– А говорят, что только у нас деньги на уме!
– С больной головы… Друг друга обманывают, нам врут и все ради чего? Чтобы вместо финского сервелата брауншвейгскую колбасу есть? Смешно…
– Можно подумать мы с тобой предпочитаем свеклой вместо какого-нибудь … пользоваться…
– Да это понятно, Рит. Только вот тут как-то по-настоящему… А там, дома…
– Дома… – Ритка вдруг заплакала.
– Ритуль, ты чего?
– Домой хочу… И ногу расцарапала… От коленки до ступни… Вон посмотри…
– Ой, а чего… Валерке покажи! А когда ты так?
– Да по мосту этому ползли. А чего Валерку отвлекать? Вон – посмотри, чего делается, а я тут с царапиной…
Ритка зарыдала во весь голос, Маринка же присела рядом и обняла ее:
– Да хорошо все будет, Риточка, хорошо…
– Домой хочу…
Один патрончик на двоих,
Двоим стреляться – горький стих.
И почему-то неохота
Спорить зря.
Один сказал – уже идут.
Другой кивнул – да. Пять минут.
Теперь все можно,
Только шесть минут – нельзя.
А. Климнюк
Десантник Паша зашел за спину к эсэсовцу, достал нож, подобранный им еще во время побега, потом – двигаясь мягко, чуть слышно, как кошка, – подошел к датчанину сзади. Похлопал его по плечу – тот обернулся, улыбнувшись… И полоснул ножом поперек горла. Фонтан крови ударил такой струей, что обрызгал рядом стоящего Ежа. Тот матюгнулся шепотом:
– Паш, ты бы предупреждал, хотя бы, а?
– Чего предупреждать-то… – буркнул Паша в ответ. – Командир приказ дал… А потом лизнул свою руку:
– Такая же… Как у немцев.
– Что такая же? – не понял Вини.
– Кровь такая же. Соленая. И у наших такая же…
– Можно п-подумать ты дегустируешь в-виды! – хохотнул Юра. – Доктор Лектор, б-блин…
Паша посмотрел в глаза Юре:
– …Взводному нашему когда голову снесло осколком, я рядом был. Мозгами и кровью прямо в лицо плеснуло. Теплые. Главное, мозги пресные, а кровь соленая. Потом я в атаке немца в упор пристрелил. Прямо в затылок, он в другана шыком… И тоже – мозги пресные, кровь соленая. Кости его мне щеки поцарапали. А потом, в лагере уже политрука нашего – Мишку Зильберштейна – расстреляли. Немец. Сразу. В упор. Из 'Вальтера'. Он рядом стоял…. Мозги пресные, кровь соленая…
Он уставился в одну точку и замер, побелев глазами…
– Паш, а Паш! – осторожно коснулся его плеча Еж.
– М? – дернулся тот.
– Пора!
…Пришлось сделать крюк. Сначала отвели девчонок и Валеру в тыл. Велели сидеть тихо – как мыши. Передовая рядом – немцы должны шариться туда-сюда – санитары всякие, подносчики боеприпасов, связные и прочая тыловая шваль.
Когда вышли к штабу датской бригады – Паша и прирезал пленного. А куда его девать?
Весь штаб представлял собой всего лишь землянку на краю небольшой полянки. У входа стоял часовой. Выскочил посыльный, потом другой – и исчезли в лесу.
– Василич! Командуй! – шепнул майор. – Ты в этих делах способнее.
– Юра, Вини! И ты политрук, – шепнул Кирьян Васильевич. – Слева обойдите. Танкист, Хомяк, Еж, – тьфу, блин зверинец! – справа обойдете. Мы с Леонидычем и ты, Паша – напрямки пойдем. Ждите. Десантура, нож метнешь в часового?
Тот равнодушно кивнул.
– Как только Колупаев часового положит – идем к землянке. Только без выстрелов. Тихонечко идем… Ясно?
Вини показал большой палец, а Еж просто кивнул. И расползлись в разные стороны.
Двадцать минут лежали молча. Дед чуть заметно кивнул Леонидычу, а тот хлопнул по плечу Пашу. Десантник моргнул в ответ, неожиданно встал во весь рост и… И вышел из кустов, подняв руки. А потом свистнул.
Часовой резко повернулся и обомлел от вида вышедшего из леса русского десантника. Тот жевал еловую веточку, подняв руки вверх. Без оружия, между прочим. Немец резко сдернул с плеча карабин. Через секунду он сполз с ножом, торчащим в глазнице. А Паша так и остался стоять с поднятыми руками. Только чуть обернулся с ухмылочкой и показал пальцами – вперед!
Партизаны медленно приподнялись и пошли к землянке.
И вот невезуха!
Только они вышли из леса – по тропинке вышел немец. Или датчанин? Да хрен разберешь!
Автоматная очередь пропорола фашисту грудь. Таругин не успел отжать спусковой крючок, как из землянки, на звук выстрелов, выскочил еще один фриц.
И получил в лобешник пулю от Юры:
– Не сбит п-рицел, на этот раз, – криво ухмыльнулся он. – О, еще один!
Этого сняли все сразу, аж серо-красные ошметки брызнули во все стороны.
– Интересно, – буркнул Паша. – А где у них тут боевое охранение?
Боевое охранение не замедлило выскочить из леса. И тут же легло, в количестве двух человек, под пулями партизан.
– Лежать, бляха муха, всем! – крикнул дед – из узкого окна землянки высунулся ствол автомата, – гранатой его!
– Нельзя, Василич, там же генерал датский! – крикнул Вини.
– Да хер на него, гранатой! Уй, млять твою побоку… – и дед высадил всю обойму трехлинейки, то и дела передергивая затвор, в щель. Автоматчик в ответ шмальнул длинной очередью. Однако обзора ему не было никакого – все пули ушли верхом. В этот момент к входу подползли Юра Семененко и политрук. Тимофеич красный лицом, а Долгих, наоборот, побледнел:
– Ой, мать ой мать, – громко шептал политрук, вытаскивая гранату дрожащими руками. – Ой, мать! – и киданул ее в проем двери блиндажа.
Грохот еще стучал по деревьям, когда Юра и политрук рванули внутрь. Дверь внесло разрывом внутрь, размазав по полу какого-то фрица. Еще один лежал у телефона, растекаясь темной лужей из-под живота. Третий, схватившись за ухо, пальнул из пистолета.
Промазал!
И тут же получил кулаком в арийское таблище, немедленно потеряв сознание.
– Этот? – спросил непонятно кого дед.
– А кто ж знает! – подал голос Еж снаружи. – Быстрее давайте!
– Эт… Эт…
– Чего? – оглянулся
– Эт-тот… – просипел Юра, зажав рукой окровавленный живот, и улыбнулся. – Шт… Штурм…
– Юра! Твою…
Он сглотнул кровавую слюну:
– Попал, сволочь, надо же…
– Валера! Млять, Валеру давай!
– С девками он остался! – почти крикнул Вини, склонившись над Юркой.
Тот попытался приподняться, опершись рукой на земляной пол.
– Сиди уже! – Леха осторожно положил ему руки на плечи. – Сильно?
– Т-терпимо. Ф-фрица…
– Да хер с ним… Куда тебя?
Вместо ответа Юра протянул окровавленную руку:
– Б-богом клян-нусь… Арии…
– Юра! – суетились вокруг него товарищи. – Понятно, что арийцы, кто ж еще то! Ты лежи, лежи!
