на аэродром. Борт летит в Москву, на награждение, Дёмин тоже будет. Машина за мной выслана. Пришлось поторопиться.
Я сообщил начальнику особого отдела флота, что готовы к передаче команды тральщиков и сторожевика, и попросил предоставить пустое помещение, склад. Подобрали пустой склад на окраине, и когда стемнело, я выгрузил всех оставшихся у меня пленных, чуть больше четырёх сотен, и передал их охране, которая быстро навела там порядок, а то немцы подняли бучу, не понимая, что происходит.
После этого мы с Дёминым и особистом моей лодки, который также был представлен к ордену Ленина за отличную артиллерийскую стрельбу по рыбакам, отправились на аэродром и немедленно вылетели в Москву. Борт был полный, шестнадцать пассажиров плюс почта.
Пока летели, кто-то спал, как Дёмин, а мы с особистом и двумя лётчиками общались на разные темы. От них я узнал, что в последнем выпуске «Пионерской правды» был напечатан список Героев Советского Союза, и кроме меня, там фигурирует Мальков, мой прошлый старпом на «семёрке», его всё же наградили. Парень молодец, заслужил.
Так и долетели. Дальше всё привычно. Заселились в гостиницу, причём номер был один, четырёхместный, одна кровать свободной осталась. На следующий день было награждение, а после – банкет.
Банкет подходил к концу, и я уже собирался уходить: устал от внимания, особенно прессы, всё же первый трижды Герой. Парни тоже решили, что хватит. И тут ко мне подошёл знакомый мне порученец Сталина и попросил меня пройти за ним.
Ясно, снова Виссарионович пообщаться хочет. Ему тоже нужны позитивные рассказы о том, как мы бьём немцев, которые, кстати, уже под Москвой. Вон как столица изменилась: везде баррикады, ежи, патрули, город явно готовят к боям. Я-то привычен к этому и внимания не обратил, а на Дёмина и особиста вид столицы произвёл гнетущее впечатление, и лишь мой беззаботный вид их немного успокаивал.
Жаль, комиссар с нами не полетел. Я его к ордену Ленина представил, а политуправление флота зарубило, и в результате он только «боевик» получил. Это за то, что допустил нахождение семей командиров на боевом корабле и свою жену повёз, а не пресёк всё это.
Я велел мужикам ехать в гостиницу, сказав, что позже туда прибуду, и прошёл в кабинет Сталина. А тот сильно сдал, выглядит старее. В кабинете он был один, и мы общались почти час, под чай с печеньями. Я рассказывал подробности похода.
Многое он и сам знал из газет или отчётов. Фотография «Мурманска», флагмана Северного флота, облетела все уголки страны, и не только нашей, как и фотография на фоне нашей субмарины счастливой семьи Озеровых, сын которых родился на борту подлодки прямо во время боя. В газетах много чего написано было, журналисты как с цепи сорвались. Особисты были против фотографий на фоне подлодки – мол, секретность, – но журналисты настаивали, и верха разрешили.
Поэтому Сталину я сообщил лишь подробности, которых не было в газетах. Он слушал меня с немалым интересом и вниманием, явно анализируя и обдумывая многое. Но его очередной вопрос вызвал у меня кратковременный ступор:
– Скажи, Иван, что ты думаешь по ситуации с Крымом?
Где боевые операции подводного флота на северном театре военных действий, о которых мы только что говорили, – и где Крым? Как это взаимосвязано? А вообще, да, он ко мне на «ты» обращался, а я к нему – на «вы» и по имени-отчеству, общались как внук с дедушкой.
На миг задумавшись, я спросил:
– Разрешите честно сказать всё, что думаю?
– Это я и хочу услышать.
– Жопа там. Командующий флотом – амёба в форме, довёл флот чуть ли не до развала. Только дебил вроде него может засеять минами свои же воды, чтобы на них подрывались свои суда, и держать дивизии на побережье, до мокрых штанов боясь мифических немецких десантов, которых никогда не было и не будет: немцам это невыгодно. Он практически не ведёт бои, якобы опасаясь потерять боевые корабли, прикрывая этим свою трусость.
Командарм, обороняющий Крым, насколько я слышал, теоретик и к практике не имеет никакого отношения. Поэтому он, видимо, и растерялся от быстро сменяющихся событий и сдал Крым, не прилагая особых усилий для его защиты. Я даже слышал, что когда немцы уже подходили к перешейку, командиры его армии на выходные отправлялись домой. Командиры штаба. Правда, не знаю, действительно ли так было.
– Как мне доложили, именно так.
– Ну а что касается Крыма, то он держится только за счёт героизма наших моряков и бойцов. Именно они обороняют Севастополь, не позволяя его сдать, что с радостью сделали бы командарм и командующий флотом. Гнать надо обоих поганой метлой с их постов. Вы хотели услышать мою точку зрения, и я её высказал. Меня очень радует, что я воевал в составе Балтийского флота, чем горжусь, и буду воевать в составе Северного, но никогда не окажусь на Чёрном. Во всяком случае, надеюсь, что меня минует эта беда.
– Тебе так не нравятся черноморцы?
– Мне не нравится быть во власти идиота. А тамошний командующий именно идиот, причём в кубе. Может, для мирной службы он и хорош, но не в военное время… Ну не его это.
– Я понял твою точку зрения. А как бы ты оборонял Крым?
– Мне неизвестна численность войск, которые я мог бы использовать для его обороны, неизвестен рельеф местности и силы противника. Но думаю, я создал бы мощную оборону на перешейке, эшелонированную, причём не две-три, а пять-шесть. Небольшие бронегруппы были бы в резерве и уничтожали возможные десанты на берег. Силы для охраны побережья я бы не тратил, достаточно наблюдателей со средствами связи и бронегрупп, которые при необходимости уничтожали бы десанты.
Кроме того, я создал бы свой десант и громил тылы противника, освобождая лагеря военнопленных и за счёт флота эвакуируя их в Крым, где проводил бы их реабилитацию, лечение, отправляя в дальнейшем на пополнение дивизий, несущих потери при обороне. Понятно, что при грамотной обороне потери не такие уж и большие, но полностью их не избежать. Также за счёт освобождённых пленных я создал бы несколько партизанских отрядов, снабдив их всем необходимым.
А ослабив противника, я атаковал бы его. Но не у перешейка, а высадив десант, ударом в тыл, окружил бы те войска, которые находятся у перешейка. Но конечно, всё зависит от сил, которыми я бы располагал, по ним бы и судил. А озвученное мной – это мечты. Смелые, но мечты.
– Хорошие мечты, – хмыкнул Сталин в усы и позволил девушке в форме сержанта госбезопасности забрать со стола поднос с пустыми чашками и тарелкой из-под печенек. – А что ты скажешь по ситуации под Москвой?
– Я подробностей не знаю, только слухи,
