на носу
Благородной лодки своей
Покажу курс на гавань
Где много врагов-людей…
Сильные мужские голоса подпевали, а вёсла продолжали загребать воду…
Лодки плыли и плыли, а Евпл устал считать дни. Всего было четыре лодки. Северяне под предводительством Йона Ульссона возвращались домой после не совсем удачных набегов на имперское побережье, когда впереди завидели вражескую флотилию. Сразу нападать на врага, превосходящего их числом, не стали, а следовали позади. Вскоре показался остров, к которому имперцы и пристали. Северяне обошли остров с противоположной стороны и решили ночью захватить как можно больше пленных. Высадившиеся имперцы разбили лагерь и по острову не разбредались, но всё-равно удалось схватить десятерых.
Когда убедились, что погони нет, то Йон Ульссон распорядился притащить пленных – восемь взрослых солдат, один торговец и парень. Предводитель не любил долго рассуждать – за торговца запросить выкуп, солдат продать в рабы, парня… его можно было бы тоже продать, но одна мысль останавливала…
– Зачем ты с солдатами приплыл на этот остров?
– Меня взяли врачевать раны.
– Ты знахарь?
– Нет, но я умею врачевать.
Йон поразмыслил и решил везти парня в своё поселение. Люди болеют часто. Пригодится.
Через несколько дней северяне приплыли к большому острову Оланд. Там продали рабов и разные вещи, а потом каждому участнику похода отсчитали его долю. Евпл достался предводителю похода и стал жить в его поселении.
Нельзя сказать, что для парня настали чёрные дни. Он мог свободно передвигаться по поселению и, даже, посещать соседние. К тяжёлой работе его не привлекали – Евпл сказал, что лечит руками, и, следовательно, руки надо беречь. Вначале местные жители не поверили, но убедились, когда увидели, как кровь текущая из раны от удара топором, почти моментально свернулась, а сама рана затянулась спустя два часа. Всё это дало парню необходимый авторитет. У него появился свой угол, лежанка и доступ к общему котлу.
Многие поселения Оланда имели в центре длинный дом, в котором жила несемейная молодёжь. Вокруг этого здания располагались небольшие дома, в коих семьи вели собственное хозяйство. Поселение избирало себе старейшину, и он в одиночку, как правило, руководил жизнью общины. В разных частях острова располагались капища. Заботы о процветании своего поселения зачастую приводили к необходимости приносить богам человеческие жертвы, в основном из пленных и рабов.
Суровая жизнь и низкая производительность труда делала минимальными различия между свободными и рабами. И те, и другие долго и тяжело трудились на распашке земли, рубке леса, охоте, ловле рыбы. Рабам дозволялось даже ходить с оружием. Зачастую никто не следил за тем, что делают рабы. Им просто давалось то или иное задание и об эффективности его выполнения свидетельствовал результат. Если раб плохо трудился, его наказывали. Если наказание не действовало на нерадивого – его клали на жертвенник. Уплыть с Оланда на ближайшие земли в одиночку было очень трудно даже опытному северянину, поэтому идея сбежать с острова являлось безрассудством и явным самоубийством для рабов.
У большинства северян не было жрецов в том смысле, как это понимали имперцы. Руководитель клана, общины, семьи мог выполнять практически любые религиозные обряды, вплоть до человеческих жертвоприношений. Лишь крупными религиозными празднованиями, происходящими, как правило, не чаще одного раза в год, руководили специальные люди.
Среди северян было мало не то чтобы врачей, но и травников. Это было следствием малого числа лекарственных растений, растущих в их землях. Больные люди, как правило, пили рыбий жир и тёплое вино. На этом лечение для многих и заканчивалось.
Тем большей новостью для местного населения была информация о том, что на Оланде появился врач из Империи. Как ни старался Евпл рассказать, что он не врач, а целитель, люди его не понимали. Они увидели, что парень может лечить и большего им было не надо. Теперь к нему шли больные жители со всех поселений острова или призывали к тем, кто не мог самостоятельно добраться до целителя. Естественно, что основную плату за лечение они давали Йону Ульссону.
Как ни странно, но именно на острове Евпл почувствовал свою востребовательность. Если в Велгороде был важен официальный статус, признание от жрецов и администрации, то в Оланде главным было умение, а исцелять парень умел. Правда, почти все эти умения были теоретическим, – Евпл смотрел на действия Эразма, который потом объяснял, почему сделал так, а не иначе, – но за эти летние месяцы они перешли в практические.
Климат в Оланде и Велгороде довольно схож, люди тоже выполняли почти одинаковую работу. Следовательно, болезни и травмы были знакомы. Расчёт хозяина Евпла оказался правильным – у него появился дополнительный источник обогащения.
Особое внимание к целителю было, естественно, от женщин. Хотя Евпл внешне походил на многих северян – у него были светлые волосы и довольно высокий рост, – он отличался от них своими зелёными глазами. Это было очень необычно для тех, кто в массе своей был голубоглазыми, а всё необычное привлекает. К тому же на острове большинство жителей так или иначе были в близком родстве друг с другом, что имело определённые последствия. Стоит ли удивляться, что довольно скоро у парня появились не только знакомые девушки, но и две весёлые вдовушки. Теперь воспоминания о Роксане и Тирс не часто тревожили шестнадцатилетнего Евпла.
На супружескую неверность северяне имели специфический взгляд. Богатые мужчины имели до трёх законных жён и ещё бо́льшее количество наложниц. Поэтому такого понятия, как супружеская измена мужа почти не существовало. С изменой мужу дело обстояло несколько строже и за неё могли высечь жену, и надавать по зубам мужчине, залезшему ей под платье. Но дети жёны практически всегда считались детьми, рождёнными в семье. Отец – тот, кто вырастил, воспитал…
В начале осени Йон Ульссон задумал очередной поход и своей целью выбрал поселения, находящиеся к северу от Оланда. Там жили дикие племена, говорящие на чужом языке. Серебро искать у них было безумием, но вот разжиться множеством тёплых шкур – вполне возможно. Впереди долгая зима,
