дома номер 8 я оказался через пять минут. Но по дороге решил заглянуть в продуктовый магазин, вдруг удастся обменять пару талонов, оттягивавших мне карман, на реальные мат-ценности.
Судя по вывеске, это был «Магазин № 3 Энскпищеторга», а внутри он оказался самым стандартным гастрономом советской эпохи, которые я запомнил из своего детства. Направо располагался хлебный отдел, кондитерка и розлив соков-вод из треугольных конусов, прямо мясо, которого тут не лежало уже лет 10–15, а налево молочка, крупы и алкоголь, отделённый от остальной территории фигурчатой железной решёткой. Ну и две кассы, выбивавшие чеки в отделы. Судя по тому, что народу здесь было чрезвычайно немного и продавщицы скучали за своими пустыми прилавками, ничего дефицитного мне здесь урвать сегодня не суждено, подумал я, но в этот момент слева началась какая-то суета… эге, подумалось мне, что-то видимо собираются выбрасывать в продажу, так что ты, Санечка, не стой столбом, а подсуетись немного…
Через полчаса я стал счастливым обладателем двух бутылок — Русской водки за 9-10 и Советского шампанского за 6-50. Авоська очень пригодилась, хотя ходить вот так по району, выставляя напоказ свои покупки, мне лично показалось не очень правильным. То ли дело нарядный пакет с надписью «Пятёрочка» или какая-нибудь там «Лента», но до этого ещё ой, как далеко. И ещё я с досадой подумал, что денег у меня осталось совсем ничего, пятёрка с мелочью — если зарплату комсомольцы не выдадут, неизвестно, как жить дальше.
94-я квартира в восьмом доме, судя по указателям, оказалась в шестом подъезде, а сам дом, как выяснилось, был серой сталинской громадой о двух крыльях и одной арке посередине, как раз между пятым и моим шестым подъездами. Домофонов в этом времени ещё не придумали, так что внутрь я проник беспрепятственно, потянув тяжёлую скрипучую дверь на себя, поднялся на четвёртый этаж, немного поколебался, звонить ли или самому открыть, и выбрал последнее, подошёл первый из ключей на связке…
Внутри мне открылся длиннейший полутёмный коридор, из которого ответвлялись две комнаты вправо и одна влево, а в самом конце был ход на кухню, судя по запахам жареной картошки и лука. Слева ещё имелась вешалка с зимней одеждой и шапками, а справа на стене на уровне глаз три электросчётчика, видимо, по числу жителей этой коммуналки… такая вот диспозиция. Интересно, в какой же комнате живу я, подумалось мне, и я не смог дать себе ответ на этот вопрос. Ладно, будем работать по обстановке… ещё же ключи на связке же есть, можно проверить, куда они подходят. Но если меня застукают за этим делом в чужой комнате, будет не очень здорово…
Положение спасла девушка, выглянувшая в коридор из средней комнаты. Увидев меня, она скривилась, произнесла «Ну и чего ты там стоишь, как засватанный, заходи», и распахнула пошире дверь, а потом добавила «Опять водяры притащил?». Я посмотрел на свою авоську, потом на девушку и ответил так:
— Ну ты чего, Ирунь, талоны же надо отоварить было, а тут так удачно сложилось — я же не виноват…
— Ты никогда ни в чём не виноват, — с нажимом произнесла она, отступая в комнату, я зашёл вслед за ней.
Даааа, подумал я, обозревая интерьер, значит, так вот я живу в этом времени, даааа… комната была вытянута поперёк коридора, примерно три на пять метров, двустворчатое окно, за ним балкон. Слева кровать типа тахта и шкаф для одежды, с зеркалом, справа холодильник «Ока», тумбочка с телевизором «Чайка», письменный стол и трюмо, тоже с зеркалом. На полу коврики. Небогато, прямо так скажем. Ира села за трюмо, достала какой-то там тюбик с косметикой и начала себя подкрашивать.
— Ты мне всю жизнь испортил, козёл, — сказала она с отвращением, — где мои глаза были, когда за тебя выходила?
— Наверно там же, где и сейчас, — осторожно ответил я.
На лицо она была не сказать, чтобы писаной красавицей, но и не страшной, роста среднего, волосы имела русые, ямочки на щеках, определённый потенциал сексапильности у неё имелся, всё портили только несколько лишних килограмм веса, из-за чего талия была сантиметров на десять больше, чем хотелось бы.
— Я бы поел чего-нибудь, — продолжил я диалог с неожиданной супругой, — после смены жрать очень хочется.
— Я ничего не готовила, — лениво ответила она, — некогда было. Со вчерашнего дня что-то осталось в холодильнике, посмотри… и картошку если будешь жарить, заодно можешь и на меня.
Тэээк, продолжил размышлять я, она ещё и еду готовить не любит, а судя по пыли и грязи, и убираться очень не любит. И она тут же подтвердила мои мысли:
— И убраться надо не забыть в бытовых — сегодня наша очередь уборки начинается. Ты ведь мне поможешь?
Ну хотя бы не все домашние обязанности она на меня переложила, с облегчением подумал я, но всё равно такие расклады, мягко говоря, не очень…
— Хорошо, Ирочка, — не стал нарываться с порога я, поживём-посмотрим, — картошку я пожарю. И убраться помогу, только, может, не сегодня? Завтра у меня выходной, тогда уже…
И с этими словами я вышел на кухню, в одной руке у меня был пакет с картошкой, старой и сморщенной, прошлогодняя наверняка, а в другой — бутылка с подсолнечным маслом, мутная и с осадком, плюс репчатый лук, этот получше смотрелся, чем картошка. На кухне стояло три стола у разных стенок… этот момент я не предусмотрел — знать бы, который из них наш. Помог сосед в майке-алкоголичке, зашедший вслед за мной покурить.
— Здорово, Санёк, — протянул он мне свою лопатообразную ручищу, — картоху решил пожарить?
— Ага, — ответил я, не рискуя никак называть соседа, о нём мои воспоминания молчали, как рыбы, — после смены жрать захотелось.
— Ну давай, шуруй, — уселся он за стол справа (ага, минус одна загадка), доставая коробку сигарет, — а Ирка-то твоя что ж не пожарила?
— Да голова у неё болит с утра, — брякнул я, чтобы отвязаться, и положил картошку с луком на полочку возле мойки.
Теперь надо выбрать один из двух оставшихся столов, начал размышлять я… а пусть сосед поможет ещё раз.
— У меня нож затупился, не одолжишь? — попросил я у него.
— Держи, — и он протянул мне самопальный ножик с наборной пластмассовой ручкой, такое добро во множестве клепали на Заводе, — ножи точить надо иногда.
И он встал и вынул пару ножей из подставки на соседнем столе — эге, вот же наш стол, внутренне улыбнулся я.
— И точно, тупые, как валенки, — констатировал он, сунув ножи обратно, — вчера точильщик в наш
