а есть денарии новые, из-за которых, собственно, появилась надобность в реформировании монетной системы, потому что серебра в них мало и выглядят они будто поеденные мышами.
Старые денарии, в прошлой жизни, приходили в его державу с Запада (2) — мусульманские купцы привозили их тысячами, чтобы купить на них китайские шелка, фарфор, краски и шкурки ценных животных. Значит ли это, что Эйрих сейчас на западе? Но почему тогда никто не слышал о монголах и его державе? И почему он никогда не слышал о целых двух гигантских империях на западе?
"Правда, мусульманские динары были золотыми, а не серебряными, насколько я помню..." - задумался Эйрих. - "Хотя здесь могли чеканить и такие - кто вообще точно знает, сколько и каких монет навыпускала империя за всё время?"
Что он вообще знал о западных странах его прошлой жизни? Только то, что у них там есть города, они светлолики, волосы у них, преимущественно, белые, а ещё они очень крепко веруют в Христа, у них очень много маленьких державушек, враждующих между собой.
«Субедей ходил на Русь», — припомнил Эйрих. — «Мы многое узнали о них от купцов, и они не выглядели слишком уж серьёзным врагом. Он наголову разбил их объединённое воинство, но Джучи, предатель, не поддержал Субедея и не позволил развить успех... Но это ладно, Бату не должен подвести... А ведь были народы ещё западнее Руси, у них тоже были города, много городов. Их тоже можно было легко сокрушить, но я не успел...»
Сожаление о том, что ему не хватило времени, заставило его сердце болезненно сжаться.
«На этот раз, я успею», — пообещал он себе. — «Покорю все земли вокруг, создам такую державу, какую не видел этот мир. И учту все свои ошибки...»
Помимо овец, Эйрих купил многие сотни плотницких топоров, множество лопат, кирок, медную посуду и ножи — дорого, но это металл и инструмент.
«Раз уж я не могу жить как кочевник», — подумал Эйрих, — «то я буду жить как самый лучший земледелец».
Когда они окажутся в Италии, он сразу же поставит крепкий форт, по заветам легионеров уважаемого Эйрихом принцепса Августа... Сначала деревянный, а затем и каменный, как было в самых богатых городах Руси. И если римляне вдруг вздумают выкурить готов из Италии, то они наткнутся на крепкие стены, что серьёзно осложнит задачу.
Готы не строят крепостей, потому что в пути уже долгие годы, но, когда-нибудь, придёт время остановиться где-то надолго, возможно, навсегда. И вдруг окажется, что они не умеют строить хорошие крепости. Эту проблему предстоит решать Эйриху.
Чтобы довезти все приобретённые грузы, Эйрих купил шесть телег и двенадцать ослов к ним.
Ещё ему хотелось купить лошадей, за которыми он, собственно, сейчас и пришёл.
— Как зовут этого красавца? — спросил Эйрих, погладив белого коня по гриве.
Осмотр показал, что конь здоров, молод и обладает спокойным нравом.
— Его зовут Инцитат, — произнёс торговец, Луций Сауфей.
Торговец являлся конезаводчиком и очень хорошо разбирался в лошадях, не хуже самого Эйриха. Судя по характерным особенностям фигуры, Сауфей являлся завзятым ездоком и проводил немало времени в седле. Курчавые каштановые волосы его были коротко острижены, демонстрируя шрам на весь череп. Зелёные глаза смотрели на Эйриха со смешком.
— Как любимого коня Калигулы? — усмехнулся Эйрих.
— Ха-ха, да, — рассмеялся римлянин. — Единственный в мире конь-сенатор, ха-ха!
Эйрих читал об этом эпизоде в «Деяниях» — шутка императора Калигулы была выше всяких похвал: это была очень крепкая ирония, свидетельствующая об отношении Калигулы к сенаторам лучше, чем самые оскорбительные слова.
— Он обучен участвовать в бою? — спросил Эйрих.
— В бою он не бывал, — покачал головой Сауфей. — Но участвовал в гонках в Большом цирке, а там хуже, чем в бою.
Эйрих согласно покивал. Толпы кричащих людей создают такой шум, что боевая обстановка покажется гоночному коню скучным будним деньком. И крови там тоже полно, потому что гонщики часто разбиваются, травмируются и умирают.
«Похоже, что это отличный конь», — подумал Эйрих. — «Надо брать».
— Будешь покупать или просто так подошёл? — спросил Сауфей.
— Смотря сколько ты за него хочешь, — прищурился Эйрих.
— Пятьсот солидов, — назвал свою цену конезаводчик.
— Триста пятьдесят, — ответил Эйрих.
— Пусть он не брал призов, но почти всегда входил в пятёрку, — покачал головой Луций Сауфей. — Четыреста семьдесят.
— Но он больше не участвует в гонках, — выдал контраргумент Эйрих. — Я плачу за то, что есть, а не за былые заслуги. Триста семьдесят.
Торговались они недолго, потому что сошлись на четырёхстах десяти солидах. За такого коня Эйрих готов был отдать и больше, он явно того стоил, но деньги ему ещё нужны на не менее ценные товары, необходимые деревне.
— Придержи его для меня, — произнёс Эйрих. — Я приду с деньгами завтра.
— Ещё что-то брать будешь? — спросил Сауфей несколько разочарованно.
— Ещё нужно пятьдесят лошадей попроще, — ответил Эйрих. — Но не дороже десяти солидов за голову.
— Есть кони галльской породы, — произнёс конезаводчик. — Но в гонках их не применишь, как и в бою — совершенно необученные, годятся, разве что, под плуг. По восемь солидов.
— Сойдёт, — решил Эйрих. — Приготовь их на завтра.
Довольный тем, что удалось найти достойного коня и раздобыть лошадок попроще, Эйрих направился на «философский» круг агоры, то есть в место, где торговали пергаментами, табулами и товарами схожей направленности.
— Приветствую, старче, — подошёл он к основательной лавке, где имелись массивные полки с пергаментными свитками.
— Приветствую, юноша, — кивнул ему бородатый римлянин престарелого возраста.
Старик изучал некий свиток, ненадолго отвлёкшись на приветствие.
— Чем порадуешь меня? — спросил Эйрих.
— А что тебя интересует? — без особого интереса спросил старик.
— Меня интересует труд Пифея «Об океане», — ответил Эйрих.
Марцеллин ссылался на Пифея, когда описывал Британию и войну против пиктов. Эйрих захотел ознакомиться с источником, чтобы удостовериться в правдивости слов римлянина.
— Есть только список, — ответил старик. — И ты не представился.
— Эйрих, сын Зевты, — представился Эйрих.
— Синний Муциан, — представился старик.
— Мне сойдёт и список, — решил Эйрих.
— Не сочти за грубость, — заговорил Муциан. — Но ты не похож на римлянина или грека...
— Я гот, — ответил Эйрих.
— И
