Ознакомительная версия.
— А куда он денется, пройдоха! Из-под земли достанет. Ясь ведь молиться готов на этот бочонок. Да и то сказать — славное винцо Господь нам послал.
Славное? Бурцев недоверчиво уставился на пенистую мутную жидкость. Принюхался. Похоже на обычную бражку… Булькнули подозрительные пузырьки — гораздо больше, чем позволительно для напитка, гордо именуемого вином. Рыцарь Вольфганг еще раз бесстрашно отхлебнул содержимое своей кружки. Причмокнул:
— Гуд! Рейнское — самого позднего урожая.
Эх, была не была! Бурцев тоже рискнул. Первая дегустация прошла успешно. Честно говоря, он ожидал худшего, но — ничего… совсем ничего! Нечто недобродившее, кисло-сладкое, с небольшим градусом, отдаленно напоминающее белое вино, но скорее какой-то винный квас. Впрочем, пить можно. И даже получать от этого определенное удовольствие. Если не привередничать.
— Говорят, вино на берегах Рейна делают со времен Христа! — мечтательно закатил глаза Вольфганг. — Первые виноградники там заложили еще римские легионеры. Римляне не желали тратить время и силы на перевозку благородного напитка через Альпы.
— Умно, — одобрил Бурцев.
Хлебнул еще. Нет, пить, в самом деле, можно.
— А откуда у тебя столько, Вольфганг? — Он кивнул на бочонок.
— Такова Божья милость. У болот между Торунью и Кульмским замком мы с Ясем наткнулись на разбитый епископский обоз — да я об этом еще на ристалище Вильгельму Моденскому говорил, только слушать меня его преосвященство почему-то не захотел. Так вот, видим: сани повалены, кровь кругом, люди с лошадьми перебиты да в болото побросаны. Вместе со всей одеждой и оружием. Засосало болото все. Над трясиной только шапки плавают да попоны конские. Разбойники напали — не иначе. Говорят, хозяйничает где-то поблизости мятежный пан из Добжиньских земель. Его лиходеи, наверное, постарались.
Бурцев скептически хмыкнул. Насколько ему известно, Освальд Добжиньский сейчас далеко от Взгужевежи не отходит — сил набирается. Впрочем, мало ли шаек бродит по глухим куявским, тевтонским и прусским уголкам. Другое дело — далеко не каждая ватага решится напасть на такую важную птицу, как епископ.
— А ты, Вольфганг, вообще уверен, что на епископский обоз наткнулся?
— Так утварь же церковная там была разбросана всюду. Купцы, воины да крестьяне такой с собой не возят. А еще посох епископский Ясь в снегу откопал. Я уж, грешным делом, подумал, не самого ли посланца Святого Рима Вильгельма Моденского злодеи погубили. К его прибытию ведь как раз готовилось братство Святой Марии. Но нет — его преосвященство на турнире присутствует, жив-здоров. И от посоха опять-таки отказался. Не его, выходит, посох. Ну, а раз так, то и вино тоже ему не принадлежит. Мы ведь сани эти с рейнским и кое-какими монастырскими харчами нашли там же — в обозе. Увязли сани в снегу — не смогли, видно, злыдни ни дотянуть их до болота, ни с собой забрать, вот и бросили у дороги. Но похозяйничать успели. Пробили, вишь, бочонок, что в брюхо влезло — выпили, небось, дай бросили, дурни. Мы когда пришли, целая лужа рейнского уже натекла. Хорошо хоть сверху продырявили, мерзавцы, — не снизу, — нам с Ясем тоже прилично досталось. Но все равно неразумные какие-то разбойники. Я бы на их месте такое вино нипочем не бросил. На горбу бы, а унес. Или вон Яську заставил. В общем, заткнули мы дырки, впрягли в сани кобылку Яся и подались прямиком в Кульм. До сих пор гадаем, что там за епископ такой смерть свою у болота принял и епископ ли вообще… То нынче одному Господу ведомо.
Бурцев хлебнул из бездонной кружки еще. Рейнское нравилось ему все больше. Да и настроение вроде улучшалось.
— А не стыдно было чужое брать, а, Вольфганг?
— Чего стыдиться-то? Зачем добру пропадать. Хотя…
Немец помрачнел.
— Сейчас-то и я думаю — может, в самом деле зря мы на вино божьих людей позарились. Наслал ведь на меня Господь фон Берберга, продавшего душу дьяволу. А ну как за этот грех наслал?
Бурцев не смог сдержать улыбки. Конечно, вестфалец — сволочь преизрядная, но вот насчет сделки с силами ада — это, пожалуй, слишком.
— Ты напрасно насмехаешься над моими словами, тайный рыцарь Вацлав, — обиделся пьяный паренек с берегов Рейна. Даже икнул от волнения. — Когда мы сшиблись с фон Бербергом, посреди ристалища разверзлась геенна огненная, и зловоние самого ада вырвалось из ее недр. Тысячи невидимых демонов закружили над нами, разбили мои доспехи и свалили меня с коня. Не будь этих дьявольских козней, никогда фон Берберг не одолел бы фон Барнхельма в честном бою.
Ну, конечно, конечно, чем еще можно объяснить поражение непобедимого Вольфганга?! И все же непрошеную улыбку Бурцев с лица убрал. Зачем понапрасну раздражать человека?
— Это все чары, — горячился Вольфганг. — Без них вестфалец не имел бы ни малейшего шанса на победу!
Бурцев дипломатично промолчал. Фон Барнхельм глотнул еще вина, убежденно продолжил:
— Ибо… ибо меня вдохновляла Ядвига Кульмская — прекраснейшая из женщин.
— Ну, наверняка дама сердца фон Берберга тоже не уродина, — вставил Бурцев.
— Может быть, — голос рейнского рыцаря снизился до шепота. — Но знаешь, ведьмы и демоницы тоже порой обладают привлекательной внешностью. А мне сдается, краковская Агделайда и есть одна из них.
— Уверяю тебя, это не так, — вздохнул Бурцев. Хотя… Что-то демоническое в его жене, пожалуй, присутствует — уж очень полячка притягательна. Необъяснимо притягательна. Почему, елки-палки, потеряв ее, хочется волком выть на луну? Уж не околдовала ли его княжна, в самом деле? Раньше-то из-за девчонок Бурцев особо не страдал.
— Так или не так — это уже не важно, — язык Вольфганга начал заплетаться. Мысли, похоже, тоже. — Ты одолел фон Берберга, но завтра мне придется вызвать на поединок тебя.
Бурцев опешил. Этого ему еще не хватало.
— Но ты не бойся, друг Вацлав, — успокоил его рейнский рыцарь. — Я постараюсь тебя не убивать.
— Очень великодушно с твоей стороны, — Бурцев глянул на перевязанное плечо собеседника. Опасный противничек, ничего не скажешь! — Но сдается мне, ты совсем пьян, братишка.
— Нет еще. Я понимаю, что говорю. Посуди сам, благородный Вацлав. Я бился за честь дамы сердца и проиграл бой. Это великий позор, и искупить его возможно только новой победой. Фон Берберг, утверждавший, что какая-то там краковская Агделайда превосходит красотой и благочестием Ядвигу Кульмскую, повержен. А ведь ты наверняка победил вестфальца во славу своей дамы сердца. Я же никак не могу признать, что Ядвига уступает ей хоть в чем-то.
— И не нужно. По-моему, для любого мужчины самой красивой из женщин всегда будет лишь его избранница, а махать мечами, доказывая это другим, — бессмысленно.
Ознакомительная версия.
