Мы с Вильямом Стонором сидим под навесом на главной палубе моего фрегата, потягиваем разбавленное винцо. Лорд доволен. Если дотащим добычу до Англии, у него будет, с чем встретить старость. И даже у его внуков и правнуков. Впрочем, судя по моим потомкам, не всем дано приумножать оставленное родителями.
— Чувствую себя раздавленным, — слабым голосом жалуется лорд Стонор.
— Падает атмосферное давление, — объясняю я, потом вспоминаю, что моему собеседнику эти слова ничего не говорят, и сообщаю пренеприятное известие: — Скоро будет очень сильный шторм. Ветер будет такой силы, что деревья согнутся до земли. Индейцы называют его ураганом.
До сих пор нам везло. Чаще всего ураганы в Карибском море случаются в сентябре, но бывают и в другие месяцы с мая по ноябрь.
— Это очень опасно? — спрашивает Вильям Стонор.
— Нам — нет, потому что мы возле берега, от которого они обычно начинаются. Если бы были сейчас где-нибудь в районе Кубы, то досталось бы крепко, — отвечаю я.
— Зря я ругал штиль! — еле заметно улыбнувшись, произносит он и цитирует: — «Будь благодарен за малое — и будешь достоин иметь большее».
Задуло во второй половине дня, с юга. Ветер быстро усилился метров до тридцати в секунду и начал заходить против часовой стрелки. Хлынул такой ливень, что вода не успевала стекать с главной палубы за борт, словно забились все шпигаты. Дождевая вода перекатывалась от фальшборта к фальшборту, увлекая за собой всё, что позабыли закрепить. Одна радость — вода эта была прохладной. Матросы голяком выбирались из кубрика и по несколько минут стояли под мощными струями, чтобы охладиться. Заодно и мылись. С гигиеной что у голландцев, что у англичан большие проблемы. Мои регулярные купания считают придурью богатого человека. Я приказал всем кораблям вытравить с кормы за борт по два-три каната. Так мы и дрейфовали в сторону Каракаса до утра.
Утром дождь прекратился, а ветер, дувший теперь с юго-запада, убавился баллов до шести. Только высокие волны и ветки деревьев, плавающие на них, напоминали о вчерашней свистопляске. Нас прихватила лишь южная часть урагана, причем не очень большого. Я приказал поставить зарифленные паруса и лечь на курс норд-норд-вест, чтобы покинуть Карибское море, пройдя между островами Гаити и Пуэрто-Рико. В Атлантике нас подхватит Антильское течение, которое возле полуострова Флорида сольется с Флоридским, а потом оба станут частью Гольфстрима.
Посередине океана нас догнал второй шторм, примерно такой же сильный. Прятаться было негде, поэтому четыре дня мы носились по высоким волнам, со страшной силой кренясь с борта на борт. Даже бывалые моряки, увидев встававшую перед фрегатом огромную волну, начинали креститься и шептать молитву. Бывший флагманский галеон набрал много воды, но, благодаря плавучему грузу, не утонул. После окончания шторма на него перевезли еще две помпы и совместными усилиями откачали воду.
Через месяц и два дня мы увидели острова Силли. Когда впередсмотрящий прокричал, что видит землю, экипаж фрегата дружно заорал от счастья. Здесь им уже было ничего не страшно. Таких штормов, как нас прихватывали у берегов Южной Америки и посередине Атлантики, в Ла-Манше точно не будет. Впрочем, не случилось вовсе никаких. Мы спокойно добрались до Саутгемптона. Там задержались на десять дней, продали захваченные корабли и добычу с них. В Англии цены на корабли выше, особенно на построенные специально для войны, которые хороши для пиратства и перевозки рабов. Англичане пока посредственные кораблестроители и навигаторы, учатся у голландцев и французов.
— До мая месяца? — прощаясь, спросил я Вильяма Стонора.
— Не знаю, — ответил он и процитировал: — «Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа».
Всем бы такие горсти, какие он нагреб в этом походе! Впрочем, я нагреб еще больше.
— Я напишу в конце зимы, какое приму решение, — продолжил лорд Стонор.
