Вот и, входя во владычную палату, столкнулся в сенях со Ставром – тот пришел на ливонское сукно Ионе-архиепископу жаловаться – купил, дескать, несколько кип – все короткие оказались. Ставр улыбнулся ласково – обаятелен был, надо признать, красив да статен – тряхнул светлыми кудрями, дорогу уступил вежливо – проходи, мол, друже Олег Иваныч, да не чинись, в гости заглядывай.
В гости… Бог даст, заглянем и в гости. Да пока некогда, да и, честно говоря, не лежит душа к боярину, хоть и знатен он, и богат, да обаятелен опять же. Но вот не лежит – и все тут. В гости… Опять будет к сотрудничеству склонять, корчму подливать в чашу, да и сам пить не отставая, оловянными глазами посматривая. Ну его в баню. Неловко как-то на Ставровой усадьбе, нехорошо, не приветисто…
Опосля, на конька каурого садясь, краем глаза увидал Олег Иваныч, как прошмыгнул боярин из кельи Гришаниной. Ну, что к Гришане заходил боярин – понятно – тоже книжник известный, но почему ж столь проныристо? По крыльцу слетел, вскакнул на коня, пришпорил – только его и видели. Нехороша быстрота эта, не от Господа – от Лукавого – то Олег Иваныч давно запомнил, от отца Алексея, стригольника. Ну и что, что стригольник он, – зато человек хороший и мысли излагает дельные. Говорят, на Москве Иван Васильевич, князь, привечает стригольников, разумные беседы с ними ведет да во всем советуется. Ну, в последнем Олег сомневался. Насколько он знал московского князя Ивана (не лично – по рассказам, конечно), тот вряд ли слушался чьих-то советов, ну а насчет бесед со стригольниками – очень может быть. Иван Васильевич вполне мог на церковные богатства да земли зариться. Тут ему стригольничьи речи – в самую масть приходятся…
Уехал боярин Ставр со двора владычного, ускакал с людишками своими, яко тать ночной, или, говоря общепринятым языком, – смылся довольно быстро. Ну, да пес с ним…
Олег Иваныч поднялся к отроку. Тот обрадовался, конечно, квасу предложил хмельного – и откуда у него этот квас, верно, хитростью из владычного погреба черпает, – однако тих был и задумчив как-то. Книжицами новыми не хвастал, глумы да кощуны не читывал, так, болтал ни о чем, на вопросы Олега невпопад отвечая. В общем, смурной какой-то был Гришаня, словно сам не свой. Даже от предложения посидеть на Ямской в корчме, песен попеть со стражниками да с девками тамошними, отказался – что было уж совсем на него не похоже. Ставр, что ли, на отрока так подействовал? Спросить? Да ну его… Захочет – сам скажет, неча зря в душу лезть.
Простившись с Гришаней, Олег Иваныч поехал на Торг. Не то чтоб очень надобно ему что-нибудь купить было – все равно другой-то дороги на Славну да Ильинскую нет, окромя как через торжище тащиться. Дедко Евфимий с оглоедами у Феофилакта на охоту отпросились, звали и Олега, да тот отказался, не до охоты сейчас, больно дел много. Потому и пустовал шалашик тайный на берегу Волхова, не было лодочников. Да и похолодало опять же. Днем-то ничего, жарко даже бывало, а вот ночью – хлад да туман.
