23 апреля 1973 года.
[3] Настоящий текст письма террориста.
Глава восемнадцатая
«Все может очень скоро измениться еще больше, Леонид Ильич!»
— Есть будешь? — спросила меня первым делом жена Леонида Ильича Виктория Петровна.
Готовила она почти так же вкусно, как моя бабушка, тут ничего не скажешь.
— Неудобно, Виктория Петровна, я лучше дома поем.
— Неудобно спать на потолке, — выдал известную всему советскому народу поговорку Леонид Ильич. — Пока ещё домой доедешь. Давай, садись, заодно и побеседуем.
— Уговорили, — сказал я.
— Руки только помыть не забудьте, — сказала Виктория Петровна.
Помыв руки, мы уселись за стол на кухне.
Я с удовольствием наблюдал за Викторией Петровной и Леонидом Ильичом. Они заметно помолодели — в каждом движении чувствовалась энергия, глаза поблёскивали. Ещё бы зубы им вырастить новые, подумал я, и совсем хорошо. А то вставная челюсть Леонида Ильича — это же чистое горе, жить и работать мешает.
Виктория Петровна поставила перед нами две тарелки с тушёным мясом и картошкой. На столе уже имелся нарезанный чёрный хлеб, порезанные с луком и смешанные с растительным маслом солёные огурцы, маринованные грибы маслята, а также домашний квас в стеклянном кувшине. Леонид Ильич поднялся, достал из холодильника початую бутылку зубровки [1], из кухонного шкафчика две рюмки, поставил на стол.
— Э, — сказала Виктория Петровна. — Сам-то ладно, а Серёже зачем?
— Рюмку-другую можно, — сказал Леонид Ильич. — Но не больше. К тому же разговор у нас.
Я молчал. К спиртному был равнодушен, но давно понял, что в России без этого никуда. Да и не только в России. Привычка, как и курение, весьма нездоровая, но так сразу её не победить. Нужно время.
— Давай, — Брежнев разлил зубровку по рюмкам. — За то, чтобы все наши начинания были доведены до конца.
Мы выпили.
Грибочки и огурцы с луком были великолепны. Мясо с картошкой тоже не отстало.
— Оставлю вас, — сказала Виктория Петровна, — я раньше поужинала. Лёня, — она престерегающе показала глазами на зубровку.
— Всё нормально будет, — сказал Леонид Ильич, — иди.
Виктория Петровна ушла в комнаты.
Брежнев взялся за бутылку.
— Мне половинку, Леонид Ильич, — сказал я.
Выпили по второй. За скорейшую победу социализма во всём мире.
— Думаешь, победим? — спросил Леонид Ильич.
— Обязательно, — сказал я. Зубровка подействовала, я не стал нейтрализовать её действие, расслабился, хотелось поговорить. Почему бы и нет, в конце концов? Может, и впрямь время пришло. Опять же, Брежнев сам предложил остаться и намекнул на какой-то разговор. Может, это он самый и есть?
— Обязательно победим, Леонид Ильич, — я налил себе в стакан кваса, отпил глоток. — Вопрос в том — когда.
— Как раз об этом я и думал последнее время, — сказал Леонид Ильич. — Когда. И как.
— Воевать точно ни с кем не надо, — сказал я. — И силой заставлять тоже.
— А как же страны Варшавского договора? — хитро прищурился Брежнев. — Мы, считай, их силой заставили.
— Я тогда не жил, — сказал я. — Но думаю, что выхода у нас не было особого. Было бы странно победить фашизм и потом уйти спокойно оттуда, где мы его победили.
— Это правда, — согласился Леонид Ильич.
— Но вот финансовую помощь им и всякой Африке с Ближним Востоком я бы урезал. А лучше совсем убрал. Как в пропасть же деньги уходят. И будут уходить. Халява развращает.
— Тебе-то что? Не твои деньги, государственные, — кажется Брежнев слегка обиделся.
— Как это — не мои? У нас государство чьё? Рабочих и крестьян. И примкнувшей к ним интеллигенции. Значит, и мои тоже. Но в принципе вы правы — в финансах я плохо разбираюсь. Понимаю только, что разбазаривать их просто так нельзя. Это американцы деньги печатают столько, сколько им надо, — вспомнил я слова Берегового. — Весь мир на доллар, как на наркотик, подсадили. А мы на свои живём, честно заработанные. К слову, Леонид Ильич, когда будете с амерами торговаться насчёт гравигенераторов и всего прочего, не берите доллары. И всякие их ценные бумаги там, облигации — тоже.
— Уже торгуемся, — сказал Брежнев невнятно, тщательно прожевывая мясо.
— Вот и не берите. Берите натурой. Заводами, фабриками, технологиями. Если уж совсем заартачатся — готовую продукцию, баш на баш. Электронику берите, микропроцессоры, их Intel как раз восьмибитные начал выпускать, они нам для персональных компьютеров отлично подойдут.
— Наговорил слов, половина не понятна, — проворчал Брежнев. — Микропроцессора какие-то…
— Без микропроцессоров победа социализма невозможна, — сказал я. — Это я вам сразу говорю. Мало иметь море дешёвой энергии. Нужно ещё уметь быстро обрабатывать море информации.
— Ладно, — сказал Брежнев, — верю на слово. Занимайся, от меня полная поддержка. Так что у нас со временем?
— А почему вы меня спрашиваете?
— Потому что с твоим появлением всё изменилось. До того, как мальчик Серёжа Ермолов жил себе спокойно в городе Кушка, всё шло своим чередом, и мы примерно знали, чего нам ждать. Но потом в мальчика Серёжу словно кто-то или что-то вселилось. Он построил гравигенератор — штуку, до которой, как мне докладывают, нам нужно было ещё лет сто, а то и двести пилить; придумал комнатную сверхпроводимость и ещё кучу всего, до чего не могли додуматься лучшие учёные и инженеры не только Советского Союза, но и всего человечества; научился лечить болезни наложением рук и может вытворить такое, что не могут лучшие подготовленные секретные агенты и цирковые артисты.
Он замолчал, подумал, и налил себе ещё половинку.
— Тебе не предлагаю, — сообщил.
— Это правильно, Леонид Ильич, мне хватит. Так