В детстве император читал какую-то затрепанную книжку про историю авиации, и в числе пионеров воздухоплавания там упоминался подьячий Крякутной, который якобы первым в мире построил летающий воздушный шар, за что был проклят церковью и изгнан из Рязани. Причем все вроде как произошло как раз в эти времена, так что Новицкий, уже пребывая в Центре и готовясь к занятию должности императора, посмотрел в интернете и про эту историю тоже. Увы, она, похоже, была чистой фальсификацией, но молодой царь все же велел Афанасию Ершову послать в Рязань пару человек поспособней с целью уточнить, что же там происходило на самом деле. Вскоре они вернулись с довольно интересным докладом.
Итак, никакого подьячего Ефима Крякутного в Рязани не обнаружилось. Нашелся Крякнутый, но не подьячий, а дьяк, и звали его не Ефим, а Порфирий. Никаких воздушных шаров он не строил и даже помышлял о подобном, а просто пил горькую. За что действительно был проклят, но не всей церковью, а всего лишь настоятелем Успенского собора, коему этот Порфирий по пьяни год назад дал в морду.
В принципе, этим можно было и ограничиться, но подчиненные Ершова проявили разумную инициативу. В конце концов, их послали искать хоть какие-то следы летающего устройства, а не просто Ефима Крякутного, так что сбор информации был продолжен. Вскоре нашелся еще один Ефим, фамилия коего была Черпак, а сам он был кузнецом из Ряжска. Вот этот имел к полетам самое непосредственное отношение. Он сделал крылья из проволоки, обтянутой бычьими пузырями, надел их на руки, к заду привязал длинный хвост из ястребиных перьев и долго бегал в таком облачении вниз по склону холма, подпрыгивая и пытаясь взлететь. Однако это у него не получилось, и в конце концов Черпак подвернул ногу и упал, да прямо рожей о булыжник, по каковой причине его крылья сломались, а рожа, и до того не блиставшая красотой, стала просто непотребной. Убедившись, что более никто в окрестностях Рязани летать не пытался, посланцы Афанасия быстро доставили кузнеца вместе с обломками его крыльев в Лефортовский дворец.
Царь отметил их усердие большой премией, о чем пожалел после первой же беседы с Ефимом Черпаком. Нет, парням вполне хватило бы и обычной! Потому как руки у кузнеца оказались действительно золотые, тут эмиссары мажордома не ошиблись. Но вот голова, к сожалению, была дубовой, в чем Новицкий убедился довольно быстро. Несмотря на все старания императора, за сорок пять минут кузнец так и не смог понять ничего. Понятия "удельная нагрузка на крыло" и даже "центр тяжести" так и остались для него покрытыми мраком тайны. Про центр давления Сергей не стал даже заикаться, а, вздохнув, выписал Ефиму направление на подготовительные курсы. Вдруг в процессе учебы человек хоть немного научится пользоваться мозгами? Ведь были же такие случаи, хотя и редко.
Однако на этом история не закончилась. За ужином Лена заметила, что император вроде как чем-то расстроен, и поинтересовалась причиной. Сергей начал рассказывать, понемногу увлекся и примерно к полуночи выложил все, что знал об аэродинамике. А знал он не так чтобы совсем мало — во всяком случае, гораздо больше своего среднестатистического ровесника из двадцать первого века. Ведь царь собирался, прижившись на троне и отвоевав у турок Крым, построить параплан, а то и вовсе настоящий планер и летать на нем в окрестностях горы Узун-Сырт в Коктебеле! Когда он там отдыхал, этих парапланеристов на горе было много, но его, к сожалению, туда не пустили.
Так вот, когда император закончил объяснения, его подруга всплеснула руками:
— Питер, ну как же так можно? Человека прямо из захолустной кузницы на перекладных доставили в императорский дворец, опомниться не давши, привели к царю, и ты хочешь, чтобы он сразу пришел в себя? Да он же небось от стеснения ног под собой не чуял! Даже я и то, вспомни, поначалу в твоем присутствии слова молвить не могла.
— Неужели? — удивился Сергей. — Но, даже если это и так, то сейчас ты еще как можешь, и далеко не одно слово.
— Вот именно! Так я же умная, почти как ты, а это простой кузнец. Даже если он всего и не поймет, что ты ему скажешь, то все равно — у нас что, мастеров совсем девать некуда? И неужели действительно можно построить летающую машину — что же ты мне раньше об этом не говорил? Да мы…
Тут Татищева глянула на часы и резко сменила тему беседы:
— Первый час уже. То-то смотрю, что ты уже пару раз зевок подавлял — может, пойдем спать? А про поперечную устойчивость ты мне завтра расскажешь, а то я пока не понимаю, как тут действует масштабный фактор.
Вообще-то я тоже, подумал император, гася керосиновую лампу, но у меня есть планшет. И там, кажется, про это что-то такое было. Но это действительно завтра, причем не с самого утра, а сейчас найдется и более интересное занятие.
Вскоре, к удивлению Новицкого, интерес к воздухоплаванию проявил и владыка Феофан. Он уже закончил преподавание основ православия, но, оставаясь одним из ближайших сподвижников молодого императора, довольно часто удостаивался аудиенции. И вот, значит, на одной из них он заявил:
— Дошло до меня, государь, что вызвал ты из Рязани некоего кузнеца, который там пытался сладить крылья, подобные тем, что летучая мышь имеет, и полететь на них, но не удалось ему сие предприятие. Но не думаешь ли ты, что оное произошло всего лишь из-за недостатка средств? Мол, если кузнецу помочь, то он и полететь сможет. Если так, то это ошибка, в своем развитии могущая дойти до богохульства. Ведь Господь не зря не дал человеку крыльев.
Интересно, кто ему настучал, подумал император. Пусть бабка этим немедля займется, авось и узнает чего любопытного. Но сказал он, разумеется, другое.
— Отвечаю по порядку. Кузнеца я действительно вызвал, но всего лишь на учебу. Пусть сначала хоть по складам читать научится, а уж тогда и буду думать, к чему полезному его приспособить можно. Далее. Если я только собираюсь совершить ошибку, результатом которой может стать богохульство, то вы, владыко (архиепископ напрягся), ее давно уже совершили и по самые уши в том самом богохульстве пребываете. Ведь Господь не дал человеку не только крыльев, но и колес! Которые еще хуже, так как аналогов у сотворенных существ вообще не имеют. И как же у вас смелости-то хватило в карете ездить? Или, коли сейчас зима, в санях? Раз Господь не снабдил человека полозьями, так, по-вашему, теперь надлежит уцепиться за конец хвоста и волочиться за лошадью на брюхе?
Феофан почувствовал, что, кажется, совершил крупную ошибку, о чем недвусмысленно говорило императорское обращение на "вы". Ведь на самом деле ему было глубоко плевать, что там сделал или собирался сделать тот кузнец, будь он трижды неладен со своими крыльями и дурацким хвостом из перьев. Владыка хотел провести в Рязани кое-какие кадровые перестановки, вот и выбрал подвернувшийся повод. И ведь все говорило о том, что император не проявляет к данной истории никакого особого интереса!
