доча, ты где? С телефона-автомата звонишь? Шапку надела? — попытался сбить негатив полковник.
— Пап, ну что ты такой торопыжка? Всегда умный, а сейчас? Мы не партию создавать, а движение будем, и не менять страну, а помогать ей. А насчет диссидентов… ты как-то сам говорил, что инструмент для достижения цели может быть любым!
— Что-то погорячился я… просто тут неприятности у меня на работе… в общем, наложилось одно на другое. Ты прости, дочь. С Толиком мы уже помирились, — убито говорит Лукарь, разглядывая свой кулак.
— Да, Лен, всё хорошо уже! Ты в шапке? — отбираю трубку у отца.
— Ой, надоели. Да в шапке я! — и связь прервалась.
— В шапке она, — зачем-то вслух сообщаю я, хотя Лукарь и так все прекрасно слышал.
— Это хорошо, а то она любит форсить, а ей нельзя, — морщится Лукарь. — Давай вернемся к нашим баранам. — Ну вот что можно сделать с деструктивными движениями в Прибалтике? Там ведь дошло до объявления суверенитета уже! В той же Эстонии?
— А надо что-то делать? На мой взгляд, лучше сосредоточиться на защите русскоязычных граждан, гарантиях того, что их права будут такими же, как и у других жителей эстонской национальности. Надо чтобы экономика не пострадала, а вообще, пусть вернут деньги за всё, что им Союз построил, они жили в витрине СССР. Я смотрел цифры, уровень потребления товара в Эстонии в три раза выше был, чем уровень производства.
— Ну, там есть тонкости, оборонного характера, — перебил Лукарь.
— Вот! Оборона! А где будет наша безопасность, когда прибалтика вступит в НАТО? Нужны гарантии неприсоединения к враждебным блокам, тогда пусть идут на все четыре стороны.
— НАТО? Ну ты уж хватил, Толя. Бубнова своего начитался? Кстати, неплохо пишет поляк, но заговоры в каждой повести.
— А вы любитель фантастики? — неподдельно удивился я.
— Не будет никакого НАТО, не допустим! А насчёт остального — я согласен и не спорю.
Я бы мог ещё многое сказать товарищу полковнику, но это палевно.
— А что ещё можно сделать, с твоей точки зрения, кроме твоего интерфронта, который, извини, полный импотент?
— Он не мой, так, пару человек им подкинул, — возмутился я. — Что можно сделать? Ну, например, купить лидеров фронта этого, можно создать ещё пять подобных организаций, мало ли дураков, которые хотят власти и славы? Пусть меж собой грызутся.
— Ну, идеями ты, конечно, горазд разбрасываться, — засмеялся полковник. — Вообще, мысль накидывать побольше мути, вранья разного через газеты уже предлагалась, но партия против. Генсек хочет, чтобы всё тихо и мирно было, по-хорошему.
— А ещё он хочет всем очень нравиться, всем угождать, чтобы его хвалили…
— Ты щас про что?
— Да, например, про ту военную станцию, которую почти построили под Енисейском, а сейчас ломают, — напомнил я.
— Времена сейчас другие. Разрядка, разоружение… Но чтоб ты знал — наше управление было категорически против, но тут решаем не мы. И вообще, решение о сносе ещё не принято, но всё к тому идёт. Я лично год назад американцев сопровождал в Енисейске… так они сами в шоке пребывали от того, куда мы их пустили. Так стыдно мне никогда не было.
С полковником ещё час просидели, не меньше. Я как мог рассказал, чего хочу, и отторжения мысль «Да 'х… с ней, с Прибалтикой» у Лукарь не вызвала.
Ленка, разумеется, заявилась вечером ко мне в квартиру, попутно отругав за то, что я долго задерживаюсь на работе. Она, видите ли, уже третий раз приходит! А я вовсе и не на работе был, а заехал к Игорю Леонидовичу на тренировку. Даже не разминался, отдал документы, которые мне передали из федерации, рассказал о турнире ребятам, получил заслуженные поздравления и свалил. Но в среду честно пришёл и отпахал два часа после работы. В который раз убеждаюсь, что физический труд, или просто нагрузка, здорово прочищает мозги.
А я пятницу семнадцатого получил удостоверение кандидата на Съезд народных депутатов СССР. Не под номером один, конечно, кандидаты выдвигались по закону до 24-го января включительно. Скорее всего, я последний кандидат. В связи с этим запланировал в пятницу, двадцать пятого января, после официального начала избирательной кампании, поездку в Абакан и в целом по своему избирательному округу. Можно было поехать на своей машине, но я взял служебную «Волгу» и сейчас за это расплачивался.
— Такой молодой, а уже на служебной машине ездит!… Умным не выглядит, морда кирпича просит… Дублёнкой похвастать приехал?… Дожили! Детей уже в депутаты избирают!
Первая моя встреча с избирателями, скорее всего, завершится провалом. М-да. И чего я отказался от идеи идти на выборы от общественной организации? Там выдвижение только в марте будет, и можно было договориться келейно. Решил идти на конкурентные выборы, а зачем? Для своих амбиций? Если цель — просто попасть в Верховный Совет, то есть пути проще.
Начать я решил с небольшого районного центра — села Таштып, совсем забыв, что там сейчас обитает мой недруг, даже два недруга. Моя бывшая подчиненная Маша и её муж КГБшник Олег Игоревич, бывший работник крайкома. Машка уже родить должна была, кстати. Собрание проходило в Доме Культуры с неизменным памятником Ленина перед зданием. Половина жителей этого села, а тут и восьми тысяч человек не проживает, работает в лесхозе, вторая половина — в дорожном управлении, но кандидаты, мои конкуренты, не оттуда. Один из них — второй секретарь Таштыпского ВЛКСМ. Для него новость о моём выдвижении хоть и была неожиданностью, но не стал бы он мне палки в колёса вставлять, а вот второй — бывший руководитель местной инспекции Госстраха — хакас по национальности, а значит, четверть голосов, как у представителя титульной нации региона, у него уже в кармане. И сидит он сейчас в зале с Олегом рядом, ухмыляясь и периодически наклоняясь к уху КГБшника. Разумеется, четыре тысячи голосов — это много, но не критично, отыграюсь в других местах. Но мне стало обидно. Этих крикунов явно подговорили, чтобы сорвать мне мероприятие. Основной массе зрителей любопытно, и только. Надо что-то делать. Встаю во весь рост, одергивая костюм.
— Представлюсь… Штыба Анатолий Валерьевич. 68-го года рождения, сам из Ростовской области.
— А что здесь-то забыл? — раздался опять чей-то выкрик.
— Товарищ милиционер, попрошу крикуна вывести из зала, пока я сам этого не сделал, — обращаюсь