— Лежать ничком, тварь! А теперь голову подними и мне в глаза посмотри! Я тебе сказал, смотри мне в глаза!
Андрей наклонился над дрожащим от страха парнем:
— Отвечай теперь как на духу — кто ты такой и что делал и делаешь? Солжешь хоть в малости — убью!
— Меня зовут Прокопом, я из Словакии, с той стороны гор. Мы бежали оттуда, но здесь нашу семью вырезали целиком на дороге лихие людишки. Я кое-как оклемался, потом бродяжничал, батрачил, год назад пан Сартский меня поймал и силой похолопил, а я в прошлом месяце сбежал. Десять дней с этими гадами жил, они на разбой все тянули, ну вот… вы и убили их! — Парнишка с испугом поглядел на трупы своих подельников.
Андрей видел, что парень ему не врет, уж слишком напуганы были его глазенки.
«Но что с ним теперь делать прикажете? Убить? Но зачем мне лишнюю кровь проливать без нужды. Отпустить — он с голодухи сдохнет, или прибьют вскоре, не все такие, как я, сердобольные. А может, снова сделают холопом „добрые люди“, как здесь общепринято. Да, на этом примере очень хорошо видно, что с одиночкой творят».
— Пойдем, покормим тебя! Да нам самим пора уже кушать, надеюсь, все готово, Арни?
— Конечно, брат-командор!
Орденец улыбнулся и хлопнул словака по плечу. К удивлению Никитина, парень чуть покачнулся, хотя должен был упасть от такого «дружеского» похлопывания.
— Силен, бродяга, — во весь рот улыбнулся Арни. — Ордену Святого Креста такие молодцы завсегда нужны!
— Так я кузнец, — смущенно отозвался словак. И покраснел, румянец багрово заполыхал на его щеках. Он удивленно воскликнул:
— А вы… орденцы?!
Прокоп прикрыл ладонью рот, уставившись на красный плащ Арни, будто только сейчас его увидел.
— А вы, ваша милость, командор ордена?!
Никитин только кивнул в ответ, а словак рухнул на колени, чуть ли не обняв его за сапоги:
— Ваша милость, вы можете! Возьмите меня под свое покровительство, как собака преданно служить ордену буду, живота своего не пожалею. Перед Богом клянусь служить честно и верно!
Андрей пришел в замешательство — он не знал, что сказать парню в ответ. В растерянности посмотрел на Арни — местный пан, сволочь, беспредельно жесток, но пойти на укрывательство этого беглого холопа означало совершение самого опасного в этих местах преступления, вира за которое составляла целых восемь злотых, почти столько стоил полный рыцарский доспех с боевым конем или пара здоровых холопов.
«Нет, пойти сейчас на укрывательство в моем „птичьем положении“ дело совершенно невозможное».
— Это ты хорошо надумал, парень. Орденский плащ самая надежная защита от холопства! — Уверенный голос Арни вывел Никитина из размышлений, и он усмехнулся.
«Отказать задумал, а зачем, спрашивается?! Интересно, однако, — а что же он до этого делал, ведь с ним уже двое беглецов, и к тому же холопов?! А кто пану кастеляну ножки и ручки оглоблей переломал? А кто мимоходом нескольких воинов магната ухайдакал, товарищ майор?!»
Как же он мог забыть, что в ордене рыцарей Креста, как у донских казаков, существовало старинное правило, которое гласило — «с ордена выдачи нет».
Объяснение здесь довольно простое и лежит на поверхности. Все орденские рыцари и их оруженосцы, шляхтичи благородного происхождения, плюс свободнорожденные, едва составляли одну треть во всех воинских контингентах ордена.
Подавляющее большинство простых «служителей» были как на подбор из вчерашних беглых холопов, кабальников, не пристроенных в жизни сирот и прочего угнетенного люда, как писалось в советских книгах о периоде феодализма…
— Так ты говоришь, что твои оглоеды кольчугу продали, а меч в плащ завернули и спрятали?!
От слов Арни Никитин встряхнулся и сосредоточился:
«Как же так происходит, что все чаще и чаще я просто отрубаюсь от действительности! Вот она, сытая жизнь на пенсии, с бабой под боком — разом всю сноровку потерял».
А тут такой разговор интересный идет — Прокоп поведал, что десять дней назад он со своими разбойниками нашел мертвого воина, рядом с которым был сверток с рыцарским мечом.
— Да. Только плащ синий, но крест, как у вас, белый. А меч продавать этот, — Прокоп тронул ногой убитого главаря, — не стал. Сказал, что боязно, враз поймают да повесят!
— Это он верно рассудил. Тело хоть закопали?
— Камнями заложили в расщелине. Тут оно, неподалеку.
— Попозже сходим, — Арни вопросительно посмотрел на Никитина, и тот кивнул, давая молчаливое согласие. И они втроем отправились к раскидистому дубу, где беглецы разбили лагерь…
На постеленной чистой холстине лежало напластованное копченое мясо, ломти ноздреватого сыра, куски хлеба, перья зеленого лука и традиционная кожаная фляга с вином. Миски и кружки расставлены, а вместо сидений расстелены попоны.
«Военнопленный» скромно жевал свой хлебушко с мясом чуть в сторонке от других сотрапезников, зато Никитин со всей своей командой плотно сгрудились у постеленной холстины.
Ужинали беглецы неторопливо, изредка спокойно и тихо переговаривались, с аппетитом прихлебывали вино, заедали мясо луком и репой. По окончании трапезы все дружно помолились, и молодежь принялась быстро убирать со «стола».
— Ваша милость!
Андрей, нахмурив брови от недовольства, пристально посмотрел на Прокопа. Тот побледнел от страха, подумал, что сейчас его накажут за попытку заговорить. Но наступил, как говорится, себе на горло и, через страх, продолжил дальше:
— Ваша милость! Почему вы так поступили?
«Вопрос, конечно, нагловатый — в его-то очень шатком положении, но нравы здесь простые».
— Обычно рыцари или сразу убивают бежавшего холопа, или сильно избивают, вяжут и передают потом хозяину за вознаграждение…
— Интересно было бы посмотреть, как жрал бы ты здесь со связанными руками?!
С ухмылкой сказанная ответная фраза Андрея привела только к тому, что пленник смертельно побледнел, но, покорно протянув руки, все же сказал, вскинув подбородок:
— Если не пожелаете присягу от меня принять, то лучше убейте меня. Иначе пан замучает, запорет до смерти, руки и ноги огнем сожжет, смертушку, как благодеяние, у него просят…
Никитин краем глаза посмотрел на своих орлов, те утвердительно качали головами — ну и нравы же у местных панов!
И решил отложить дело на поздний срок, повернувшись к Арни:
— Сходи за мечом, принеси сюда. Чеслава возьми и этого «лишенца». Попозже переговорим!
Светлейшая сталь клинка с замысловатым узором словно струилась в лучах солнца, эфес щедро отделан золотом и серебром, а в навершие рукояти был врезан белый эмалированный крестик.
