— Пока звание на вас не придет, побудете у нас помкомвзвода, у меня, как раз. В первой роте вакансия, а потом я вас сразу на должность помощника начальника штаба переведу.
Вот это дело. ПНШ имеет кое-какую свободу передвижений, да и когда сольюсь, а в том, что я рано или поздно сольюсь из его доблестного ОПАБа, я не сомневался ни на секунду, вреда особого для боевой готовности не будет. Подумаешь, одной тыловой крысой больше, одной меньше. Полагаю, что помкомвзводом я буду только числиться и то, наверное, недолго.
— Так вы согласны? — закончил он, наконец, свою речь.
Для вида надо немного повыпендриваться. С их местной неутолимой тягой к бдительности, соглашаться засесть в штабе с ходу, будет выглядеть подозрительно для такого бравого комсомольца, как Мальцев.
— Товарищ капитан, мои однокурсники будут фрицев бить, а я буду казенные штаны в штабе просиживать? — заупрямился для вида я.
Тут опять нарисовался майор. Еще один гений агитации, твою мать.
— Скажи мне, Мальцев, ты Родину любишь? — спросил он зачем-то предварительно хлопнув ладонью по столу.
— Люблю я Родину, товарищ майор, — ответил я, все еще сохраняя стойку «смирно», — очень люблю. Даже умереть за нее готов, если партия прикажет, только разрешите умереть после обеда, а то с утра еще маковой росинки во рту не было, а я на голодный желудок умирать не могу.
Майор смотрел на меня минуту, не меньше, а потом внезапно заржал, как конь. Я раньше думал, что это оборот речи такой, но он меня переубедил.
— А он мне нравится. — сказал он вдруг Демьянову. — Далеко пойдет. — потом скомандовал мне. — Свободен. Кругом! Шагом марш!
Я ответил: «Есть!», четко по-строевому выполнил команду «кругом» и строевым шагом с отмашкой вышел из кабинета.
Как придурочный душара, короче, а все, потому что подобное меня всегда бесило еще со срочки.
Эмоции мне нужны. Без них я секрет тайного фолианта Зощенко никогда не разгадаю.
Мысль выкопать свой тайный клад из канцелярии и сходить в гастроном я отбросил сразу, потому что чувство голода тоже не способствует хорошему отношению, а, чтобы окончательно себя разозлить, я по пути заставил Мальцева сделать сто отжиманий и два десятка подтягиваний на ветке ближайшего дерева. Здесь он меня даже немного удивил. Организм справился с подобной нагрузкой без каких-либо проблем и даже попросил добавки, если можно так выразиться. С физухой, в общем и целом, нормалек, а вот с рефлексами придется поработать, конечно.
В казарме я сразу рухнул на койку и принялся изучать «Рассказы о Ленине». Книжка была новая. 56 страниц, ни пометок, ни загнутых листов, ни каких бы то ни было других особых примет. Мягкая обложка, издательство, тираж. Все, как обычно.
Что ж ты в ней спрятала, Жанна Моисеевна, и главное, где?
Ладно, попробуем зайти с другого конца. Книги, что с ними связано? Типография, книжный магазин, книжный шкаф, школа.
А может Ленин? Мавзолей, Смольный, памятник, Аврора.
Хрень какая-то.
Ага, библиотека еще. Ничего не понимаю. Как и что с чем должно быть связано?
По идее, эта Гуревич, должна зашифровать в книге какое-то послание или информацию для меня. Кто, конкретно, я буду она не знала, но предполагала, со слов Томской, что я появлюсь в образе военного, следовательно, логично предположить, что в тело военного отправят, именно, военного.
Хотя тоже не факт. Минаев же не военный, но он в теле майора оказался. Нет, Минаев попал в майора, чтобы его не сложно было перевести в наше ведомство, значит Гуревич могла предположить, что я буду военным и в своем времени, опять же она плотно работала с Главком и у себя и в нашем времени, значит точно знала, кого, конкретно, за ней отправят.
«2120» на косяке нацарапано было, именно, для меня. Ведь так? И заметил я это только благодаря тому, что оставался разведчиком, хотя и внезапно изрядно поглупевшим.
