совсем молодая крестьянка. По мнению Веры Андреевны, вряд ли старше пятнадцати – но управляла лошадью она профессионально, причем даже невзирая на лежащую на ее коленях винтовку. По поводу винтовки девица пояснила сразу, как только увидела брошенный на нее взгляд Веры Андреевны:
– Тут, бывает, парни мелкие балуют, но на ружье они не полезут, испужаются.
– А не мелкие не балуют?
– Сейчас нет, уборка в разгаре, все в полях. Да от больших-то винтовка всяко не поможет…
– А ты чего не в поле? Я имею в виду с лошадью?
– А мы уже все убрали и в амбар свезли, – ответила та с какой-то грустью. в голосе, а спустя некоторое время пояснила:
– Невелик у нас надел, в семье-то мужика нет, только мать и пятеро сестер. Вот земельку-то и не выделили…
До «соседней» – то есть узловой – станции было чуть больше десяти верст, хотя и по довольно приличной дороге, так что времени посмотреть на сельские пейзажи и подумать о случившемся у Веры Андреевны было достаточно. То есть сам факт случившегося ее вообще никоим образом не впечатлил: наука ведь такое уже как-то объяснила, так что волноваться нужно только о собственной жизни в столь резко изменившихся условиях. Но так как «окружающая среда» Вере Андреевне была в целом известна и понятна, а накопленные за «предыдущую жизнь» – именно так она решила называть период до этого внезапного события – знания давали ей существенную фору, то думать нужно было лишь о том, как этой форой воспользоваться без ущерба для себя. И, возможно, с пользой для страны. На пользу России под властью большевиков.
К большевикам Вера Андреевна относилась несколько специфически, благо жизненный опыт ей показал, чего они стоят. К большевикам послереволюционного периода она относилась… лучше всего это было бы охарактеризовать словом «брезгливость». А вот к тем, кто возглавлял страну в следующие за нынешней датой пятнадцать лет – с уважением. Большевиков военного периода в большинстве своем Вера Андреевна почитала наравне со святыми (не всех, конечно, некоторые напротив вызывали у нее чувство ненависти). А вот к тем, кто принялся «руководить» после смерти Сталина, она испытывала чувства отнюдь не нежные. Причем это касалось и людей, руководившими государством, и мелкими начальниками в забытых богом и людьми поселениях…
Но пока, решила Вера Андреевна, – о людях неприятных можно и забыть на время, ведь следующие пятнадцать лет могут многое изменить. Серьезно изменить, если она – доктор химических наук и инженер-майор «войск химзащиты» – приложит к этому свои профессиональные руки. И, конечно же, голову, набитую уникальными на сегодняшний день знаниями…
Глава 2
Когда тебе уже за семьдесят, превращение в двенадцатилетнюю девочку как-то не сильно человека раздражает. В особенности не раздражает, когда осознаешь, что вся жизнь-то уже прожита, но появился шанс прожить ее еще раз – однако появляются заботы совершенно иного плана. Нужно все же решить, что делать и как жить дальше – а это дело не самое простое. В особенности, если хорошо знаешь, в какой обстановке эту дальнейшую жизнь придется вести.
Вообще-то представиться доктору восемнадцатилетней комсомолкой у Веры Андреевны вышло практически машинально, ей просто очень сильно не хотелось попасть в «детдом строгого режима», а по пути в узловую станцию времени хватило и на то, чтобы наметить основные направления «выживания в этом страшном мире». А в том, что мир будет действительно страшным, у нее сомнений не было – ведь она один раз в нем уже побывала. Правда, очень давно и «чуть позже»: в СССР она вернулась в двадцать седьмом году, причем вернулась, имея за спиной «серьезное прикрытие» – а сейчас предстояло опираться исключительно на свои силы. Правда, судьбе удалось дать девочке неплохую «подпорку» не первое время, но Вера Андреевна, поразмыслив, решила что справилась бы и без неё – хотя это было бы существенно дольше. Уж больно в удачное время довелось ей попасть…
СССР в двадцать шестом был, по выражению одного очень известного писателя, «страной непуганых идиотов» – и Вера Андреевна, мысленно воспроизведя это определение, усмехнулась, вспомнив как спорила с Идой Самсоновной о его происхождении. Правда Брет Гарт так назвал лишь свой штат, причем не весь, а только сельскую его часть, потому что с английского в произведениях Гарта «country» правильнее переводить «деревней», а не «страной» – но Ида Самоновна, несмотря на то, что была преподавателем литературы, американца не читала, а английский знала крайне неважно – и долго пыталась утверждать, что это выражение одного писателя уже советского. И очень расстроилась, когда Вера Андреевна в городской библиотеке отыскала дореволюционный шеститомник известнейшего в свое время американского писателя…
Но вот СССР образца двадцать шестого года под определение американца целиком подходил идеально: в стране были фактически отменены любые документы «прошлого времени», а новых пока еще не появилось – поэтому в качестве удостоверения личности, например, принимались любые документы от трудовой книжки до справки из сельсовета, причем даже без печати. Когда в двадцать седьмом она вернулась в Советский Союз, из документов у нее было лишь «свидетельство о браке», выписанное на бланке советского торгпредства в Марселе – и ни у кого эта бумажка ни малейших подозрений не вызывала. Даже несмотря на то не вызывала, что никакого торгпредства у СССР в Марселе не было, а бланк случайно остался после попытки такое все же учредить. Еще была «справка» об утрате паспорта, правда написанная на французском языке и вообще на бланке Сорбонны: Вера Андреевна, все же закончившая химфак прославленного университета, просто обесцветила ранее написанный там перечень «прослушанных дисциплин» и лично написала на бумажке нужный текст. Но на эту бумажку лишь мельком на границе глянули…
Особым доверием пользовались «документы» отпечатанные на машинке. Машинок в Стране Советов было довольно много, а вот умеющих на них печатать было крайне мало, так