А сентябрь выдался нынче чудный. Не дождливый вовсе, с чистым ярко-синим небом, красно-золотыми деревьями, прозрачными, дрожащими паутинками, летящими по ветру навстречу солнцу. С птичьими стаями, тянувшимися к югу. С кисло-сладким запахом созревших яблок, грудами лежащих на прилавках. А белые новгородские церкви? Олег Иваныч даже остановился посередине моста – не выдержал, залюбовался… Ну до чего ж красив Господин Великий Новгород! Красив, богат, могуществен! Белые стены башен, отражающиеся в синих, в цвет неба, водах могучего Волхова. Яблоневые сады в усадьбах. Строгая красота храмов. Торг… Чего там только сейчас, по осени, не было! Целые ряды рыбы, соленой, копченой, вяленой, свежая – рядом, на пристанях-вымолах, сколько угодно, напротив – горы лесных орехов, грибов, ягод – брусники да клюквы, чуть дальше – дичь битая, за лето жирок нагулявшая, – рябчики, тетерева, утки; и все дешево – воз увезешь за медное пуло… Ну, не воз, так полвоза – точно! Полон народу Торг. Продавцы, покупатели, посредники, сбытчики, весники, менялы, просто ротозеи-зеваки, да еще не забыть квасников-пирожников-сбитенщиков…
– А вот кому пироги, пироги с грибами?
– А на яблоки налетай, всего полпула!
– Рябчик-глухарчик – сваришь – пальчики оближешь!
– Сбитень, сбитень, кому сбитня?
– Квас, квасок, подставляй роток!
– А ну-ка налей, паря! Вот те… Ой! Калиту с пояса срезали – курвы-ы-ы-ы!!! Сволочуги проклятые, курвины дети!
А не зевай – так тебе и надо, пришел на Торг, так не стой, рот раззявив!
– А ну-ка, кто смелый да хитрован весь? Угадай-ка, под какой чаркой горошина?
О! Совсем знакомое игрище!
Олег Иваныч коня у стражи торговой привязал, ближе подошел, любопытствуя.
– Сивая борода ставит полденьги! Еще кто сыщется? Ага, дед… Сколько-сколько? Полпула? Пошел ты со своим пулом. Грош рейнский – это другое дело. Кручу-верчу – обмануть не хочу!
От наблюдения за местным вариантом лохотрона Олега Иваныча отвлекло чье-то легкое дерганье за рукав. Оглянулся – Олексаха-сбитенщик, агент тайный.
– Ну-тко, паря, налей сбитню… Ух, хорош. Пошли к возам, отольешь в корчажку.
У возов, за Параскевой Пятницей, красавицей-церковью, златокрестной, белостенной, чуднокупольной, разговор пошел другой. Сперва доложил агент Олексаха о стригольниках – что, говорят, на Москву подались, к Ивану, князю Великому, – затем поведал о немчинах – ганзейцах или ливонцах, что по Торгу ходили пронырливо, да не столь медом-воском-мехом интересовались, сколь выпытывали про псковичей – не хотят ли, мол, новгородцы войной на них идти.
– Ты-то сам что мыслишь, господине? – не удержался, спросил Олексаха. – Неужто и вправду воевать будем псковичей?
– Спаси Господи! – Олег Иваныч вполне искренне – он совсем не собирался ни с кем воевать – перекрестился на золотые кресты храма. – Не должно быть с псковичами брани, не должно! Ну-ко, плесни сбитню… Эх, хорош…
– На малине-ягоде настаиваю, – похвастал агент. – Завсегда в прибытке… Да, еще тут одна безделица, может, ты и слыхал уже – на Федоровском ручье мертвую женку выловили, тому назад – седмицу. Истерзана – словно зверем лютым!
Олексаха поежился и выказал предположение о появлении в Новгороде Великом адского исчадия – злобного оборотня-недолюдка.
– В общем, как стемнеет, людишки у Федоровского ручья не ходят, волкодлака пасутся. И самое-то главное – храм ведь там рядом, на ручью-то, Федора Стратилата. – Олексаха понизил голос: – Так ту девку истерзанную – прям напротив храма… Ох, за грехи наши, Господи! Не впервой уж.
Олег Иваныч насторожился. Как это не впервой? Ах, и раньше из ручья растерзанных девок вылавливали? И не только девок… обоего полу – и отроковиц, и отроков… Видно, оборотень-то не дурак, мясо помягче да повкусней любит, упаси, Господи.