Значит это какой-то шифр. Какой?
Какой-то простейший. Сама же она не разведчик, но предполагала, что разведчик догадается. Какие есть простейшие шифры? Так... Цезаря, Морзе, Гронсфельда... Цифровые. Квадрат Полибия, Атбаш, Тритемиуса, Бэкона, Виженера... Все не то. Книга-книга-книга... Книжный? Тогда должен быть текст-ключ, а его нет. Была бы книжка библиотечной, то текст-ключ мог бы быть...
Стоп! Библиотечной. В библиотеках штамп ставят на 17-ой странице и на 33-ей.
Я открыл семнадцатую. Что тут у нас? Заголовок: "Как Ленин учился".
А вечером, после прогулки и купания, родные снова видели его за книгами. И родные поразились, как он так много может заниматься. И даже стали бояться за его здоровье.
Но Ленин им сказал:
— Человек может удивительно много учиться и работать, если он правильно отдыхает.
И действительно, Ленин правильно отдыхал. Он час работал. Потом делал гимнастику. Потом снова час или два писал и после этого бежал к реке купаться. Потом, отдохнув или погуляв в лесу, возвращался к книгам и опять учился.
В своем летнем кабинете он устроил себе турник недалеко от столика. И время от времени делал на нем упражнения.
В хорошую погоду он купался два или три раза в день. Он чудно плавал. Он так плавал, что всех приводил в удивление.
Один его знакомый, вспоминая о прошлом, говорил, что в Швейцарии было очень страшное озеро, где постоянно тонули люди. Это озеро было очень глубокое. Там были холодные течения, омуты и водовороты. Но Ленин бесстрашно плавал в этом озере.
Этот знакомый ему однажды сказал, что надо быть осторожным — тут тонут люди.
— Тонут, говорите? — спросил Ленин. — Ничего, мы-то не потонем.
И тут же заплыл так далеко, что еле можно было видеть его.
И вот благодаря купанию и физкультуре, благодаря правильному отдыху Ленин сумел много работать и сумел подготовиться за всю высшую школу сразу.
Он почти два года так усиленно учился. И за это время успел пройти весь курс университета — то, что другие изучали четыре года.
Он сдал все экзамены и получил диплом первой степени
Учиться, отдыхать, Швейцария, озеро, люди, диплом, четыре, единица... Хуйня какая-то...
Тридцать третья. "Иногда можно кушать чернильницы".
Все это писать в тюрьме было не таким уж простым делом.
Родные имели право присылать арестованному книги. И вот тогда Ленин стал писать на этих книгах. А надо было так писать, чтобы никто в тюрьме не догадался, что тут в книге что-нибудь написано. Потому что в тюрьме проверяли все книги, перед тем как отдать родственникам. И если видели, что в книге хоть одно революционное слово написано, эту книгу сжигали.
А революционеры знали, что можно писать молоком.
Если на бумаге написать молоком, то решительно ничего не видно.
А для того, чтобы прочесть написанное, надо погреть эту бумагу на лампе или на свечке, и тогда молоко начинает темнеть, на бумаге выступают коричневые буквы, и все можно прочесть, что написано.
Та неужели?
Глава 25. Вознесенные владыки.
Ленинградская центральная библиотека ГОРОНО
г. Ленинград
Набережная Фонтанки, 46
13 августа 1941 года
16 часов 15 минут
Нет, все слишком просто. Какие еще могут быть варианты? Шифр замены? Я взял заголовок и посчитал буквы, которые не повторялись. Вышло двадцать. В принципе возможно, но тогда это текст-ключ, а где же сам шифр? А что если все гораздо проще?
Я еще раз перечитал тридцать третью страницу. Вот оно:
«Он тут писал революционную и очень нужную книгу: „Развитие капитализма в России“.»
Стеганография? (способ передачи или хранения информации с учётом сохранения в тайне самого факта такой передачи (хранения)) Собственно, почему бы и нет? Криптография скрывает смысл шифровки, а стеганография сам факт существования послания. Это куда удобнее.
