хоть и притомились, но вернуться назад много легче, чем прорваться сюда, — ответил Ломонос, приземляя Волшебные Сани на выбранной мною полянке.
Пока старикашка распрягал Волшебных Лошадок, а Матроскин разворачивал в теньке Скатерть-самобранку, я решил познакомиться со спасенным нами богатырём. Витязь к тому моменту уже снял с головы островерхий шлем с бармицей[1], и скинул кольчугу с большим и полированным зерцалом[2], выполненным в виде улыбающегося солнца. Оказался смельчак, как мне и показалось вначале, молодым крепким парнем, не старше двадцати пяти, с «золотой» вьющейся шевелюрой и ярко голубыми глазами. Глубокими, как само синее небо.
— Спасибо, отче, за помощи! — поклонился мне паренёк, приложив одну руку к груди, а второй достав до земли. — И товарищу твоему спасибо! — Поклонился богатырь и Ломоносу. — И коту твоему тоже! Что не дали погибнуть…
Вот ведь какой вежливый — никого внимаем не обошел. Даже Матроскина уважил. За что мой верный фамильяр, соратник и друг обтерся об его красные яловые сапоги с загнутыми носами. Я между делом глянул на него Магическим Зрением, пытаясь разглядеть потоки Силы, но парень, к моему величайшему изумлению, даже Одарённым не являлся! Обычный человек.
— А чего же ты, дурья башка, на такую Тварь замахнулся, коли она тебе не по зубам? — ворчливо поинтересовался Ломонос, закончив возиться с лошадками, которые теперь мирно паслись на лугу.
Кстати, а траву они жевали с огромным удовольствием, несмотря на свою Волшебную Суть.
— А как узнать, если не попробовать? — простодушно ответил богатырь, пожав плечами. — Ну, как-то Боги всё время миловали… Вот и сейчас не попустили…
— А звать-величать-то тебя как, истребитель Чудовищ? — поинтересовался я. Надо же, как-то, общение налаживать.
— Всеволодом батька назвал, — ответил парнишка. — Но, когда крестили, Иваном нарекли. Так что все сейчас Иваном кличут.
— Я — Хоттабыч, — прикоснулся я рукой к груди, — человек обычный, маленький…
— Ага, этот обычный маленький человек такой Силищей владеет, что иным Богам стыдно становится! — ворчливо заметил старикашка, давно меня раскусивший. Еще когда я ясли «заряжал».
— Этот благонравный старичок, — я указал на возничего, — Ломонос. Дух Морозной Стихии, один из верных слуг Богини Мары. А вот этот пушистый проказник, что вокруг тебя вьётся — говорящий кот Матроскин из славного семейства Грималкиных. Одним словом, прошу любить и жаловать!
— А я еще одного такого кота хорошо знаю! — обрадовался Иван-богатырь. — Баюном его кличут! Ученый — просто жуть берет! Я рядом с ним себя таким дурнем чувствую…
— Да ты и есть дурень! — Всё никак не мог успокоиться Ломонос, рассматривая испорченные Сани. — Надо же было на Змея в одиночку наброситься!
— И давно ты так геройствуешь, Иван? — поинтересовался я между делом.
— Да я уже и не помню, — вновь бесхитростно пожал плечами богатырь. — С тех пор, как украл подлый Колдун мою невесту, так и хожу по свету в её поисках. Ну, и заодно хорошим людям помогаю — избавляю от всякой пакости, типа Змея. Вот и сюда добрался…
— А ты из чьих будешь, Иван? — полюбопытствовал Матроскин.
— Княжеского рода мы, — по-простецки отозвался богатырь. — Васильковичи. Сыновья Василько Романовича[3] князя Белзского, Берестейского, Перемильского, Луцкого и Волынского. Трое нас у батьки было: Владимир, Юрий и я — третий сын. Да еще и сестра — Ольга, — разложил «по полочкам» свою биографию золотоволосый витязь. — А вообще, пращуром моим сам легендарный Рюрик был! — с гордостью добавил богатырь, глядя на нас поблескивающими глазами. — Он за четыре сотни лет до моего рождения всей Русью Великой правил!
А вот после этих слов я удивленно присвистнул. Выходило так, что слонялся по свету наш парнишка в поисках своей невесты почти восемь сотен лет! И за это время ничуть не постарел! Похоже, что мы сегодня спасли от гибели реальный прототип сказочного Иванушки-царевича, или Иванушки-дурачка. Хотя, сдаётся мне, что и без нашего участия он бы не разбился…
[1] Бармица — в Древней Руси 10–13 вв. или в восточных странах: кольчужная железная сетка, обрамляющей шлем по нижнему краю, закрывающая шею, плечи, затылок и боковые стороны головы, в некоторых случаях: грудь и нижнюю часть лица.
[2] Зерца́льный доспе́х (перс. — общее название русских и восточных доспехов. Фактически, под термином «зерцала» имелось два различных вида доспехов: полный зерцальный доспех и зерцала личные — усилитель доспеха, надеваемый поверх кольчатого доспеха.
[3]Василько Романович (1203—1269) — князь Белзский (1207—1211), Берестейский (1208—1210, 1219—1228), Перемильский (1209—1218), Пересопницкий (1225—1229), Луцкий (1229—1238), Волынский (1231—1269), сын Романа Мстиславича, князя Галицко-Волынского и великого князя Киевского, и его второй жены Анны. На самом деле у него было двое сыновей и одна дочь, но в альтернативном мире их оказалось трое.
Что и говорить, а посидели мы отменно! Всё-таки Самобранка — вещь в походе абсолютно незаменимая. Понимающая меня с полуслова, она мгновенно исполняла любые пожелания. Так что за время посиделок я успел угостить своих нечаянных попутчиков разнообразными «деликатесами», которые приходилось попробовать в жизни.
Да и не только деликатесами, но и обычными для меня блюдами, типа пельменей и вареников, жареной и толченой картошечкой, в общем, и не перечесть всего. Под прекрасную закуску грех было и не выпить. Вино, пиво и медовуха, известные моим спутникам, постепенно сменялись напитками покрепче — слабыми сладкими наливками, шнапсом, коньяком, водкой, ромом…
А что, градус, как известно, надо непременно повышать! Иначе потом еще хуже будет… Но моих сегодняшних гостей это не касалось — время от времени я их потчевал Лечебными Заклинаниями, поправляющими здоровье не только у людей и животных, но, как выяснилось, и у Стихийных Духов тоже. А после гулянка продолжалась с куда большим размахом.
На определенной стадии опьянения Ломонос вспомнил о моем обещании исполнить «Дорожную» под аккомпанемент неведомой ему гармошки. Немного поколдовав с Самобранкой, а она, после создания подводного снаряжения для Матроскина, немало преуспела в «производстве» незнакомых ей вещей, мы, совместными усилиями произвели на свет родной мне инструмент.
И понеслась задорная песня над безлюдным лесом, пугая и без того напуганное взрывом Горыныча дикое зверьё:
Эй, ямщик, поворачивай к черту,
Новой дорогой поедем домой.
Эй, ямщик, поворачивай к черту,
Это не наш лес, а чей-то чужой.
Камней навалено, ох, не продерись,
А елок повалено, только держись!
