из писателей, журналистов сможет помочь правильно осветить ситуацию в стране. Только лично заниматься этим мне некогда. А у Ленки дури и энергии хватит. Тем более, под влиянием бати она выросла большой патриоткой.
— Постричь тебя? Да? Это я могу…, — под нос бубнит подружка, не забывая про огурчики.
Оказывается, пока я сделал паузу, Ленка уже набросала кучу вариантов своей помощи мне.
— Если поможешь, буду разрешать стричь себя раз в месяц!
Не страшно, я всё равно коротко стригусь.
— Лен, я хочу создать новое политическое движение. Хорош огурцы хомячить, оставь мне! И выслушай! — рявкнул я на обжору.
— Хомячить? Хи-хи. Ладно, рассказывай, чего будем создавать и зачем.
Просидели мы до вечера, и если бы не Илюха, пришедший за женой, сидели бы ещё дольше.
Утром первым делом иду к Шенину, порадовать выполненным поручением насчёт банка и деньгами от Власова для достройки здания крайкома КПСС.
— Зря со мной не посоветовался. У нас недостроев куча, а деньги, материалы, технику и людей не выбить из Москвы, — попенял Олег Семенович, но вижу, что первый доволен. — И ещё… Раз банк уже создан, то Сергея я перевожу к нам в Красноярск. Для начала инструктором, а там посмотрим, чем его занять.
— МЧС ему поручите, — буркнул я.
— Не понял, поясни, — требовательно попросил шеф.
И кто меня за язык тянет?
— Я про новые обязанности гражданской обороны, которые год назад приняли. Ликвидация последствий аварий, катастроф, стихийных бедствий… им поручено меры принимать. Ну и проведение спасательных и восстановительных работ тоже на них. Но реально никого сейчас этому не учат, нет системы. Надо расширять ГО, создав, например, комитет по чрезвычайным ситуациям.
— Ну, при правительстве есть комиссия по чрезвычайке, но там всего человек двадцать, и они только координируют, — задумчиво произнес Шенин. — Ты иди, я покатаю мысль о том, можно ли на краевом уровне сделать такую комиссию. Пожары, наводнения и прочие «радости» бывают везде. А если это подать как новую инициативу? Да и генеральному это, скорее всего, понравится…
'Олег Семенович роет землю и карьеру свою явно считает ещё не законченной, хватается за всё новое. А что, Миша любит всякие необычные инициативы, — размышлял я у себя в кабинете, занимаясь текучкой.
— Анатолий Валерьевич, к вам Лукарь, — успела пискнуть Малова в трубку, перед тем как товарищ полковник без стука ввалился в мой кабинет.
— Ты что это творишь? — гневно раздувая ноздри, стал надвигаться на меня полковник, сверкая орденскими планками под расстегнутой шинелью.
— Валерий Ильич, у меня вопрос тот же! — встаю из-за стола и выхожу в проход, чтобы встретить гостя лицом к лицу.
Смотрю на него сверху вниз. Я выше, он толще, он полковник, а я… дембель, в прошлой жизни. Ха-ха. Ясно, что из-за Ленки пришёл рамсить, но ничего такого за собой не чую, по мне, так он поить меня неделю должен за то, что я его безбашенной дочурке дело нашёл и отвлёк от всяких глупостей, вроде терзания и пыток любимых мужчин. План конфликта в голове намечен, и первый пункт — резкий удар по корпусу КГБшника. Только для того, чтобы несколько охолодить вояку. Всё равно потом помиримся!
— А не надо меня хватать за грудки в моём же кабинете! — недовольно поясняю я Лукарю, когда тот отошёл от удара.
Да, он действительно поначалу попытался тряхнуть меня. Я даже сразу его рук срывать с себя не стал, дал ему выпустить пар, а потом врезал. Ну а что? За подставу с конкурсом афганской песни я так и не рассчитался. Но официальная версия, разумеется, другая.
— Ты дочь зачем в свои игры втягиваешь? — зло сипит полковник, но уже негромко, и за табельное не хватается.
— Ты про новое политическое движение, в создании которого она будет участвовать?
— Она сказала, партия это, а не движение. У нас что, много партий? И зачем страну спасать? От кого? А диссидентов этих зачем телефоны дал? — с губ Лукаря одна за одной срывались нелепые предъявы.
— Валерий Ильич, ты же свою дочь знаешь. Когда это она могла связно объяснить ситуацию? — с горьким упрёком спрашиваю я.
— Что, хочешь сказать, не так всё было? — пытается включить мозг КГБшника и отключить инстинкты любящего родителя.
— Совсем не так! А давай наберём её? — предлагаю я, забыв, что сотовых ещё нет.
— Она в институте. Хорошо, расскажи, что ты там задумал? — уже спокойнее просит Лукарь, ища, куда бы примостить свою почти генеральскую задницу.
— Это будет политическое движение, вроде народного фронта. А чего? Им можно, а нам нет? Надо дать людям другую точку зрения, а то вранья сейчас везде полно.
«Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной,// Наш родной центральный рынок стал похож на грязный склад,// Искаженный микропленкой, ГУМ стал маленькой избенкой,// И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ,» — процитировал Высоцкого уже окончательно успокоившийся полковник.
— Примерно так, — подтвердил я. — А о каких диссидентах ты говорил? Ничего такого я не поручал Елене Валерьевне. Дал задание обзвонить писателей и журналистов некоторых, наметить темы публикаций и исследований.
— Да есть там в списке персонажи, которые у нас под колпаком и в разработке, — махнул рукой Лукарь. — И не остановишь ты этим никого.
— Хоть приторможу, — спорю я. — А кто конкретно в разработке, сказать можете?
— Ну вот Бубнов некий, тот ещё и антисемит. Власов… нет, другой, этот вообще махровый сталинист! Потом ещё…
— Анатолий Валерьевич, — раздался голос Ани в рубке селектора. — У меня на линии Елена Валерьевна. Соединить?
— Давай, давай! — ощерился я в злобной улыбке.
— Толя, привет! Я там папе случайно позвонила и рассказала о нашем разговоре, и, наверное, что-то не то ляпнула… ну, не могу я так красиво говорить, как ты! А папа разозлился и сказал, что изнасилует тебя или убьёт! Вот, звоню предупредить, на всякий случай.
— Поздно звонишь! Он уже у меня в кабинете, Лен.
— И что? — голос на том конце провода испуганно замер.
— Убил он меня, убил. Не переживай, — шучу я.
— Па-а-а-ап! — голос Ленки зазвенел сталью. — Дай мне его.
Сую телефонную трубку в руки мрачному Лукарю.
— Да,
