Сейчас же сам собой созрел вопрос, а зачем он каждый раз докладывал: «Господин тренер, вторая группа построена, заболевших нет, готовы в проведению занятия. Командир второй группы борцов „Славянской борьбы“, Шульгин».
Конечно, ему, офицеру Российской армии, приятно вновь окунутся в свой мир, но зачем это нужно Звереву?
Впрочем, а почему бы Дмитрию Павловичу не ностальгировать по службе? — о том, что Зверев служил и служил отнюдь не рядовым, Шульгин не сомневался. «Офицерская косточка» из морпеха, что называется, выпирала. Другое дело, где он служил? Но с такими вопросами поручик не лез. Если тренер сам не говорил, то так и должно быть, а случайно оброненное Федотовым обращение «морпех» только подтвердило подозрения Шульгина.
«А может, зря я лезу в чужой монастырь? Никто из борцов, даже не заикается о политике. Что-что, а неприязнь к режиму я бы непременно почувствовал. Они действительно равнодушны. Все, как один! — эта мысль успокоила и одновременно обескураживала. Как такое могло быть, коль скоро в любом салоне, в любом трактире все только и говорят о последних российских событиях!? — на мгновенье сердце заполонила ревность, ведь даже в училище он не видел такого безграничного доверия к командованию. — И все же любопытно, какими приемами достигается такое положение дел?»
Глава 2
Политика и предки
16 окт 1905 г. (день спустя)
— Господа, сегодня к раковому супу с расстегаями осмелюсь предложить жульен из свежих грибков, и те, по правде сказать, только чудом сохранились в леднике. Теперь до будущего лета будем готовить из сушеных, — в малом зале ресторана «Три медведя», посетителей обслуживал метрдотель, высокий сухопарый мужчина, с роскошными бакенбардами и умными серыми глазами.
— А что рекомендуете из вин? — последнее время Федотов стал прислушиваться к подобным советам.
— Наш сомелье предлагает итальянское Dolcetto, урожая 1893 года, любимое вино Napoleone Buonaparte, господа.
— Ну, если самого Buonaparte, то мы завсегда согласные, — Димон любил подразнивать этого неплохого, в общем-то, человека.
— Эх, молодой человек, молодой человек, — укоризненно покачал головой служитель демона чревоугодия. Точно так же он говорил и вчера, и позавчера, никогда не переступая ту грань, за которой начиналось хотя бы толика неуважения к клиенту.
За удобное расположение и приличную кухню переселенцы давно облюбовали это заведение. В последние полгода они пару раз встретили здесь Семен Семеновича, но взаимного знакомства никак не обозначили, кроме, может быть, искоса брошенного взгляда. А вот будущий нарком внешней торговли СССР им не встречался. Мишенин припомнил, что Красин был электриком. В этом времени приличные инженеры на Руси были наперечет, поэтому Федотов без труда выяснил, что еще недавно Красин заправлял в Баку строительством электростанции «Электросила», а сейчас работает где-то под Москвой.
Мимоходом отметив место рождение символа советской энергетики, переселенец посетовал на отсутствие в его команде Красина. Справедливости ради надо заметить, что знакомство с Иваном Никитичем эти сожаления быстро рассеяли: два революционера в одной конторе явный перебор. Проще раздать деньги нуждающимся.
Обеденное время только приближалось, и в малом зале было малолюдно. В углу сидело четверо господ, всегда обедающих в это время. За столиком у окна пара чиновников в парадном платье отмечала известный лишь им успех. Высокие воротнички, сияющие звезды наград, все помпезно и значимо, но что-то неуловимое говорило о провинциальности звездоносителей.
С первого этажа доносились негромкие звуки рояля. В эти часы всегда исполнялись сочинение Петра Ильича, вот и сейчас звучали «Времена года». Своим «обеденным репертуаром» этот ресторан заметно отличался от подобных заведений первопрестольной. Прислушавшись, Дмитрий Павлович привычно уже выделил чуть фальшивящую ля диез второй октавы.
— Козлы, вторую неделю настройщика не могут вызвать, — и тут же без перехода продолжил. — Ко всему привык, даже к этим, Зверев кивнул на «звездных» провинциалов, — но то, что можно поговорить с друзьями Чайковского, в голове не укладывается.