Не захочет — и не надо. Мне тоже начало казаться, что не стоит гоняться за очень большими деньгами у берегов Америки, попадать в ураганы и обычные шторма. Можно взять просто больше деньги поближе, в местах поспокойнее.
40
В Роттердаме на фрегат первым прибыл мой компаньон Рольф Шнайдер. Усевшись у меня в каюте за стол, он осушил бокал вина и жестом показал Йохану Гигенгаку, чтобы наполнил по-новой. Роттердамцы считают мэра вторым богачом города. Это не мешает Рольфу Шнайдеру пользоваться любой халявой, какая только подвернется. Чем богаче он становится, тем скромнее одевается. Единственное украшение — золотая цепь, на которой висит овальная эмаль с гербом города.
Поглаживая окладистую густую темно-русую бороду, мэр медленно, словно так и не освоил голландский язык, произносит:
— Наш князь послов отправлял к английской королеве. Хочет под ее руку.
— И она согласилась? — поинтересовался я.
— Пока нет, — ответил он и повторил: — Пока.
— Не думаю, что она сейчас готова воевать с Филиппом. Иначе бы не выгнала гёзов из своих портов, — поделился я своими соображениями.
— Еще наш князь ведет переговоры с Франсуа, герцогом Анжуйским, который сейчас женихается к королеве. Предлагает ему стать нашим сеньором. Надеется через герцога, если он станет мужем, втянуть королеву Елизавету в нашу войну, — продолжил Рольф Шнайдер.
Я помнил, что королева Елизавета будет править в то время, когда англичане отразят нападение испанцев, их Великой армады. Следовательно, война между Испанией и Англией все-таки будет. Только не из-за герцога. У Елизаветы будет прозвище Королева-девственница. Ей уже сорок шесть. По поводу ее девственности ходит много анекдотов, главный герой которых — Роберт Дадли, граф Лестер. Поскольку один из анекдотов рассказал мне Вильям Стонор, не склонный к сплетням, королева Елизавета может сильно разочаровать своего мужа в первую брачную ночь. Наверное, именно поэтому и не выйдет замуж, скромняжка.
— Нам помощь Англии не помешала бы, — сказал я.
— За королевскую помощь потребуют королевскую плату, — резонно заметил мэр Роттердама. — Платить ее придется всем нам, — и, видимо, с горя залпом осушил кубок вина и показал моему слуге, чтобы еще раз наполнил.
Значит, сейчас Рольф Шнайдер говорит со мной от лица нидерландских олигархов, которые платить не любят еще больше, чем бедняки.
— Зачем нам сильный сеньор?! — продолжил он. — Вильгельм Оранский нас больше устроит. И тебя тоже.
— Допустим, — сказал я. — И что ты предлагаешь?
— Поговори с ним, убеди стать нашим сувереном, — произнес мэр.
Роттердамцы уверены, что я имею влияние на князя. Они не хотят понять, что Вильгельм Оранский поддается влиянию, но оно должно быть постоянным. Чтобы флюгер в нужный момент показал нужное направление ветра, надо постоянно держать его рукой или приколотить намертво.
Вильгельма, князя Оранского, я нашел в его резиденции в Делфте, куда он прибыл всего пару дней назад из Антверпена. Бывший центр международной торговли все никак не мог подняться с коленей после разграбления испанцами. И это несмотря на то, что гезы давно уже сняли морскую блокаду и даже перестали брать пошлину за проход мимо острова Валхерен. Охрана кельи увеличилась еще на два человека. Король Испании, видимо, начал серьезно относиться к своему строптивому вассалу. Князь был в фиолетовом дублете, украшенном вышивкой красными и золотыми нитками в виде то ли листьев, то ли языков пламени, и черных штанах-«тыквах» с желтой подкладкой. В черном на этот раз был его помощник Филипп ван Марникс. Наверное, стравливает между собой кальвинистов в Амстердаме или каком-нибудь другом северном городе, где с прохладцей относятся к князю Оранскому. После того, как отцы города передерутся, придет Вильгельм Оранский и помирит их, поставив самых непокорных в угол.
— Каждый раз, когда я решаю, что ситуация безвыходная, появляешься ты с деньгами! — искренне произнес князь Оранский. — Мне уже доложили, что ты взял большую добычу.
