Уже несколько обученные за время марша прятаться за броней пехотинцы, идя плотными колоннами вслед за бронированными машинами, врывались в очередной дом лишь после того, как в его двери или окна вперед них влетали хотя бы пара 37-мм гранат. Пусть их поражающее воздействие было откровенно слабым, испугать, а то и оглушить скрывающегося за стенами противника они могли. А дальше в ход шли штыки и приклады.
Так всего за полчаса село удалось полностью очистить от немцев, но вот с преследованием отступающего врага несколько не задалось. Ринувшаяся было нагонять улепетывающих егерей сотня 2-го Оренбургского казачьего полка из числа корпусной конницы, нарвалась на столь плотный огонь с фронта и правого фланга — со стороны расположенного всего в одном километре Аллендорфа, что за считанные минуты потеряла ранеными и убитыми не менее двадцати бойцов. Правда, уйти спокойно егерям все же не дали. Ни занявшая дома русская пехота, ни прошедшие село насквозь броневики, даже не думали прекращать огонь по петляющим на открытой местности фигуркам. Пусть расход патронов при этом был немалым, но до позиций занимаемых батальонами 147-го пехотного полка сумели добраться не более полусотни егерей.
Впрочем, долго праздновать победу не вышло. По занятому русскими Лана ближе к четырем часам дня ударила немецкая артиллерия, разрывы гранат которой вызвали многочисленные пожары. Одновременно с этим с севера и северо-востока — от Алленштейна, в атаку устремился весь 1-й батальон 147-го полка.
Поймав в прицел плотную шеренгу первой пехотной цепи, Мохов покачал головой, подивившись бестолковости немецких офицеров, как специально создающих из своих солдат идеальные мишени, скучивая их в столь плотные построения. Они бы еще пошли на приступ штурмовой батальонной колонной! Впрочем, в данном случае он был не прав, поскольку во всех ведущих армиях мира, включая русскую, действовали точно так же. Это лишь сопровождавшей броню пехоте в полях пришлось действовать рассыпным строем, поскольку сил этой самой пехоты имелось самый мизер на фоне обороняющейся здесь дивизии. Иначе в каждой линии пустили бы не роту, а полнокровный батальон, что не преминуло бы сказаться на потерях. И далеко за примером можно было не ходить, ведь именно такой тактикой в это самое время прокладывала себе путь действующая восточнее 1-я бригада 8-й дивизии, выбивая немцев из Орлау.
Но бронетехнику командир кинувшего своих солдат в бой батальона явно недооценил. Коротко рявкнула 37-мм пушка, и в полукилометре от позиции БА-3 сырая земля убранного поля окрасилась в красный цвет — удачно положенный снаряд не зарылся в размоченный грунт, а штатно разлетелся на осколки, что вкупе с плотным построением, позволило собрать бездушным «стальным осам» кровавый урожай. Пусть никто не погиб, но четыре солдата оказались выбиты из строя. А ведь следом, с небольшой задержкой, прозвучали еще четыре выстрела, а потом еще и еще.
Стоило отдать должное немцам. Прежде чем дрогнуть и, сломя голову, ринуться назад, они успели приблизиться к крайним хатам на четыре сотни шагов. От шедшей первой роты к тому моменту в строю уже практически никого не осталось, но вторая и третья понесли сравнительно небольшие потери. Им бы собраться с силой и совершить последний рывок, чтобы сойтись с противником на короткой дистанции и, наконец, покинуть это проклятое, простреливаемое со всех сторон, поле, но плотный пулеметный огонь, принявшийся выкашивать ряды с пугающей скоростью, сделал свое грязное дело. Война только началась, и солдаты еще не превратились в тех безумцев, что уже через год начнут накатывать волнами на закапавшегося в землю противника лишь для того, чтобы навсегда остаться на поле боя и уступить место в своих окопах свежему пополнению. Сейчас же всем хотелось жить. Очень хотелось! И, как уже было сказано, строй дрогнул. Но просто так отпускать их никто не собирался, и над рядами бегущих, то и дело принялись вспухать разрывы шрапнельных снарядов, а в спины бить пули время от времени выбивавшие кровавые фонтанчики из тел тех, кому не повезло.
Не желая просто так отпускать противника, вслед за ними устремились и пара броневиков. Но если лезть в поле, в котором можно было легко увязнуть, никто не выявил желания, то, выйдя на дорогу к Аллендорфу, они менее чем за пять минут достигли границ этого населенного пункта, чтобы вновь пустить в дело орудия и пулеметы. Естественно, в течение всего продвижения вперед, то одна, то другая, машина приостанавливалась, чтобы прицельно отстреляться по бегущему противнику, ибо делать это на ходу не представлялось возможным. И количество немецких солдат оставшихся лежать по направлению их продвижения внушало изрядное уважение к вооружению бронемашин. Вот только полностью уничтожить пехотный батальон даже в такой ситуации оказалось невозможно. Не менее половины немцев успели добраться до ранее занимаемых оборонительных позиций, чтобы вновь приступить к обстрелу жутких русских броневиков, терзая уши и нервы сидящих внутри них людей.
