другой! Быстро пройдя вдоль пути, подошел к следующему вагону и с облегчением нашел необходимый номер. Чуть не вскрыли не то, что нам нужно!
— Ломик же прихватил? — спохватился я.
— Да, Григорий Мстиславович, — кивнул Василий и скинул на землю пустые мешки, выпростав из-под них метровую железку. — Начинать?
— Давай, — мысленно перекрестившись, махнул я рукой.
Детина вставил лом в проушину замка, упер его конец в доски сдвижной двери, поднапрягся...
— Бзинь! — в окружающей тишине звук вырванной душки прозвучал как выстрел.
Я не удержался и вздрогнул, тут же начав оглядываться — нет ли кого поблизости, кто услышал шум и сейчас идет сюда? Даже присел, чтобы слиться с землей. Мой подельник тоже не остался равнодушным, но в отличие от меня не стал приседать, а прижался к вагону. Ну да все правильно, на его фоне его фигура почти потерялась.
Убедившись, что никто к нам не бежит и тревогу не поднимает, мы облегченно выдохнули, и я аккуратно снял сломанный замок и отложил его в сторону. Сдвинув дверь, мы уставились на деревянные ящики в два ряда заполняющие все пространство вагона. У одного нижнего была оторвана доска, что валялась тут же, но в темноте рассмотреть, что внутри, было нельзя. Впрочем, я итак знал, что в ящиках.
Махнув рукой Василию залезать внутрь, я стал подавать ему пустые мешки. Затем здоровяку снова пришлось поработать ломиком, отдирая заколоченные крышки у ящиков. И лишь после этого мы смогли начать наполнять мешки лежащими в ящиках меховыми шкурами. Поначалу мы также вздрагивали, когда выдираемые гвозди скрипели, выходя из досок. Но любой страх со временем притупляется, и уже на третьем вскрываемом ящике дрожь прошла. Зато появилась деловая сосредоточенность.
Набитые шкурами мешки мы пока просто выкидывали из вагона. Запасливый Василий догадался взять бечевку, так что и чем завязывать мешки нам было.
Чтобы вскрыть все ящики и набить добытыми из них шкурами мешки ушло не меньше часа. А скорее даже больше. Ночь постепенно подходила к концу. Летние ночи короткие и небосвод уже начинал светлеть, когда мы с этим закончили. Дальше предстояло перетаскать все мешки от вагона к телеге и сгрузить их туда.
Когда мы закончили, спины и у меня и у детины были мокрыми, а одежду хоть выжимай. Мешки со шкурами оказались не таким уж и легкими, как я думал. Перетаскивать их под вагонами было бы отдельной морокой, если бы благодаря посветлевшему небу я не заметил, что у некоторых вагонов есть сбоку площадки-балконы. Небольшой выступ в метр шириной с лесенкой с обеих сторон от вагона, на котором спокойно можно стоять. С него же был обычный вход-дверь в вагон. Вот через такую площадку мы и таскали мешки, чтобы не подлазить под вагоны и не обдирать бока и не рисковать пропороть свою ношу.
После такого подвига доехать на телеге до арендованного склада и перекидать мешки в него было уже сущей мелочью.
Распрощавшись со своими подельниками, когда мы выехали на улицы города, я отправился домой. Надо поспать хотя бы пару часов, а то глаза уже слипались, и все тело гудело от непривычной нагрузки.
Дом Марины Сергеевны оказался заперт изнутри на щеколду и мне пришлось долбиться минут десять, пока она не открыла, перебудив наверное всех обитальцев.
— Григорий Мстиславович? Что-то случилось? Вы не ночевали и пришли в такую рань...
— Были дела, — постарался я ответить максимально туманно.
— Понимаю, служба, — закивала купчиха.
Я не стал опровергать ее предположение, а наоборот — кивнул и прижал палец к губам, намекая, что распространяться об этом не стоит.
Уже перед тем как зайти в свою комнату, я все же сообразил попросить Марину Сергеевну разбудить меня через три часа. А то сам я точно не встану.
— Хорошо, попрошу Юлю, — донесся до меня ее голос, когда я рухнул на кровать и провалился в сон.
Мне снилась Ольга. Она звала меня, просила помочь. Издали противно хихикал Марат Осипович и грозил мне пальцем, приговаривая «а я все зна-аю-ю!» Затем откуда-то выскакивал испуганный Сашка и кричал, что нас видели, и полиция уже поймала Василия. Я просыпался, суматошно оглядывался, понимал, что я в своей комнате, за дверью гремит посудой Марина Сергеевна, успокаивался и опять проваливался в беспокойный сон.
Постепенно кошмары пропадали, уступая место более приятным событиям прошедшего дня. Баня, разговор с Ольгой и наш поцелуй, после которого мы и переместились на кровать. Он был настолько реален, что я будто чувствовал прикосновение ее влажных губ. Они неуклюже тычутся в мои, прося ласки, и с радостью отвечаю им...
Сон оборвался и я открыл глаза, чтобы увидеть лицо наклонившейся Юли, тянущейся губами ко мне.
— Ты что делаешь? — от неожиданности я выставил перед собой руку, и Юля врезалась в нее своим носом.
— Ай, — обиженно отпрыгнула она, зажав пострадавшее место.
Я сел на кровати и требовательно смотрел на нее, ожидая ответа.
— Вы-ы... Вы мне нравитесь, — отняв руку от лица, с вызовом глянула она на меня.
— Ты еще маленькая.
— Мне почти пятнадцать! — вскинулась девчонка. — Через год смогу официально замуж пойти!
— Без меня, — отрезал я чаяния Юли и указал ей на дверь.
Та обиженно поджала губы. В уголках глаз стали собираться слезы и, не выдержав, она выскочила за дверь, на ходу окончательно разревевшись.
Я почувствовал себя не в своей тарелке от произошедшего, и даже не знал, как реагировать на чувства девчонки. Да и недосып сказался. Будь я готов к чему-то подобному, то постарался бы отказать не так резко. Но для меня Юля ребенок и по-другому я к ней сейчас не могу относиться.
Потерев лицо руками, прогоняя остатки сонливости, я встал и отправился на улицу, чтобы ополоснуться и окончательно прийти в себя.
Когда вернулся, из-за двери в комнату Юли еще доносился горький плач. Вот ведь вляпался в подростковую влюбленность!
Чтобы отрешиться от этой ситуации, я пошел к себе в комнату и прикинул, что мне необходимо сделать сегодня. И первым на очереди тут же встала проблема, что сегодня понедельник, мой новый начальник Агапонов ждет от меня отчет, а у меня он еще не написан!
Порывшись в своих вещах, нашел стопку бумаги и принялся набрасывать свои мысли, что появились после посещения института. Затем на отдельных листках описал нападение на меня. Особенно
