Молодцы тут же принялись за дело — распаковали «куклу» из штуки красной материи, достали иголки и нитки и принялись портняжить, примеряя и кроя ткань, затем подшивая края. Работой они были обеспечены часа на два, никак не меньше.
Мысленно Андрей укорил себя — такая здравая мысль пришла ему в голову несколько поздновато. Как же он сразу же не сообразил, что популярная военная форма всегда манит молодежь похлеще ядреных девок, забористого вина или других искушений…
— Ты зачем за мной на ручей пошел, Арни? — Никитин спросил прямо в «лоб», решив окончательно определиться.
— Прости, брат-командор, но я тебя ни на минуту одного не оставлю. — Воин насупился, отвел глаза, глядя себе под ноги.
— Почему?
— Да потому что ты единственная наша надежда!
Арни посмотрел прямо в глаза, не мигая — они блестели, на скулах заходили желваки.
— Наш орден Святого Креста за последние годы захирел, стал немощным. Мы так и не оправились от Каталаунского побоища, хотя пятнадцать лет прошло. Сам видишь, как теряем наше наследие, те же паны рвут его на куски, на клочья, как злобные псы. А ты вдохнешь в крестоносцев надежду! А за это мне и погибнуть не страшно.
— Я понял твои опасения, Арни, — Андрей ухмыльнулся, хотя внутри нервы напряглись, как струны. — Но я сам могу постоять за себя!
— Конечно! Ты был и остался лучшим мечом ордена, мало кто с тобой может сравниться. Но прости меня за эти слова, брат-командор, но ты еще не оправился от ран. Я видел твои раны, они зарубцевались, но до сих пор тебя тяготят. Нет-нет — я не сомневаюсь в твоей доблести, но силы еще не вернулись к тебе. Я видел твои израненные ноги — они потерты оттого, что из-за этих ран ты долго не сидел в седле. Ты далеко не молод, ваша милость. Ведь так, брат-командор?
— Так, — кое-как выдавил из себя ответ Андрей, лихорадочно соображая. А ведь воин сам предлагает обоснование его здешней неумелости, придется ведь свое «мастерство» не только в верховой езде показывать, но и в конных сшибках на копьях, будь они неладны, ибо его любой Буратино с лошади сшибет своим длинным носом.
Или, что произойдет гораздо быстрее, в бою на мечах или секирах. А там любой местный вояка с опытом живенько сообразит, что «царь-то не настоящий».
— Только месяц назад пришел в себя. Что было со мной, кто я такой, ну ничего не помнил, даже как меня зовут. Голова постоянно болит, прямо раскалывается, до тошноты доходит. Руки дрожат, пальцы меч не держат. Кулаком еще ударить смогу, ты сам сегодня видел. Но скоро устаю, будто свинец по всему телу растекается. Это прожитые года, Арни, ведь я давно не молод, ты же знаешь…
Никитин выдавливал из себя слова с трудом, но не от стыда за эту спасительную ложь, он бы и не такое поведал с непроницаемым лицом. Лицемерие должно быть настолько убедительным, чтобы его всегда приняли за истину в последней инстанции.
— Ты старше любого орденца, ваша милость, голова вон вся седая. Поберегся бы, с годами ведь сила убывает, а не прибывает. Прости, но меня все один вопрос мучает, брат-командор, — почему все эти годы от тебя ни слуху ни духу не было?
— Так сразу и не скажешь, Арни. Да и не могу рассказывать, сам понимаешь почему.
— Дело ордена? Тогда да, — с видимым облегчением выдохнул воин.
— Напали на меня, поскользнулся на снежку — первый он таков. В голове будто солнце вспыхнуло…
— Так это еще в прошлом году было?! — изумленно вымолвил Арни, с оторопью во взгляде.
— Очнулся недавно. Какая-то часовенка в Запретных землях. Брошенная совсем недавно — ведь за мною кто-то ухаживал, кормил с ложечки, поил. А потом ушел.
— Вот оно как…
— Десять дней шел, и на меня напали трое ратных. Двоих воинов Сартского я убил, а третьего, пана Бужовского, в плен взял. Велемир. Он же мой сын! Он-то мне и сказал, кто я такой, когда случайно мою грудь увидел. Мать ему о том поведала, когда со мною ложе разделила… — тщательно подбирая слова, закончил свою «исповедь» Никитин.
«Хрен его знает, как тут орденцы эти знаки на теле называют, ошибешься, татуировкой или шифровкой назовешь, и тут же попадешь по полной, как тот кур в ощип».
— Она была служанкой в Лисовицах? — Арни встрепенулся, хлопнул себя по лбу и громко рассмеялся: — А я-то думал, почему вы так похожи друг на друга. И отношение Велемира к тебе какое-то странное. Пан Бужовский — давний наш доброжелатель, потому твоего сына и воспитал как шляхтича. Слышал об этом, но значения не придал. А Велемира я маленьким только и видел, лет десять назад — я тогда половину срока отслужил.
Пока они говорили, их маленькая группа полностью преобразилась. Теперь это был настоящий отряд ордена — рыцарь с двумя оруженосцами в полных доспехах и три конных арбалетчика, которые держали в поводу запасных коней, груженных оружием, доспехами и тюками.
На всех форменные орденские плащи надеты, в том числе и на Велемире, что согрело мохнатую душу Никитина — как-никак, а теперь они регулярная армия…
К вечеру третьего дня маленький отряд крестоносцев достиг северной стороны предгорий. Здесь пошла уже орденская полоса владений — обширные земли, когда-то переданные ордену Святого Креста, а теперь оставшиеся без его опеки.
Крутом невысокие горы, похожие на милые сердцу таежные сопки, покрытые лиственными и хвойными лесами, часто переходящими в редколесья с проплешинами.
Здесь, по уверению Арни, жили свободные селяне, но мало, всего несколько хуторков. Только оставаться здесь на постой было для них рискованно, нужно было идти дальше, в заветное Белогорье, слишком близко шли владения пана Сартского.
Орденцы шли ходко, ибо ночевать под открытым небом было тягостно, особенно под накрапывающим дождиком. Молодежь думала о сытном ужине, Арни — о том, что выспаться в очередной раз не удастся, а Никитин — о лохани с горячей водой да о постном масле, что будет использовано для его пострадавших ног.
Но, как говорит одна народная мудрость — «судьба играет с человеком, а человек играет на трубе». Так оно и вышло — перевалив за гребень, они услышали отдаленные заполошные женские крики и дикий визг свиней, словно ошпаренных кипятком.
— По-моему, хутор грабят? — задумчиво произнес Никитин.
— Интересно, а кто там сейчас так лихо орудует — собратья Прокопа по его последней профессии или панские выкормыши, что давно на эти земли глаз положили?
Вопрос был чисто риторическим. Молодежь, фигурально выражаясь, разом закусила удила и била всеми копытами, рвясь на очередную «Куликовскую битву». Вот уж рвение у них раззудилось, как красные плащи на плечи с утречка накинули.