Забытый у подножия жилого гиганта интуристовский «Жигулёнок» с брошенным на спинку кресла английским двухсторонним регланом.
Через три дня Татьяну Лунину пригласили в первый отдел. И обязательно, пожалуйста, с супругом. А супруга-то зачем? Ну, не будем уточнять, Татьяна Никитична. Разговор очень важный и для вас и для вашего уважаемого супруга.
Она не удивилась, увидев в кабинете начальника отдела того типа, что гипнотизировал ее на приеме в «Курьере»: бородка, задымленные очки — вервольф последней модели. Обаятельный мужчина! Он даже снял очки, когда знакомился, продемонстрировал Татьяне чистоту и честность своих глаз, никаких ухмылок, никаких околичностей — перед вами друг. Начальник, старый сталинист соответствующей наружности, представил гостя: товарищ Сергеев, обозреватель агентства новостей, он будет присутствовать при нашей беседе.
Таня глянула на своего благоверного. Суп сидел по стойке «смирно», выпирая ослепительно белой грудью и манжетами из тесноватого блейзера. Он так волновался, что даже как-то помолодел, что-то мальчишеское затравленное выглядывало из огромного, тела. Она всегда поражалась, какими беспомощными пупсиками оказываются советские супермены, метатели, борцы, боксеры перед всеми этими хмырями-первоотдельцами и вот такими «обозревателями». Она обозлилась.
— А я, между прочим, никаких интервью для агентства новостей давать не собираюсь!
— Татьяна Никитична… — с мирной дружеской улыбкой начал было товарищ Сергеев.
Она его оборвала.
— А вы, между прочим, но какому праву меня гипнотизировали давеча на приеме «Курьера»? Тоже мне Штирлиц! Психологическое давление, что ли, демонстрировали?
— Просто смотрел на красивую женщину, — товарищ Сергеев чуть-чуть откинулся на стуле и как бы вновь слегка полюбовался Татьяной.
— Между прочим, многим рисковали! — выкрикнула она, рванула сумочку, вытащила сигарету.
Два кулака с язычками газового огня тут же протянулись к ней.
— Таня, Таня, — еле слышно пробормотал Суп. Он сидел не двигаясь, будто боялся при малейшем движении лопнуть.
— Напрасно вы так разволновались, — сказал товарищ Сергеев. — У нас к вам дружеский вопрос о…
— О господине Лучникове! — угрожающим баском завершил фразу начальник отдела.
Тут по стародавней традиции таких дружеских бесед должно было наступить ошеломление, размягчение и капитуляция. Увы, традиции не сработали — Татьяна еще больше обозлилась.
— А если о нем, так тем более с обозревателями новостей говорить не буду! Явились тут тоже мне обозреватели! Нет уж! Обозревайте кого-нибудь…
— Перестань, Лунина! — начальник отдела шлепнул здоровенной ладонью по письменному столу. — Ты что, не понимаешь? Перестань дурака валять!
— Это вы перестаньте дурака валять! — крикнула она и даже встала. — Обозреватели! Если хотите беседовать, так перестаньте темнить! Это мое право знать, с кем я беседую!
— Да ты, Татьяна, говоришь, как настоящая диссидентка! — возмущенно, но по-отечески загудел начальник, в далеком прошлом один из пастухов клуба ВВС, спортивной конюшни Васьки Сталина.
— Где ж это ты поднабралась таких идеек? Права! Смотри, Татьяна!
Татьяна видела, что товарищ Сергеев пребывает в некотором замешательстве. Это ее развеселило. Она спокойно села в кресло и посмотрела на него уже как хозяин положения. Ну? Товарищ Сергеев, поморщившись, предъявил соответствующую книжечку.
— Я полагал, Татьяна Никитична, что мы свои люди и можем не называть некоторые вещи в лоб. Если же вы хотите иначе… — он многозначительно повел глазами в сторону Супа.
Тот сидел, полузакрыв глаза, на полуиздыхании.
— Давайте, давайте, — сказала Таня. — Если уж так пошло, то только в лоб. По затылку — это предательство.
— Позвольте выразить восхищение, — сказал товарищ Сергеев.
— Не нуждаюсь, — огрызнулась она.
Любопытно, что в книжечке именно эта фамилия и значилась — Сергеев, но вместо слова «обозреватель» прописано было «полковник».
— Up to you, — вздохнул полковник Сергеев.
— Как вы сказали, товарищ полковник? — Татьяна широко открыла глаза, дескать, нс ослышалась ли. Он показал ось в этот момент, что она и в самом деле имеет некоторую бабскую власть над полковником Сергеевым, а потом она подумала, что чувствовала это с самого начала, очень интуитивно и глубоко, и, быть может, именно это, только сейчас распознанное ощущение и позволило ей говорить с такой немыслимой дерзостью.
— Я сказал: как хотите, — улыбнулся полковник. — Многолетняя привычка, от нее трудно избавиться.
Ей показалось, что он вроде бы даже слегка как бы благодарен ей за вопрос, заданный с лукавой женской интонацией. Вопросец этот дал ему возможность прозрачно намекнуть на свое законспирированное зарубежное, то есть романтическое, с его точки зрения, прошлое и показать даме, что он далеко нс всегда занимался внутренним сыском.
Затем он начал излагать суть дела. Начнем с того, что он испытывает полное уважение к Андрею Лучникову и как к одному из крупнейших мировых журналистов, и как к человеку. Да, у него есть определенное право называть этого человека просто по имени. Но это лишь к слову, да-да, так-так… Короче говоря, в ответственных организациях пашей страны придают Лучникову большое значение. Мы… давайте я для простоты буду говорить «мы»… мы понимаем, что в определенной исторической ситуации такая фигура, как Лучников, может сыграть решающую роль. История сплошь и рядом опровергает вздор наших теоретиков о нулевой роли личности. Так вот… так вот, Татьяна Никитична, у нас есть существенные основания опасаться за Андрея Арсениевича. Во-первых, всякий изучавший его биографию может легко увидеть, как извилист его политический путь, как подвижна его психологическая структура. Давайте напрямик: мы опасаемся, что в какой-то весьма ответственный момент Лучников может пойти на совершенно непредвиденный вольт, проявить то, что можно было бы назвать рефлексиями творческой натуры и внести некий абсурд в историческую ситуацию. В этой связи нам, разумеется, хотелось бы, чтобы с Лучниковым всегда находился преданный, умный и, как я сегодня убедился, смелый и гордый друг… Он снова тут зорко и быстро глянул на Супа и потом вопросительно и доверительно — совсем уж свои! — на Татьяну.
Та не моргнула и глазом, сидела каменная и враждебная.
Пришлось «обозревателю» двинуться дальше.
— Однако то, что я сказал, всего лишь преамбула, Татьяна Никитична. В конце концов, главная наша забота — это сам Андрей Арсеньевич, его личная безопасность. Дело в том, что… дело в том, что… понимаете ли, Татьяна… — глубокое человеческое волнение поглотило пустую формальность отчества, товарищ Сергеев встал и быстро прошелся по кабинету, как бы стараясь взять себя в руки. — Дело в том, что на Лучникова готовится покушение. Реакционные силы в Крыму… — Он снова осекся и остановился в углу кабинета, снова с немым вопросом глядя на Таню.