склады боеприпасов и прочие важные объекты в неприятельском тылу, действуя по всем правилам сапёрной науки. Потому-то сравнительно легко удалось захватить лагерь Йенбай — подрыв навеса с дирижаблем и газодобывательной станции стали для французов полнейшей неожиданностью, опомниться от которой они не сумели. И с Ханоем, даст Бог, пройдёт не хуже, главное — точно согласовать по времени момент взрыва и начало обстрела с реки, орудиями захваченных канонерок. Целями станут крепостные батареи, развёрнутые обыкновенно на сухой путь; а когда в о французском стане начнётся паника, в дело вступят орудия повстанцев. Два-три залпа по воротам — и их ветхие створки не выдержат, повстанцы ворвутся в цитадель — а уж там численное превосходство, сумятица и кривые аннамитские мечи сделают своё дело.
Самое забавное — добавил Казанков, — что Ханой уже брали почти таким же способом. Тогда французы высадили десант с реки под прикрытием огня четырёх канонерок, среди которых, между прочим, были’Парсеваль' и «Дарк». Регулярные войска аннамитов, засевшие в цитадели под предводительством целых пяти генералов и одного адмирала попытались, было, дать отпор и даже подстрелили несколько солдат — но тут в цитадели начался пожар. Французские бомбы подожгли несколько зданий по соседству с пороховым складом, и когда тот взлетел на воздух — обороняющиеся мгновенно растеряли весь свой боевой дух и в панике кинулись к южным воротам, причём первыми бежали генералы. Повторение — мать учения, подвёл итог Казанков, а французы не удосужились выучить этот урок. Они, конечно, не побегут, услыхав взрывы у себя за спиной, но если получится достичь внезапности и диверсии и начала обстрела с суши и воды — Ханой упадёт к нашим ногам, как перезрелое яблоко.
* * *
Аннам, провинция Тонкин.
На реке Хонгха у Ханоя
— Картуз давай, в печёнку тебя с подвывертом, через семь гробов!..
Матвей подхватил шёлковый цилиндрический мешок с пороховым зарядом — и вслед за тупоносым чугунным снарядом сунул его в отверстую пасть казённика. Осадчий, орудуя прибойником, пропихнул его поглубже, повернул рукоятку, запирающую затвор, отскочил в сторону.
— Бережись… пли!
Матвей едва успел зажать ладонями уши и широко разинуть рот. Орудие громыхнуло так, что палуба под ногами заходила ходуном. Снаряд, вереща сорванными свинцовыми поясками, ушёл туда, где на фоне неба рисовались на стене цитадели подсвеченные пожаром пушки.
— Подноси, лярва худая, чего застыл, аки кнехт чугунный!..
Матвей кинулся выполнять приказание — и замер, обнаружив, что кранцы первых выстрелов пусты, расстреляны до донышка. Из оцепенения его вывела матерая тирада Осадчего — ну, конечно, бомбовый погреб, как он мог забыть? Юноша сломя голову кинулся к трапу — в спину ему летел рык осатаневшего от ярости и боевого азарта унтера.
Штатный расчёт статридцатидевятимиллиметрового орудия (три таких составляли главный калибр «Парсеваля) — пять человек, не считая подносчиков снарядов и пороховых картузов, но сейчас им с Осадчим приходилось управляться вдвоём. У остальных пушек и митральез тоже не хватало прислуги — почти все, кто был на борту 'Парсеваля», погрузились на лодки и погребли к берегу чтобы, высадившись, ударить по французской батарее с тыла. Напрасно Матвей просился с ними, доказывал, что обязательно пригодится со своим «винчестером». Казанков и слушать его не хотел: «незачем вам, юноша, видеть, что там творится. Аннамиты, сами знаете, гуманизмом не отличаются, а после потерь, которые они понесли при штурме… короче, сидите на корабле и носу на берег чтоб не казали, это приказ!»
Фонарь, освещающий бомбовый погреб — особый, с плотно пригнанной застеклённой шторкой, не пропускающий наружу ни единой искры, — не горел. Матвей зашарил в темноте, споткнулся, едва устоял на ногах — и тут на ступени трапа упал тусклый отсвет. Он обернулся — в проёме люка стоял Шассёр с керосиновой лампой в руке. Спина мгновенно покрылась холодным потом, рука нырнула к поясу, нащупывая револьвер. «Измена? Предал, лягушатник? Собирается взорвать канонерку вместе со всеми, кто есть на борту? Или выпустил пленников из числа команды, которых Осадчий предусмотрительно запер в кубрике, заклинив люк железным ломом? А может, они сами выбрались — сажем, через иллюминаторы, — захватили 'Парсеваль», и беглый премьер-старшина решил перейти на сторону своих соотечественников?
Француз поднял лампу повыше, освещая погреб так, что видны стали тупоносые гранаты и деревянные укупорки с картузами, и залопотал что-то на своём языке. Матвей, хоть и знал прилично французский, не разобрал ни слова, поняв по жестам, что бывший премьер-старшина не собирается устраивать диверсию а наоборот, предлагает помощь — подавать снаряды на палубу, к орудиям.
Наверху затарахтело — митральеза с крыла мостика поддерживала высадку десанта. Матвей подхватил снаряд и сунул его французу. Тот принял, едва не уронив при этом лампу, и передал набежавшему аннамиту в конической соломенной шляпе. Матвей нагнулся за картузом,– и тут грохнуло, да так, что чугунные чушки на стеллажах разом подпрыгнули. 'Ещё один взрыв в пороховых складах, догадался он, уже третий по счёту с начала штурма. А неплохой фейерверк устроили там пластуны — французам сейчас наверняка не до обороны, недаром крепостная батарея не сделала до сих пор ни единого выстрела. Наверное, аннамиты уже выбили ворота и ворвались в крепость, и скоро с берега просигналят прекратить огонь, чтобы не побить своих…
Нет, пока ещё рано — орудия «Парсеваля» слитно грохнули, им ответили пушки второй канонерки. Матвей поплевал на натруженные ладони и потянул из стеллажа следующую гранату. Сражение продолжалось — уже четвёртое в недолгой военной карьере бывшего московского гимназиста Матвея Анисимова.
III
Средиземноморье,
Египет.
Порт-Саид.
— Вот вы говорили, Вениамин Палыч, что Бёртон не рискнёт отправиться в Египет. Однако ж — пожалте, рискнул, и мы вслед за ним тащимся!
Двое мужчин беседовали за столиком, на открытой террасе кофейни. Терраса выходила на набережную, и посетители имели возможность любоваться выстроенными вдоль пирса парусниками и пароходами, ожидающими очереди пройти через канал. За лесом мачт и труб торговых судов виднелось большое военное судно, на корме которого свисал в безветрии Андреевский флаг. Полуброненосному фрегату’Владимир
