Дарник не уточнял, сколько именно провианта имеется в веже, знал, что его всегда там с запасом. Кроме того, обязательно есть кузня, любой инвентарь для починки ратных доспехов и семена для небольшого крепостного огорода. Было даже слегка досадно, что помощь смольцев подоспела столь рано, а не тогда, когда все у них дошло бы до крайнего голода и отчаяния.
– Может, нам самим стоит перебраться к веже и возле нее строить большое селище? – высказался Грива.
Предложение было весьма здравым, но раз боги «велели» князю двигаться на утес, то переиначивать было уже не с руки.
– Ну да, и будем пугливо отгонять от себя всех проезжих! – возразил Корней, легко предугадывая в данном случае мнение князя.
Действительно: какой прок сидеть, закрывшись, на виду у всех?
– Будем их самих вывозить к нам сюда, – решил Рыбья Кровь.
Прокричали приказ князя Видане. После небольшой заминки оттуда последовала просьба дать им повозки, так как на двух повозках и вьючных лошадях, что есть в Смоли, всего за один раз не перевезешь.
Четыре двуколки освободили от вещей, и Корней с четырьмя гридями отправился вместе со смольцами.
Нечего и говорить, какое радостное и бодрое впечатление произвело это событие на княжескую ватагу. Ни у кого не оставалось сомнений, что именно высшие силы даровали Дарнику столь нужную и своевременную поддержку. Каждый работал теперь будто за троих.
Переезд на утес, разбивка там нового стана, разделение на два постоянных десятка, которые по очереди то долбили каменистую землю, то собирали хворост и заготавливали сено, – все проходило без малейших возражений. Оставалось лишь маленькое опасение, что с ватагой смольцев может что-то не получиться.
Миновали шесть дней, и прискакавший дальний дозорный сообщил, что приближается большая походная колонна во главе с Корнеем. Ее встречать никто не вышел – соблюдали прежнюю осторожность. По приказу князя смольцев на неделю расположили станом у подножия утеса в стороне от двух основных троп, ведущих наверх. Но никому не запрещалось подходить к своим спасителям на восемьдесят – сто шагов и вволю перекрикиваться.
С особым удовольствием смотрели походники на небольшое стадо коров, овец и свиней, прибывшее со смольскими ополченцами. Вот это уже что-то надежное, осязаемое, с чем можно начинать самостоятельную жизнь! Еще более жадными глазами взирали княжеские гриди на появление со смольцами восьми молодых женщин.
Во время любого дальнего похода Рыбья Кровь всегда старался иметь в своей дружине нескольких молодок просто потому, что не любил долго видеть вокруг себя одни мужские лица. Вот и сопровождали объездную княжескую сотню десятка полтора мамок: поварих и прачек – жен или наложниц кого-либо из гридей. Другие воины их постельному счастью не слишком завидовали – во встречных городищах и селищах имелось немало молодых вдов или просто веселых девок для воинского развлечения, поэтому всегда был шанс на приятное мужское похождение. По-иному обстояло теперь, когда все внезапно осознали, что полгода с этим у них точно будет большая нехватка. И уже начинали поглядывать на оставшихся пятерых жен своих соратников, оставшихся в княжеской ватаге, налитыми кровью глазами.
Поэтому восемь смолек (две из которых, правда, были на последних месяцах беременности) явились для гридей настоящим подарком судьбы. Смольские молодки, если и были в этом смысле чуть сдержанней, то самую малость. Собственные мужья от долгого сожительства давно утратили для них большой интерес, и теперь каждая с тайным вниманием рассматривала издали возможных ухажеров.
В VIII веке нравы в черноморских степях не отличались большой строгостью. Для кочевых хазар уложить в постель с гостем-иноземцем свою жену вообще было в порядке вещей. Считалось, что чужая кровь отважного, крепкого здоровьем путника, влившаяся в их род, может пойти только на пользу. Жен степных словен никто к такому не понуждал – они сами вольны были делать свой выбор. Более того, до появления у них одного, двух, а то и трех детей эти словенки сами себя считали полумужними и легко могли уйти к тому, кто готов был о них лучше позаботиться. Конечно, не все мужчины смотрели на это сквозь пальцы, порой дело доходило и до кровопускания нерадивым женам. Но там, где смелых, сильных парней было в несколько раз больше женщин, ревнивцев стремились успокаивать всем «обчеством» – мол, настоящему молодцу никакая жена изменять не будет, а если не молодец, то сиди и не рыпайся.
Вот и простояли неделю две ватаги, не сливаясь в одно целое и в то же время почти все высмотрев и выведав о возможных новых избранницах и избранниках.
– Смотри как бы до смертоубийства дело не дошло, – счел нужным предупредить князя Корней.
И действительно, едва прошли после объединения первые братские объятия и восторги от прибытия навезенных припасов, как уже самые нетерпеливые гриди стали делить между собой новых молодок, не обращая внимания на их мужей.
Гриди объездной дружины представляли собой отборных воинов, все ростом никак не ниже 8 вершков (178 см), что на фоне средне– и низкорослых смольцев особенно бросалось в глаза. Все грамотные, много где побывавшие, готовые через год-два стать сотскими и хорунжими, они даже на войсковых бывалых бойников смотрели сверху вниз, а чего уж говорить об ополченцах из крепостных гарнизонов.
Разумеется, столь бесцеремонное отношение не могло не вызвать сопротивления. Шестеро мужей-смольцев затравленно оглядывались вокруг, сжимая рукоятки ножей и кинжалов. Дарник попытался навести порядок сначала словом, а потом при первой стычке, схватив лепестковое копье, огрел его древком двоих или троих чересчур горячих молодцов.
– Да мы что? Да мы ничего? – оправдывались гриди. – Это наше законное право: добыть себе жену в честном поединке. Пускай, если хотят, берут оружие и выходят на бой, хоть на мечах, хоть на кулаках, хоть на чем угодно!
Все, замолчав, ждали, как рассудит князь, – уж больно неравными выглядели эти предложенные поединки между великанами и коротышками. Но у Дарника имелся заготовленный на это ответ:
– Ну что ж, поединок так поединок. Вот только как уравнять ваши силы?
– А прикажи нам биться одной рукой, мы и одной рукой управимся с ними, – гридь-айдарец Твердята знал, о чем говорил. Глядя на его руки толщиной с ногу любого из смольцев, мало кто сомневался, что он сумеет с каждым из них управиться и одной правой или левой.
– Я думаю, нужно выбрать такой поединок, в котором никто никогда не участвовал, – продолжал рассуждать князь. – И чтобы в нем нельзя было покалечить друг друга… Я объявляю кутигурский бой.
