«Браты мае, мужыю родныя! Зпад шыбенщы маскоускай прыходзщь мне да вас шсащ і, можа, раз астатж. Горка паюнуць мне зямельку родную і цябе, дарап мой народзе. Грудзі застогнуць, забалщь сэрца, но не жаль зпнуць за тваю прауду.
Прымі, народзе, па шчырасщ мае слова прадсмертнае, бо яно як бы з таго свету толью для дабра твайго нашсана.
Няма, братю, большага шчасця на гэтым свеце, як калі чалавек у галаве мае розум і навуку. Тады ён толью можа быць у радзе, жыць у дастатках і тады толью, памагпушыся Богу, заслужыць неба, бо, збагашушы навукай розум, разауе сэрца і народ свой шчыра палюбщь. Но як дзень з ночай не ходзяць разам, так не щзе разам навука праудзіва з няволяй маскоускай. Ды пакуль яна у нас будзе, у нас шчога не будзе, не будзе прауды, багацтва і шякай навую, адно намі, як скащнай, варочаць будуць, не для дабра, но на папбель нашу.
Для тагото, народзе, як толью калі пачуеш, што браты твае зпад Варшавы бюцца за прауду і свабоду, тады і ты не аставайся ззаду, но, ухашушы за што зможаш, за касу, сякеру, і цэлай грамадой Щ31 ваяваш за свае чалавечае і народнае права, за сваю зямлю родную. Бо я табе зпад шыбенщы кажу, народзе, што тады толью зажывеш шчасшва, калі над табой маскаля ужо не будзе!
Твой слуга Яськагаспадар зпад
ВІЛЬНІ».
В тюрьме, перед смертью, написано и единственное известное сегодня стихотворение Кастуся Калиновского, посвященное его любимой:
Марыська чарнаброва, галубка мая, Дзе ж падзелася шчасие /ясна доля
твая?
Усепрай шло, прайшло, як бы не
бывала,
Адна страшна горыч у грудзях
застала…
Одновременно это и обращение ко всему белорусскому народу:
Бывай здаровы, мужыцк/ народзе, Жыв/у шчасщ, жыві у свабодзе I часаму спамяш пра Яську свайго, Што заг/нуу за прауду для дабра твайго.
Церковный собор в Полоцке принимает акт о ликвидации унии
Для российского самодержавия белорусов как самостоятельного народа не существовало. Униатская же церковь с ее народным языком в обучении, проповедях утверждала обратное. Между тем униатами в Беларуси в конце XVIII века были каждые три жителя из четырех, а православными — всего 6,5 процента. Уже при Екатерине II из опасного униатства в надежное православие российского образца перевели полтора миллиона наших предков. Шла обработка греко-католических иерархов. Униатский митрополит Лисовский в 1806 году повелел в молитвах имя царя вспоминать раньше, чем имя папы.
С особой жестокостью против народной веры боролся униатский епископ Иосиф Семашко, украинец по происхождению, переметнувшийся на сторону царизма. Он принудительно вводил в униатских духовных семинариях и в церковных отчетах русский язык. Священники вынуждены были вести богослужения по служебникам, присланным из Москвы и Петербурга. Несогласных судили как церковных и государственных преступников. На глазах у верующих из храмов выбрасывали боковые алтари, ломали органы. Все эти издевательства российская, а затем и советская историческая наука безапелляционно называла освобождением белорусов от религиозного угнетения.
Многие униаты искали спасения в католицизме. Только в 1834 году 35 тысяч белорусских детей из униатских семей родители крестили по римскому обряду.
Война самодержавия с униатством официально завершилась 12 февраля 1839 года. В этот день в Полоцке начался церковный собор, где тон задавал Семашко. Святая София, которая уже два с половиной века была грекокатолическим храмом, услышала постановление о возвращении своих прихожан «в лоно прародительской православной веры, дабы пребывать отныне в послушании Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода».
Даже в условиях жестокого давления в Белорусской униатской диацезии (церковном округе) в 1838 году из 680 священников за присоединение к православию подписались только 186. Однако это не помешало привезенному из России православному епископу Смарагду заявить, будто «уния расползлась, как ветхий и дырявый мех». Колонизаторы лишили Беларусь религии, которую с полным правом можно считать национальной, народной (так ее называли К. Калиновский, М. Богданович и ряд других деятелей нашего возрождения), закрепили разделение белорусов на католиков и православных. Вот одна из причин слабой национальной консолидации белорусов, из-за чего мы испытали столько несчастий и в следующем веке.
