– Он вроде женат, – задумчиво произнес Павел, – но двое его детей умерли еще в младенчестве. Сам же он стар и вряд ли способен стать отцом наследника шведского престола. Кто же после его смерти стал править Швецией?
– Новую династию королей Швеции основал бывший якобинец, усыновленный Карлом XIII, маршал императора Наполеона, сын адвоката из Гаскони Жан Батист Бернадот. Государь, вы можете представить монарха, у которого на предплечье с кровавых якобинских времен сохранилась татуировка: «Смерть королям и тиранам!»
– Даже так! – воскликнул изумленный Павел. – Неужели на белом свете не нашлось более подходящего кандидата на королевский престол?
– Однако династия Бернадотов и в двадцать первом веке правит Швецией. Вот такие кунштюки порой выписывает история!
– Василий Васильевич, – воскликнул император, – вы хотите сказать, что…
– Да, ваше величество, именно так! Как вы убедились, вы и ваши потомки имеют вполне законное право на шведский престол. Я не буду говорить про двух ваших старших сыновей – по вполне понятным причинам им вряд ли удастся его занять. Николаю волею судеб предстоит стать русским императором после вашей смерти. Но у вас есть еще один сын – Михаил. Почему бы ему не стать королем Швеции?
– Но он же совсем еще кроха!
– Дети быстро взрослеют, государь. Пока же он может править, прислушиваясь к мудрым подсказкам регентского совета. Впрочем, все вопросы можно будет обсудить уже после победоносной войны со Швецией. Пока же нам надо как следует к ней подготовиться. Я бы хотел дня через два обсудить план проведения шведской кампании. Думаю, что время для этого подошло…
18 (30) сентября 1801 года. Мыза Лахта неподалеку от Санкт-Петербурга. Андреас Пипер, оружейных дел мастер
Я взял в руки то, что наш добровольный инструктор назвал пистолетом Макарова. Да, пистолеты мне были знакомы, но то, что я держал, было на них похоже, как горделивый парусник на лодку, на которой по рекам еще недавно ходили кашубы. Вот только был он намного меньше, чем любой из наших. Я протянул его Матвею, который тоже на него взглянул, а затем отдал Дмитрию, который ловко и практически мгновенно разобрал его на составные части, дал их нам осмотреть, а затем вновь так же ловко его собрал и протянул нам следующий образец – ружье с нарезным стволом. И его после меня осмотрел Матвей и лишь покачал головой:
– Очень интересно, Дмитрий.
Матвей Кириллов – мой партнер по этому проекту. Родом он был из Тулы, но очень неплохо говорил по-немецки; он был подмастерьем у мастера-немца, тогда и научился. Сказать, что у него золотые руки – это не сказать ничего. Его заметили и послали сюда же, на нашу мызу.
Познакомился я с ним неделю назад. До этого мне дали несколько дней на то, чтобы чуток обжиться в новом доме, а также осмотреть Петербург и даже кое-какие окрестности города. После чего меня вновь пригласил к себе Дмитрий Сапожников – надо же, я даже могу произнести его фамилию почти правильно – и спросил меня:
– Андреас, у вас есть выбор. Или вы можете работать над массовым производством нового оружия…
– Или?
– Или же заняться созданием и усовершенствованием оружия послезавтрашнего дня.
Даже не думая, я выпалил:
– Я выбираю второе. – И добавил секунду спустя: – Если, конечно, можно.
– Но имейте в виду, что в таком случае вам нужно будет соблюдать строжайшую секретность. И в город можно будет ездить только под охраной. Ведь не только наши враги, но и конкуренты захотят узнать наши производственные секреты. И то же для ваших учеников.
– Знаете, Дмитрий, с учениками я поговорю, но я им полностью доверяю. А для меня это будет воплощением давней мечты. И я готов согласиться на любые условия.
– Тогда пройдем формальности, и я вас познакомлю с вашим будущим коллегой.
С Матвеем мы как-то очень быстро сошлись. Был он вдовцом при четверых детях – его супруга умерла при родах четвертого – и с ним жила его младшая сестра, Елизавета. Она в свое время вышла замуж за фельдфебеля из армии русского генерала Суворова, который (не генерал, а сержант) вышел в отставку после тяжелого ранения во время войны с поляками и вернулся в родной город. Там он и умер, а его жена так и осталась бездетной, и поселилась у брата, помогая ему с детьми.
