Петр зло поиграл бровями, подергал щеками, поморщился, но спорить не стал, проговорил хмуро:
– Будь по-твоему, охранитель! Будем собираться в обратный путь. Рано мне еще помирать, не все важные дела завершены… Как только мы доплывем до Наровы, я тут же дам команду Шереметьеву – срочно выслать к Нотебургу два драгунских полка.
Через час две гребные шлюпки срочно отбыли по Неве – в разные стороны, увозя с собой царские письма к генералу Репнину.
– Алешка, буди свою прекрасную Луизу! – велел Бровкину Егор. – Хотя август месяц уже не за горами, но местные ночи все равно еще очень коротки, и вам уже совсем скоро надобно выплывать…
Из-за кромки восточного леса показался край ласкового желтого солнца, в прибрежных невских кустах весело щебетали мелкие пичуги, радостно приветствуя новый наступающий день. На речной глади активно приплясывала легкая рябь, гонимая свежим южным ветерком. На борт «Луизы» уже прошли шведские матросы – под конвоем серьезных и бдительных александровцев, все остальные пассажиры. Только Петр нерешительно остановился около самых сходней, немного помялся и, смущенно поглядывая на Егора, произнес негромко:
– Ты, охранитель, это… Береги, пожалуйста, себя! Если что случится с тобой, как же я тогда буду? – неожиданно тоненько всхлипнул и полез обниматься, больно царапая Егорову щеку своей жесткой недельной щетиной…
«Хорошо все будет! – заверил сентиментальный внутренний голос. – Не отдаст царь нас с тобой, братец, на растерзание князю-кесарю Ромодановскому. Любит он тебя, дурилку картонную…»
Фрегат, подняв якоря и несколько прямоугольных парусов, бодро двинулся на север, влекомый утренним ветром и течением Невы, и минут через пятнадцать—двадцать скрылся за речным поворотом, поворачивая на запад…
– Александр Данилович! – осторожно и уважительно тронул его за плечо Андрюшка Соколов. – Там вернулись ночные дежурные, что бдили в разных сторонах – на подступах к крепости. Не хочешь ли выслушать их доклады? Узнать о здравии одного своего давнего и старинного знакомца?
Из докладов следовало, что шведский полк, подходящий к Ниеншанцу четырьмя батальонами с разных направлений, будет у крепостных стен в течение ближайших двух-трех часов. Причем вел тот полк не кто иной как доблестный и великолепный цезарский герцог Евгений де Круи.[30]
– Клянусь святыми угодниками, что это тот самый герцог! – истово божился сержант Ванька Ухов, своим внешним обликом и повадками напомнивший Егору незабвенного Василия Теркина – из одноименной поэмы Александра Твардовского. – Я же на Москве этого самого де Круи видел не единожды: высокий, сутулый, нос свисает длинной грушей, сам весь из себя разряжен – как дочка дворянская на выданье. Как-то один раз, когда я днем стоял на часах в Преображенском дворце, у меня с этим герцогом казус приключился небольшой… В общем, я не выдержал и чуть улыбнулся, когда этот павлин проходил рядом с постом. Он, гад такой, запомнил, а потом нашептал что-то на ухо господину полковнику, – Соколов тихонько кашлянул в кулак и смущенно отвернулся в сторону. – После этого я провел целые две недели в холодном карцере… Так вот, когда я глянул в подзорную трубу на подходящую свейскую колонну, так сразу же и понял: тот тип, что на лошади шествовал (он один верхом, все остальные – на своих двоих), и есть натуральный герцог де Круи. А еще рядом с ним шагал Том Гаррис, который на Москве служил лакеем у английского посла. Мы с ним, с Гаррисом то есть, а не с послом, конечно же, выпивали пару раз в царском кружале. Неплохой Том парнишка, тоже англичанин, но неплохо болтает по-нашему. Любопытный только чрезмерно…
«Интересные дела творятся вокруг! Все в этом мире взаимосвязано – невидимыми, но очень прочными нитями… – ударился в занудные философские рассуждения внутренний голос. – Впрочем, братец мой, нет худа – без добра! Теперь можно будет задуматься и об эффективной диверсии… А что? Подкрасться незаметно – глухой ночной порой – к шведскому лагерю, да и выкрасть этого сволочного герцога – к такой-то матери! А после допросить с пристрастием: кто послал, да зачем, да почему…»
Когда солдаты и сержанты, несшие ночную караульно-разведывательную службу, отправились спать, Егор поделился своими опасениями с Соколовым и Бухвостовым:
– Полк пеших гренадеров – маловато будет для решительного и успешного штурма Ниеншанца. Но противоположный берег тоже плотно занят противником, если еще с реки подойдут шведские корабли, то ловушка полностью захлопнется и установится полная блокада. С одной стороны, ничего страшного: продовольствия и огненных припасов в крепости достаточно, сами шведы – в свое время – постарались знатно. А через месяц-полтора и подмога к нам уже подойдет: не от Новгорода, так от Иван-города… Но, с другой стороны, за это время неприятель может и артиллерию подтянуть дальнюю. Наверняка полевые пушки уже двигаются от Кексгольма по лесным дорогам… Вот тогда-то нам придется очень туго! Установят эти мерзавцы свои полевые мортиры где-нибудь на лесной полянке в северо-восточном бору и начнут бросать навесом – по пологой дуге – в крепость зажигательные и картечные гранаты. А у нас здесь – страшная людская скученность. Потери будут великие и существенные! Да и укрытий надежных не возвести, толстых бревен-то совсем и нет – для надежных накатов подземных блиндажей. Разве что хозяйственные пристройки разобрать для этих целей?
