерно. Представляете?
— Такое сложно представить.
— В масштабах Вселенной — эта планета даже не пылинка. Просто ничто. Человек же настолько ничтожен, что и говорить не очень. И всю эту Вселенную сотворил Создатель. И в ней живут многие разумные существа и все они верят в то, что созданы по образу и подобию Всевышнего. Одна беда — между собой они иной раз совершенно не схожи. А все потому, что Всевышний не имеет ни устойчивой формы, ни пола, ни других признаков материальных объектов. Он существо высшего порядка и, как любой обитатель имматериума, полиморфен по своей природе. Он и человек, и кошка, и дельфин, и таракан. Кем пожелает, тем и становится…
— Это… это же бред! Этого не может быть! — прокричал в отчаяние головой раввин, отступив на несколько шагов назад. — Бред и ересь! Это невозможно! Невозможно!
— Живи теперь с этим знанием, — улыбнувшись, произнес Ярослав. — И каждый раз вспоминайте, каково мне. Очень сложно верить, когда ты знаешь. Ты даже не представляешь, насколько смехотворны истории Священных текстов по сравнению с тем, что в мире происходит на самом деле. Это все выглядит как сказки для сельских дурачков. Упрощенные для их слабого умишка. И приземленные до понятных и привычных им вещей… Но я не стремлюсь лишить веры крестьян и пастухов. В конце концов, людям нужно во что-то верить…
Глава 3
866 год, 2 июня, Константинополь
Вардан сидел в своем ложе и который час наблюдал за этим бедламом. Шел Вселенский собор, собранный Патриархом Константинополя для «осуждения ереси сына Феофила». Приехали только «шишки», ибо иерархов ниже пригласили в очень ограниченном числе. Да и то рангом не ниже архиепископа. Основу же Собора составляли главы Пентархии[1], которые явились все, включая Папу Римского. Присутствовали и гости из других церквей: армянской, эфиопской, коптской. А также наблюдатели от халифа и кое-какие раввины. Причем с правом голоса. То есть, они могли высказываться, хоть и не голосовали. Дело то важное, крайне болезненное и острое, которое касалось всех.
Как несложно догадаться из обсуждения сути вопроса, все это очень скоро превратилось в ругань. Да, то, что Ярослав, то есть, Василий, сын Феофилов, отдавил ноги многим участникам собора — было фактом неоспоримым. Но всем по-разному, что не добавляло единства.
Если мусульмане были крайне раздосадованы жертвоприношениями Посейдону и Аресу, что сотворил Ярослав. То, того же Папу Римского больше волновало дружба консула Нового Рима с северными язычниками, которые суть — исчадия ада. И плевать он хотел, что именно эти северные язычники помогли вернуть в лоно христианской церкви Египет. В его ведь епархии они ураганили. Патриарх Александрии возмущался тем, что Ярослав сохранил коптам их церкви, что, дескать, это не по законам и обычаям. Иерарх Иерусалима жаловался на то, что сын Феофила не пошел освобождать Гроб Господень. А ведь его так ждали… Патриарх Антиохии был раздражен очередной военной кампанией под стенами города, от которой одно разорение для его небогатой паствы. И раздосадован тем, что если бы Ярослав не заварил всю эту кашу, то этих бед на голову его многострадальной пастве и не упало. И так далее. Фотий же смотрел на все это и пытался хоть как-то диспут урегулировать, загнав в единой русло. Но пока безрезультатно.
Огня подлили иудеи. Ведь тот самый раввин, что навещал Ярослава, проезжал в это время мимо Константинополя и заглянул на огонек. И выдал очередную, свежую порцию «ересей Василия», что тот ему приватно рассказал. Само собой, на том уровне, на котором понял. После чего ругань только усилилась. Однако сказанное раввином не спровоцировало иерархов сосредоточиться на делах духовных. Отнюдь. Они как пытались с самого начала разрешить свои политические и хозяйственные вопросы, так и продолжили это дело.
Василевс наблюдал весь этот хаос с едва заметной блуждающей улыбкой. Он смотрел, а в голове крутились слова Ярослава о том, что пусть лучше двадцать церквей между собой конкурируют, чем одна борется за влияние с самим монархом.
— Как же он был прав… — наконец, покачав головой, произнес он.
— Что ты говоришь? — Спросил Владимир Болгарский, сидевший рядом.
— Ты посмотри на это. Что ты видишь?
— Уважаемых людей, которые ругаются из-за многих бед, что им причинил вероотступник.
— Нет, здесь происходит отнюдь, не это, — покачал головой Вардан и засмеялся. Громко. Заливисто. Все резко замолчали. А он отсмеялся и, вытирая слезы, вышел из зала. Следом за ним удалился и князь Болгарии, которому стало очень интересно. Он терялся в догадках, не понимая поступка Василевса.
— Довольны? — Холодно спросил Фотий у иерархов.
— Почему он смеялся? — Спросил представитель халифата.
— Во время личной встречи наш Василевс предостерег Василия от ересей, в которых тот упорствует. На что тот рассмеялся и рассказал, что произойдет, если мы, вдруг, соберемся на Собор. И то, что он сказал в точности и происходит. Мы переругались как свора собак. Я тогда в эти слова не поверил, но теперь вижу — сын Феофила в очередной раз оказался прав.
— Так он это все спровоцировал специально? — Удивился тот самый раввин, что возглавлял делегацию к Ярославу.
— Судя по всему, да, — произнес Фотий. — Но точно я это сказать не могу. Его душа для меня потемки. Я не знаю, чем живет этот человек.
— Но, зачем он приносил в жертву людей? — Вновь заладил свою шарманку представитель халифа. — Может быть вы знаете?
— Знаю, — нехотя кивнул Фотий. — Для поднятия боевого духа людей. И он его поднял. Кроме того, он просто не хотел себя сковывать пленными.
— Это он сказал?
— Да. Василевсу. Василия воспитывали атланты. И это наложило свой отпечаток. Он явно знает, про высшие силы очень много. Вы ведь не станете отрицать, что небеса на его стороне.
— Или преисподняя! — Взвизгнул раздраженный Папа Римский.
— Он может без последствий посетить храм. Он не боится святой воды. Он может перекрестится и прочитать молитву. И делал это не раз прилюдно. Как на латыни, так и на греческом. Совершенно очевидно, что тот, кто имеет дело с преисподней на это не способен. — Возразил Фотий.
— Так что же выходит… — тихо спросил раввин. — Его слова — правда? Но это — кошмар!
— А ты, кстати, зачем, к нему ездил? — Поинтересовался Патриарх Константинополя.
— Рабов выкупать, тех, что из нашей общины…
— И как? Выкупил?
— Если бы. И рабов не выкупил, и без денег остался, — начал прибедняться глава делегации под с трудом скрываемую улыбку Фотия. Он то знал, что корабли этого человека забиты товарами.
— Я предлагаю отлучить Василия от церкви! — Громогласно произнес Папа Римский.
— Очень интересное решение, — с грустной усмешкой заметил Фотий. — Но, боюсь, несвоевременное. Я бы для начала его крестил.
— Но он был крещен при рождении!
— И что? Он давно не посещает церковь, не исповедуется и вообще воцерковленным человеком его назвать язык не повернется. Особенно после всех этих жертвоприношений и поклонений языческим идолам. Таких как он надобно заново крестить, ибо вышел он из лона церкви.