Пока же два экипажа преследовали отступающего противника, а после сковывали его действия кинжальным пулеметным и артиллерийским огнем, остальные, возглавив подтянувшиеся к Лана три роты 32-го Кременчугского пехотного полка, практически не встречая противодействия, подтянулись следом, позволив господам пехотным офицерам применить их излюбленный прием — штыковую атаку огромной массы войск. Разве что огромной массой эти три роты смотрелись на фоне уцелевших под обстрелом бойцов немецкого батальона, продолжавшего цепляться за Аллендорф. А ведь с тыла на подмогу к погибающему батальону уже спешил дивизионный резерв в составе трех батальонов — 1-я бригада 8-й дивизии тоже смогла опрокинуть три немецкие роты и, форсировав реку Алле, занять ее западный берег, тем самым угрожая развить наступление на весь правый фланг XX корпуса, отчего командир 37-й дивизии и бросил на устранение прорыва столь крупные силы, которые уже в пути частично пришлось переориентировать на Аллендорф, оставив против 29-го и 30-го русских полков только два батальона, что не преминуло сказаться на итоге последовавшего сражения.
К окончанию этого суетного дня, когда немцы все же откатились на запасные позиции, Лана, Аллендорф и даже Орлау выгорели почти полностью, становясь сосредоточением огня, то немецкой, то подтянувшейся русской артиллерии. Тот же Аллендорф за четыре часа непрерывного сражения трижды переходил из рук в руки. К сожалению, основные силы 2-й бригады 8-й дивизии, даже двигаясь форсированным маршем, не успевали подойти ранее десяти часов вечера и отражать атаку свежего немецкого батальона, пусть и ландвера, пришлось остаткам трех рот 32-го полка. А ведь со стороны противника в бой вступил еще и 2-й батальон 147-го полка, не говоря уже об остатках ранее выбитых со своих позиций подразделений. Особенно их натиск усилился, когда на прямую наводку выкатились две батареи полевых орудий, заставившие своим огнем ретироваться все русские бронемашины. Прожили после этого они, конечно, недолго, будучи накрытыми шрапнелью, однако позволили пехоте подойти практически вплотную к крайним домам села и сойтись с оборонявшими их ротами в штыковую. В тот раз положение спасло лишь чудо в лице двух сотен 2-го Оренбургского казачьего полка, что являлись единственным резервом полковника Лебедева. Остатки русских рот уже практически были выдавлены из Аллендорфа, когда в него влетели казаки. Да и отработанный таранный удар броневиков, впервые примененный еще при защите Млавы, тоже изрядно поспособствовал порождению паники в рядах ландвера. И если бы не эта самая паника, то один из броневиков вполне мог стать немецким трофеем, намертво заглохнув почти в центре села. При том, что прочие, оставшись без боеприпасов, непременно были бы вынуждены отступить километров на пять — в Дейтрихсдорф, где был сформирован временный склад и госпиталь, в который избавившиеся от груза грузовики без остановки свозили раненых, что русских, что немцев.
По этим же причинам бронеотряд не смог ударить во фланг тем силам, что обрушились на 1-ю бригаду дивизии. Благо там весьма вовремя подтянулась русская артиллерия успевшая выбить немалое количество вражеских солдат, прежде чем две волны, насчитывающие тысячи человек каждая, сошлись в штыковую. Но в конечном итоге поле боя осталось за русскими войсками, а растерявший уверенность в возможности удержать занимаемые позиции генерал Штаабс, словно утопающий за соломинку, ухватился за решение командующего XX корпуса отвести свои войска назад. Обещанное командованием подкрепление из-за заторов на железной дороге вынуждено было задержаться в Алленштейне для его защиты до прибытия основных сил перебрасываемого на этот участок фронта 1-го армейского корпуса, а русские уже успели продемонстрировать, что бить намерены всерьез. Тем более что к линии соприкосновения как раз подошли куда большие силы, чем уже принявшие участие в сражении. Потому примерно в 2 часа ночи начался отвод немецких войск, который весьма неприятно для немцев наложился на атаку русских, начавшуюся в 4 часа утра с артиллерийского налета. В результате организованное на скорую руку отступление превратилось практически в бегство основных сил, а ряд соединений и вовсе не получили приказа оставить занимаемые позиции, обнаружив с рассветом, что находятся в окружении.