– Эх, хорошо еще, что Петр Алексеевич уже уплыл! – облегченно вздохнул подполковник Бухвостов. – Уже легче гораздо! А мы-то что? Нам умирать в жарком бою – не впервой…
Простучали торопливые шаги, и перед ними замер, вытянувшись в струнку и с трудом переводя дыхание, усатый пожилой сержант.
– Ну, что там еще случилось? – недовольно нахмурился Егор. – Докладывай, служивый, не молчи!
– Так это, вашество… Там фрегат царский возвращается! Уже близко совсем…
– Мать твою – козла драного! – гневно обернулся Егор к Бухвостову. – Это ты, Феодосий, сглазил, мордатый сукин кот! Язык – что помело… Еще раз вякнешь что под руку, в простые солдаты разжалую! Не посмотрю, что ты близкий родственник моих давних и проверенных сотрудников…
Через приоткрытые «речные» крепостные ворота он выбежал на обрывистый берег Невы, на ходу вытаскивая из глубокого внутреннего кармана камзола короткую бельгийскую подзорную трубу. Но хитрая иноземная оптика уже не понадобилась: «Луиза», торопливо меняя галс, находилась уже совсем близко, а на крутой северной излучине Невы маячили зловещие силуэты шведских кораблей.
Вскоре фрегат – с русским царем на борту – заякорился на прежнем месте, на берег были сброшены крепкие четырехметровые (четырехметровые – в длину, ширина же их была ненамного больше метра) сходни. Луиза, одетая все в тот же походный мужской костюм, радостно махнув Егору рукой, первой ступила на толстые сосновые доски.
Неожиданно раздался громкий пушечный залп: это крепостная артиллерия открыла беглый прицельный огонь по шведской эскадре, которая приблизилась непозволительно близко к Ниеншанцу. Молодая женщина непроизвольно вскинула руки вверх, видимо намереваясь прикрыть свои нежные уши от неприятного удара звуковой волны, неожиданно пошатнулась, потеряв равновесие, и – через мгновение – плашмя упала в темные невские воды…
– А-а-а! Она же плавать не умеет! – с отчаянием воскликнул Бровкин и, даже не сняв шляпы, отчаянно сиганул «солдатиком» за корабельный борт.
Егор, сбросив камзол, шпагу, шляпу и парик, стянул с ног сапоги, разбежался и «ласточкой» прыгнул следом. Алешка, отчаянно борясь с течением, раз за разом, громко отдуваясь, упрямо нырял под сходнями.
«Неправильно это! Надо искать Луизу гораздо ниже по течению! – посоветовал опытный, видавший виды внутренний голос. – С чего бы это ей сразу – камнем идти на дно? Наверное, просто при падении герцогиня ударилась об воду и потеряла сознание. Вот ее и отнесло течением. Давай-ка, братец, отдайся на волю стихии…»
Уверенно, короткими саженками, Егор подплыл к месту, где, как он помнил, женское тело плюхнулось в воду, и, размерено подгребая руками и ногами, устремился вниз по течению реки, время от времени ныряя с широко открытыми глазами и вертя при этом головой во все стороны. Невская вода, пронизываемая лучами яркого утреннего солнца, была неправдоподобно прозрачной (для жителя двадцать первого века), были видны даже мелкие камушки на дне, до которого было метра три с половиной…
«Вон она – нога в офицерском новеньком ботфорте! Выглядывает из-за большого гранитного камня! – азартно завопил внутренний голос, когда Егор уже миновал второй трофейный фрегат – „Астрил“. – Вперед, братец! Форвертс!»
Егор, извернувшись самым невообразимым образом, поднырнул под уродливый валун, вспугнув при этом здорового пятнистого налима («Килограмм на пятнадцать потянет!» – непроизвольно отметил внутренний голос), осторожно обхватил хрупкие плечи и, заработав – что было сил – босыми ногами, устремился к поверхности…