В честь победы над униатством император Николай I постановил отчеканить медаль с надписью «Отторгнутые насилием (1596) возсоединены любовью (1839)». Любовь эта очень часто проявлялась в грубой силе, с которой униатов, в том числе и детей, заставляли принимать новую веру. Об измывательствах над греко-католиками возмущенно писал Лев Толстой. Александр Герцен напечатал в своем лондонском «Колоколе» статью «Секущее православие», где Иосифа Семашко называл «Иудой во Христе, который высек себе новый памятник на спине беззащитных жертв». Вот пример радостного «воссоединения» церквей: «Со стороны гражданского начальства истязанием заведовал окружной Новицкий. Этот полицейский апостол сек людей до тех пор, пока человек не соглашался принять причастие от православного попа. Один четырнадцатилетний мальчик после двухсот розг отказался от такого общения с Христом. Его снова начали сечь, и только тогда, уступая страшной боли, он согласился. Православная церковь восторжествовала!»
Вместе с насильственным переводом наших предков в «истинную» веру уничтожался громадный пласт белорусской культуры: царские слуги в церковных рясах сжигали униатскую скульптуру, распиливали греко-католические распятия, выбрасывали из храмов «неправославные» иконы. На погостах горели костры из книг. Гибла не только современная литература, православные фанатики отправляли в огонь все старинные белорусские издания. Иосиф Семашко в 1852 году лично наблюдал, как горят 1295 книг, найденных в бывших униатских храмах. В своих «Записках» он с гордостью сообщал, что за следующие три года по его приказу сожгли еще две тысячи томов.
На белорусской земле воцарилась официальная русская православная церковь, которая послушно выполняла волю царской власти. Православию была поручена главная роль в русификации и денационализации белорусов. В 1840 году (тогда же, когда специальный царский указ запретил употреблять название Беларусь в документах) последовало запрещение произносить по-белорусски церковные проповеди. Епископы требовали от священников и их жен пользоваться русским языком и в частной жизни, дабы дать пример прихожанам. Известно, что за заслуги в подавлении национально-освободительного восстания 1863 года Семашко представил к награждению медалью 496 духовных лиц своей епархии.
Белорусские крестьяне были окончательно закрепощены в XVI веке, что юридически отразили Статуты Великого Княжства Литовского. Тем не менее феодальный гнет здесь не отличался такой жестокостью, как в соседней Московии, где крепостной был полностью бесправным. В связи с этим русские крестьяне тысячами переселялись на земли сопредельной страны. Известно, что в 1754 году правительство императрицы Елизаветы Петровны требовало от сойма Речи Посполитой вернуть миллион (!) беглецов. При Екатерине II российских крестьян начали официально именовать рабами. Петербургские и московские газеты печатали объявления о продаже, где люди стояли в перечне рядом с собаками.
После захвата Восточной Беларуси Россией (как раз в это время там шла крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева) действие имперских законов постепенно распространяется и на присоединенные территории. Полмиллиона белорусов стали крепостными русских помещиков.
В Российской империи господствовали отсталые формы хозяйствования, и в результате новые владельцы переводили белорусских крестьян с денежного оброка — чинша на барщину. Были закрепощены десятки тысяч раньше лично свободных людей.
С XIX века в царской империи начали разрабатываться различные проекты ограничения и упразднения крепостничества. 19 февраля 1861 года император Александр II подписал манифест об отмене крепостного права.
Согласно Общему положению о реформе крестьяне получали личную свободу и право распоряжаться своим имуществом. В руках помещиков оставалась вся земля, однако они должны были отдать крестьянам в постоянное пользование (за повинности) усадьбу и полевой надел — «для обеспечения их быта и исполнения их обязанностей перед правительством и помещиком». Крестьяне имели право выкупить усадьбу и надел, однако установленная цена земли была значительно выше рыночной. Размеры наделов, повинности и порядок их выполнения устанавливали сами помещики. Иными словами, реформа оставляла большинство крестьян ограбленными.
В Беларуси реформа 1861 года проводилась с учетом двух специальных местных положений и имела ряд особенностей.
