я даже правил этой игры не знаю!
– Ой, что-то я волнуюсь за тебя, сыночка. – Мать смотрит на него как на сумасшедшего, но, конечно, любимого ребенка. – Тебе бы больше отдыхать. Вот и Оксана постоянно волнуется…
Ну, это уже слишком. Когда в последний раз Оксана за него волновалась?!
Чмокнув мать в щеку, оперативник разворачивается и уже спускается вниз по лестнице.
– Куда ж ты? Лифт!
– Люблю пешком, – бросает он на ходу.
– Какой странный… Не посидишь, чайку не попьешь? – кричит мать вслед, когда он находится уже на уровне первого этажа. – Куда ж ты?
– К Оксане…
Но не проходит и пары минут, как Юрий неожиданно возвращается к матери:
– Ма, а, кстати, почему ты мне не говорила, что принадлежишь к роду баронов Штемпелей?
– Ой! – Та прижимает руки к груди. – Как ты узнал?
– Подсказали добрые люди.
– Юрочка, ты, пожалуйста, никому об этом не сообщай. Никому! Вдруг большевики вернутся? И тогда титул опять станет проклятием!
– Большевики вернутся? – хмыкает опер. – Да они никуда и не уходили.
– Вот и я об этом! Молчок!
10
Встреча с «гулящей женой» тоже проходит не по плану. Едва Юра звонит в дверь, Оксана выходит на лестничную площадку и заключает его в объятия.
– Юрик, – он даже не помнит, когда она в последний раз к нему так обращалась, – ты заставил меня нервничать. Я все понимаю – работа, борьба с преступностью. Но хоть один звоночек, одну эсэмэс – «Ксана, у меня все хорошо»?!
Господи… И как теперь с этим жить? Все, к чему он привык, другое! Те люди, на которых он обижался, считал предателями, даже ненавидел, ведут себя как лучшие друзья и образцовые жены.
Так, может, это он – плохой человек, раз думал о других так плохо? А потому и неудивительно, что, попав в прошлое, стал бандитом, а не каким-нибудь щедрым купцом первой гильдии или трудником при монастыре.
А может, все это – сон? Или то – сон?
Бурлак уже ничего не понимает. Оксана, как никогда за последние года два, суетится вокруг мужа. Помогает ему разуться и раздеться. И даже намекает на быстрый секс почти с порога. Вот только…
Он чувствует теперь, что едва ли не изменяет с собственной женой… Рите! Привык, что жена – это просто такое слово в свидетельстве о браке. А так – она никогда его не понимала и не поймет. И даже близость с ней – это сплошной компромисс, который не устраивает ни его, ни ее.
– Прости. – Юра решает остановить это безумие. – Я обещал встретиться с Петром. Мне нужно идти.
– Когда? Сейчас?! – не верит жена, выпуская из рук его наполовину расстегнутую рубашку.
– Прости.
Юра на ходу застегивает пуговицы рубашки. Хватает ветровку, чтобы надеть ее уже в лифте. И покидает квартиру, хлопнув дверью.
11
Он идет по улицам. И жадно разглядывает витрины. Как бы не приняли за сумасшедшего! Но если все-таки он что-то изменил в прошлом, то и магазины должны быть другие, и дома, вообще все…
Однако дома и магазины вроде все на месте. Во всяком случае, ничего такого особенного в глаза не бросается. Или просто он ничего не помнит? Блин, как он вообще здесь раньше ходил на работу и с работы, на автопилоте?! Или просто это были раннее утро и максимально поздний вечер, когда элементарно было темно…
До «Стендапа» на Трубной еще есть какое-то время. Можно покружить по центру Москвы. Сравнить век XXI с началом XX.
Вот тут еще недавно было здание, в котором он якшался с Хряком и компанией, а теперь стоит другое, современное. Пройдя мимо нескольких таких «было – стало», Бурлак отмечает, что в каждом времени в принципе можно найти свою красоту. И сейчас он даже не ответит, какая Москва ему больше нравится. Просто век назад она поражала его своей непривычностью и стариной. Теперь же поражает новизной. И где-то про себя он отмечает: вот Хитровку правильно снесли, такой клоаки Москве не надобно…
12
«Добрый вечер! Меня зовут Алексей Хохрев. И я резидент стендап-клуба».
Зал взрывается аплодисментами. Происходящее Бурлаку все еще непривычно. Но рядом сидит Петр. Улыбка до ушей и полная гармония с миром. Это немного передается даже Юре. Вдобавок Петр протягивает другу бокал и чокается своим.
А комик со сцены продолжает:
«Купили мы, значит, с женой дом в Подмосковье. И не где-нибудь, а в одном поселке с Natanом. Знаете Natanа? Прикиньте, а я еще недавно не знал Natanа!»
Зал снова взрывается аплодисментами и хохотом.
Но в памяти экс-попаданца вдруг всплывает зал дореволюционного кинотеатра «Волшебные грезы», куда он ходил с Ритой. Нет, он не знает Natanа. Да и знать не хочет! А немая черно-белая фильма ему даже ближе, чем творчество этого рэпера. Это же рэпер?
«Но жена вовремя провела со мной разъяснительную работу, каждый день ставила почти все известные треки Natanа. И примерно через пару недель… я понимаю, что это певец такой… а не ее гинеколог Натан Борисович Шульман…»
В зале снова хохот. Бурлак обводит глазами сытую, модно одетую московскую публику и еще явственнее чувствует себя осколком прошлого…
После вечера стендапа, от которого ни уму ни сердцу, друзьям выпадает возможность наконец поговорить по душам. Облокотившись на барную стойку, чуть захмелевший Петр уже какое-то время с увлечением рассказывает что-то из разряда «все бабы дуры». После чего для порядка интересуется:
– А с твоей все ок?
Но, пожалуй, это не та тема, которой Юра мечтал бы посвятить сегодняшний вечер… Чтобы настолько бездарно упустить возможность хоть с кем-то поделиться своим внутренним состоянием и рассказать о путешествиях во времени!
Вот только с чего начать? И как при этом не выглядеть сумасшедшим? Вот он, истинный casus electionis – казус выбора. Скажешь честно – не поверит, соврешь – будешь мучиться от того, что не сказал. Но какой-то выбор сделать нужно…
– Моя сегодня в игривом настроении. Пришел с работы, сижу, никого не трогаю. А эта вдруг накидывается на меня и давай раздевать, почти с порога, еле отбился… – рассказывает Бурлак, хотя на душе противно.
Глава 12
Новое назначение
1
Да, на душе не очень… Ведь так и не рассказал, даже лучшему другу. Возможно, стоит пока залечь на дно, уйти во внутреннюю эмиграцию, чтобы самому сначала все осмыслить. И уже потом, одному или с кем-то, со всем этим справиться.
Он проходит мимо витрины магазина редких книг на Петровке. Останавливается. Миловидная продавщица призывно улыбается старому знакомому. Жестом указывает на стеллаж – недавний привоз. В этом отношении ничего не поменялось. Бурлак – по-прежнему старый букинист, любитель книг и винтажных вещей. Хоть какая-то стабильность.
Опер спускается вниз, на Трубную. Чего ему не хватало в Москве 1912 года, так это привычного: «Осторожно, двери закрываются!» На машине по центру современной столицы с пробками и платными парковками особо не
