— Смотри Андрей, какую силищу собрали, — обратился Александр к брату, — Пора и Юрьев навестить.
— Зачем нам город? Даже если мы его захватим, то без отца удержать не сможем.
— А это посмотрим. Под ливонцами сейчас земля горит, думаешь случайно, Святополк Поморский присылал своих послов? Кабы не так! Он сейчас рать собрал, и как было оговорено, в первый день весны достанет свой меч.
— Так вот почему мы к Пскову так спешили? Орден разделил силы?
— Да. И у нас появился реальный шанс одолеть его. Против нас будет только епископ Герман. Вспомни, как восемь лет назад мы уже были там. Юрьев дань обещался платить, так что пора долги забирать.*
(В 1234 году князь Ярослав Всеволодович с сыном Александром совершил марш к Юрьеву. Объединённые силы новгородских, псковских и переяславских дружин разбили орденское войско, загнали его на речной лёд Эмайыги, где многие утонули. 'И поможе Бог князю Ярославу с новгородцы, и биша и до реки, и ту паде лучших немец неколико: и яко быша на реке на Омовже немцы, и ту обломишася, истопе их много, а иные язвени вбегоша в Юрьев, а другие в Медвежью Голову'. Магистр ордена Фольквин фон Винтерштеттен запросил мира, обязуясь платить дань, который соблюдался в течение четырёх лет).*
— Тогда чего мы ждём? Вперёд!
Русское войско покинуло Жеравьевую гору на следующее утро. Рассыпавшись веером, конные отряды поспешили по всем известным населённым пунктам в поисках продовольствия, встречаясь вместе в заранее оговоренных местах. Словно щелчком клешни, обрабатывая территорию за территорией, набивая перемётные сумы трофейным добром, реквизируя домашний скот и живность, дабы прокормить свою армию. Одного не знал Александр, что Святополк затянет с выступлением, а многие чудинцы, польстившись на венецианское золото, станут в ряды ливонцев, князь же Миндовг будет выжидать, на чью сторону встать. Вследствие этого, на помощь Дерпту придёт вице-ландмейсер Ливонского отдела Тевтонского ордена Андреас фон Вельвен с тридцатью пятью рыцарями и семистами пятидесятью кнехтами-ветеранами. Это будет настолько неожиданно для Ярославовичей, что, не дойдя до Юрьева каких-нибудь тридцать вёрст, всего одного перехода, русская рать повернёт обратно. Но не к стенам Псковского кремля, как ожидали ливонцы, а к Самолве. Причиной такого манёвра стал новгородский отряд боярина Строгана.
Двенадцатого марта одна тысяча двести сорок второго года, через блокпост на въезде в Самолву, проследовал гонец из Пнёва. Мальчишка вёз весть, которую просил передать его отец. Миновав Немецкую слободу, всадник промчался мимо площади, прямиком к замку. Через пятнадцать минут, выпив с поллитра тёплого киселя, гонец докладывал Гюнтеру.
— В Изменке бой вчера был. На нашу сторону побитый немец прибёг, еле живой, просил, чтоб сховали. Отцу алатырь-камень* размером с кулак отдал.
(янтарь)*
— И как, сховали? — Поинтересовался Гюнтер.
— Батька его в сено спрятал.
— А с чего он именно к вам прибежал?
— А к кому ж ещё? — Мальчик с удивлением посмотрел на Гюнтера, — У нас на дверях щит с медведями. Батька спрашивает, что с немцем делать?
За два дня до этого события, Семён привёл свой отряд в конечный пункт назначения, деревню Изменка. Пройдя мимо острова Пийрисар, где удачно вырезали ливонский разъезд, новгородцы обзавелись тремя лошадьми и, пограбив прибрежных рыбаков, стали на отдых. Обещанного Строганом связного, как и рыцаря с дружиной, на месте не было. Грабить паромщиков или работников волока на Руси считалось великим грехом, да и незачем это было. Судя по слухам, на той стороне озера строился новый городок, куда бегут все люди в поисках лучшей жизни. Там лежали средства для воплощения его мечты. Семён жаждал вернуться домой, выцарапать место воеводы небольшого городка и управлять им по своему усмотрению. Оставалось ждать. Людям был необходим отдых. Целый месяц с гаком они шли по лесам, замёрзшим рекам и озеру в постоянном напряжении. Вымотались капитально, и черниговец позволил отряду расслабиться, но только не десятку, набранному из молодых новгородцев. На них у него были особые виды. С ними он связывал будущее, гоняя ребят до седьмого пота, пытаясь слепить хоть какое-то подобие воинов для своей дружины. Это они жгли деревню и убивали людей, привыкая к вкусу крови, видя в своём командире вожака стаи. Расставив караул, Семён переговорил с паромщиками, уяснив для себя одну неприятную вещь. Рябого Витька тут никогда не было и его никто не знал, а Рихтер не появлялся с прошлого года, с того самого момента, как побили на переправе не то тевтонов, не то литвинов.
Днём следующего дня, когда Семён уже отдал приказ сниматься и уходить из Изменки, согласившись с предложением Домаша пошалить на большой дороге у схизматиков, — мол, раз уже здесь, то грех оставлять поле не паханым, — в деревню стали входить ливонцы. Деморализованный гарнизон Изборска, еле передвигая ноги, брёл по дороге с такими обречёнными лицами, что черниговец усомнился, те ли это, кого он ждал? Но вера в свою мечту была настолько огромна, что наплевав на безопасность, Семён поскакал к единственному всаднику, возглавляющему отряд.
— Ты Рихтер? — Спросил Семён, не доезжая метров десяти до остановившихся ливонцев.
Рыцарю послышалось 'риттер', и он ответил — Да.
— Витёк с тобой? — с радостью в голосе, — Я от боярина Строгана. Второй день уже вас дожидаюсь.
Продлившееся с секунду замешательство, вызванное русской речью, закончилось отборным немецким матом и осипшим выкриком.
— Тревога! — Заорал рыцарь, — Новгородцы!
Измученные долгим переходом, вернее паническим бегством, спасаясь от новгородцев Александра, кнехты решили, что угодили в ловушку. Должного сопротивления не оказали и после первого залпа стрел и вида конного отряда готового к атаке, не успев даже построиться, бросились бежать. Лошадка рыцаря, спасая раненого седока, получившего хлёсткий удар кистенём, повернула направо, на лёд озера в сторону Пнёва, остальные за ним. Таким образом и оказался единственный спасшийся из Изборска ливонец в копне сена за дверьми запертого сарая пнёвского старосты. А через два дня его уже допрашивали в замке Гюнтера.
Допрос протекал в форме беседы. Ливонец лёжа в кровати расслабился, иногда трогал перебинтованную голову и болтал, не переставая, чему способствовал подогретый херес в оловянном кубке. Узнав, что Гюнтер два года назад находился в составе свейского войска на Неве, поведал, что хорошо знаком с Рудольфом из Касселя, бывшим комтуром Вендена.
— Я помню его, — подтвердил Штауфен, — Когда состоялась инкорпорация меченосцев в Тевтонский орден, он один из немногих возражал. Этакий непримеримый: то с Фольквином лаялся, то Герману Балку палки в колёса вставлял.
