— Количество — да, не менее четырех. На сумму до ста миллионов рублей. Но конкретно, по проектам, они должны об этом договариваться с вами как главнокомандующим Российским императорским флотом, — отозвался Николай.
Я опять прикрыл глаза, услышав эти цифры. Да, лучше бы мы сами себе эти дредноуты построили на собственных верфях. Отдавать дяде, давно и системно чужому, такие деньги… Ну да, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Будем в том, что случилось, искать положительные моменты. Авось найдем…
— Ну что?
— Что-что… — Кац ворчливо побурчал себе под нос, а затем отбросил бумаги и тоскливо выдохнул: — Не получается ничего — вот что!
Я тяжело вздохнул и потер лоб. Вот ведь не было печали…
Новый 1910 год я встретил в новом статусе. Причем когда Николай сообщил мне об этом, я едва снова не выматерился перед государем. Ну какого хрена на меня столько вешать?!! Тут собственным бизнесом некогда заняться — военная реформа с таким скрипом идет, что всю ногу отбил, пиная каменные задницы. Так нет же — еще и английские дредноуты на шею повесили. И так уже не знаю куда деваться — до кучи еще и это…
Короче, Николай сделал меня премьер-министром. Видимо, Витте (которого на этот раз к переговорам с англичанами, памятуя его прежнюю непримиримую позицию, не допустили), едва Николай объявил о том, что принял решение потратиться на заказ у англичан дредноутов, решил, что это моя инициатива, и встал на дыбы. Вследствие чего вывалил на Николая все свое раздражение, вкупе со всем собранным им на меня компроматом. А поскольку он исходил из неправильных предпосылок, то есть приписывал мне те действия, которым я на глазах Николая, наоборот, изо всех сил противился, то и компромат Витте подал явно неправильно — не в том ракурсе, не на том акцентируя, и совсем не то доказывая, что нужно было бы, знай он всю подоплеку. Поэтому даже вполне себе убедительные моменты и правдоподобные обвинения стали выглядеть крайне неубедительно, а большая часть его «сведений» и вовсе показалась откровенной ложью, поверить в которую способен только полный идиот. Ну и, сами понимаете, мало кому понравится, если его столь демонстративно держат за идиота. Мало кому, а уж царю-самодержцу-то…
Вдобавок Николай, вероятно, все еще находился под впечатлением того, как я ему разложил по полочкам варианты развития событий, которые на нас обрушатся, если мы начнем считать договор с англичанами не никому не нужной бумажкой, а имеющим действительную силу международным документом. А то и припомнил наши разговоры перед моим отбытием в Портсмут на переговоры по окончании Русско-японской войны, когда я не только сначала с пафосом вещал ему о долге правителя отстоять победу его народа, но еще и добился потом практически всего, чего планировал добиться и что мы с ним тогда обсуждали. Вследствие этого, а также, естественно, под воздействием вышедшего из себя Сергея Юльевича у племянника и зародилась дурацкая мысль о том, что на Витте свет клином не сошелся и что у него, государя, имеется еще один кандидат на пост председателя Совета министров вместо этого, гнусно и непотребно ведущего себя сейчас. Да и ошибок таких, как с этим договором, новый кандидат совершенно точно не допустит. Вот так, слово за слово, и получил ежик по морде…[33]
Короче, на следующий день после встречи с Витте Николай вызвал меня в Зимний, где он квартировал с куда большей охотой, чем его отец, и категорично заявил, что решил возложить на меня обязанности председателя Совета министров… вогнав меня в ступор не менее чем на полчаса. Я говорил все положенные слова и принимал поздравления от окружающих на автомате, а вернувшись во дворец, минут десять матерился в одиночестве в своем кабинете. Потому что ни на что другое не был способен.
Впрочем, потом, спустя сутки, я слегка успокоился. В конце концов, в этом назначении были и свои положительные стороны. Теперь, после столь явного выражения доверия ко мне со стороны государя, число недоброжелателей, громогласно протестовавших против всех моих нововведений в армии, резко уменьшится. Да и флотская оппозиция поутихнет — и из уважения к моему новому посту, и оттого, что вскоре получит в свои загребущие лапы дредноуты… Я же теперь не просто могу, но и обязан буду держать руку на пульсе нашей внешней политики, чем ранее пренебрегал и вследствие чего мы получили такой ублюдочный договор с англичанами.
Нет, союзный договор с Британией нам был нужен, более того — жизненно необходим, поскольку полностью отвечал и нашим интересам, и текущему развитию ситуации, но такой, в соблюдении которого они должны быть заинтересованы как бы даже не более нас. Мы же, повторюсь, получили договор, который они смогут разорвать при первом удобном случае. И я сильно подозревал, что они же этот самый случай будут усиленно готовить… Исправить уже ничего было нельзя. Ибо если мы попытаемся отказаться от каких-то требований, уже имеющихся в договоре, будет только хуже. А если дадим англичанам шанс его разорвать — можем в грядущей войне оказаться против Англии и Германии вместе взятых…
Но с другой стороны, прыгать перед гордыми бриттами как цирковая собачка на задних лапках и падать брюшком кверху по первой же команде я тоже не собирался. Так что переговоры насчет постройки дредноутов прошли в максимально жестком ключе. Ну, для текущей ситуации, конечно…
Я воспользовался этими переговорами, чтобы осторожно дезавуировать наши планы относительно черноморских проливов, сообщив англичанам, что мы заказываем корабли для Балтийского и Тихоокеанского флотов. А также для возможной охраны северных конвоев, с помощью которых собираемся снабжать своих союзников в случае, если война между Entente и Тройственным союзом все-таки разразится. Поскольку в этом случае Балтика и Средиземноморье будут совершенно недоступны для международной торговли, либо движение по ним окажется сильно затрудненным, а прожить без нашего хлеба, мяса, шерсти, льна и других товаров соратникам по коалиции будет очень непросто. Потому мы вот прямо в следующем году начинаем изыскательские работы для строительства порта в Кольском заливе…
То есть о черноморских проливах не было сказано ни слова. Демонстративно. Уж не знаю, успокоило это англичан или нет, но по моим субъективным ощущениям, некая угрюмая настороженность, присутствовавшая в самом начале переговоров, исчезла. И сами переговоры прошли в более благожелательной атмосфере, чем начались.
Ни их пушки, ни их электрику, ни их приборы управления огнем, ни их двигательные установки я брать не захотел. Обойдутся. Мне что, после первого же сражения со значительными повреждениями корабли до конца войны на прикол ставить?