— А помнишь, как нас корежило от блеска всех этих побрякушек?
— Эт точно. Было дело, я сейчас будто так и должно быть. Знаешь, а я привык к здешней жизни.
— Аналогично.
Помолчали.
— Сaballero Зверев, а как идет подготовка кадров?
— Учишь испанский?
— Угу, — в голосе Федотова прозвучало уныние.
— Я тоже учил, но ученье свет, а неученых тьма.
— И все же, как с кадрами?
— Нормально. В отделении Шульгина я собрал будущих снайперов. Официально их готовят, на инструкторов срешара.
— Не опасаешься?
— Шульгина? А что его опасаться. Он как раз подтвердит нашу аполитичность. Ты же сам ввел запрет на это дело. Двоим за болтовню объявлен бан на три месяца, третьего выпер. Остальные все поняли, а снайперы…, да они пока и сами не знают о своем снайперском будущем.
— Хорошо, но зачем тебе вообще нужен Шульгин, не лучше нанять отставного военного?
— Не все так просто. Армия сильна дисциплиной, а снайпер, в этом смысле, вообще особый тип. Прикажут отстрелить пятку — отстрелит. В последний миг прикажут отставить — тут же закемарит. Понимаешь, правильному подчинению обучит не всякий офицер, в этом деле нужен талант, а у Шульгина этого не отнять. Пройдет год-другой, тогда и решим.
— Как сам-то считаешь, Виктору уже поручили разработку нашего клуба?
— По этому делу я тут кое-что нарыл. Дык вот, третье отделение иногда копает против отдельных владельцев, но предприятия они не трогают. Прикусить владельца могут, но капитал отжимать не принято. Кстати, забыл сказать, в этом времени никакому жандарму и в голову не придет поинтересоваться, откуда твои знания радиодела, но каждый «Шульгин» должен стучать об неблагонадежных. И еще, Старый, тут понимаешь, какое дело, одним словом наш Никитич в конкретной разработке.
— Ни хрена себе чепчики вязали наши бабушки! Инфа откуда?
— Шульгин вчера проболтался.
— Проболтался или дал знать?
— А вот это как раз вопрос. Психика пациента, Степаныч, порою выкидывает такие фортеля, что и с пол-литрой не разберешься. Скорее всего, у Шульгина сработало подсознание.
— Угу, жандарм, значит, сгодился, — пальцы Федотов пробарабанили по столу. — И что думаешь делать?
— А что тут думать, Виноградов тебе нужен?
— Нужен. Инженер в нем не без божьей искры.
— Тогда прячем его на нашей Рублевской базе, потом козьими тропами в Цюрих.
— И то верно, заодно займется проектированием научного городка.
После памятного разговора с профессором Поповым о создании подмосковного научного центра с заводом, дело с мертвой точки едва начало сдвигаться. Мечты Федотова уперлись в проблему отдаленности от промышленного и культурного центра. В конце XX века сев за руль легковухи, клиент за час добирался от Рублево до центра столицы, здесь же на это уходил день. Кроме того, если в Москве был худо-бедно подготовленный рабочий класс, то в окружающих селах можно было найти разве что классного конюха. Между тем и совсем отказываться от замысла не стоило. В итоге созрело предложение разместить рядом со стрешаровской базой научный центр с небольшими мастерскими. Пока все по минимуму, а основное производство оставить в Москве. Резонов было много. Инженеры и ученые получали прекрасные условия жизни и работы. Удачно решался вопрос охраны и сохранности секретов.
— Ну что же, как говорил генсек Хрущ: «Цели определены, задачи поставлены, за работу, товарищи!».
— А разве это не Ленин?
— Есть много, сaballero Зверев, чего нам и не снилось, а Никитич в какой партии отирается?
— Да черт его знает. Все они тут, то эсеры, то эсдеки. Без проблем переходят из партии в партию, а у нашего mudakав голове еще те тараканы.
Переселенцам, привыкшим к жесткому делению на коммунистов, жириновцев или «медведей» с прочими либералами, постепенно открывались местные реалии.