Елизавета была очень красива и больше не носила траура – год со смерти мужа давно уже прошел. И если в первое воскресенье после моего прибытия в Лахти я отправился в протестантскую часовню – да, такая существовала в поселке, то во второй раз я пошел со своими новыми друзьями в православный храм. После службы ко мне подошел священнослужитель и представился на чистом немецком языке:
– Здравствуйте, меня зовут отец Иоанн, я дьякон. Рад вас видеть в нашем храме.
– Скажите, отец Иоанн, вы, кажется, тоже немец?
– Я из Риги. Первоначально был протестантом, но потом перешел в истинную веру.
– Вот, значит, как. А вы уверены, что эта вера истинная? – Никто меня за язык не тянул, но я иногда могу что-нибудь такое ляпнуть.
– Уверен, мой друг. Если вам когда-нибудь будет интересно, могу вам объяснить, почему. А пока лишь хотел вас поприветствовать.
– Спасибо, отец Иоанн. Вполне возможно, что и я решу последовать вашему примеру.
– Неужто вы положили глаз на госпожу Кириллову?
Я покраснел, а он сказал:
– Я видел, что не только вы украдкой нет-нет да поглядите на нее, но и она смотрит на вас вполне благосклонно. Поверьте мне, я ни разу не видел, чтобы она даже бросила взгляд на другого мужчину. Кроме, конечно, своего брата. И, понятно, священнослужителей. А в православии священники и дьяконы должны уже быть женатыми – или монахами – при рукоположении.
– Понятно… Но я еще ничего не решил. Я даже ее почти не знаю.
– Ну что ж, успехов вам! И если захотите узнать больше о православии, я живу здесь же, у храма. А пока позвольте пожелать вам успехов в работе!
С тех пор я два раза поужинал у Матвея – обедать я ходил со своими подмастерьями в местную столовую, которая, как мне Дмитрий и сказал, отличалась весьма вкусной едой, пусть и не всегда привычной. Но ел я здесь всяко получше, чем в Цоппоте, – причем у Кирилловых даже вкуснее, чем в столовой.
Говорили мы то по-немецки, то я пытался выжать пару слов по-русски. Как Дмитрий меня и предупреждал, мне пришлось ходить на курсы языка, но учил я его быстрее, чем я боялся. Видите ли, моя бабушка по матери была кашубкой. Кашубы – это народ, который живет вокруг Данцига, Цоппота и дальше на запад – в селах, в городах их очень мало, там обитают, как правило, немцы. И мой отец был не в восторге от того, что мама учила меня своему языку, но маму он боялся и не хотел ей перечить. А русский оказался, к моей радости, довольно-таки близким к кашубскому, и я понимал не так чтобы очень много, но все больше, чем мои ученики.
Но это все было в дополнение к основной работе. Сначала я знакомился с новыми условиями работы. А сегодня Дмитрий нам показал несколько экземпляров оружия «пятнистых». И меня оно, скажу честно, весьма и весьма заинтересовало. Но, будучи все-таки не просто немцем, но и пруссаком (хотя и на четверть кашубом), я не удержался и не отметил, что я вижу проблемы со сталью, из которой делается все это оружие, с производством подобных стволов, и хоть мне и понятен принцип, но как изготавливать капсюли?
– А как бы их сделали вы? – спросил меня неожиданно Дмитрий.
– Я слышал, что один француз открыл нечто, именуемое «бертолетовой солью», а другой – «гремучую ртуть». И я уже экспериментировал и с тем, и с другим. Но до ваших капсюлей мне было ох как далеко.
– Вы правы, это – две из составляющих одного из видов капсюля. Подобные эксперименты уже идут, и результаты многообещающие. Стволы же будут высверливаться, над станками мы уже работаем. А насчет стали… и там уже имеются кое-какие успехи. Кстати, боеприпасы будут производить другие, а вот само оружие, я надеюсь, будете делать вы. И еще пара мастеров. Надо только решить, чем именно та или иная команда оружейных мастеров будет заниматься. Например, не хотите ли поработать над винтовкой?
