Ну да, вот вам, пожалуйста, – стоит через два ряда ливонский рыцарь Куно фон Вейтлингер, торгует кольчужку, ругается. В сиреневой рыцарской курточке-котте, в длинном бордовом плаще, куничьим мехом подбитым, хоть и не холодно пока, да видно – для шика. На голове мягкая круглая шапочка с длинным пером зеленым, падают на плащ белокурые волосы…
Выпить, что ли, медку с ливонцем?
– Куно! Эй, Куно… Фон Вейтлингер, мать твою. Тьфу, не докричишься…
Олег Иваныч бросил меч и, придерживая шпагу, торопливо пошел вдоль рядов, стараясь не терять ливонца из виду. Ну и, конечно же, потерял. Уж слишком много народу вокруг было. Да еще если б стояли, а то ведь колготились, гомонили, ругались! До драк кой-где доходило. Ну вот ведь около этого ряда немец только что и стоял, с продавцом ругался… И где ж он теперь? Не продавец, рыцарь!
Олег Иваныч, остановясь, заоглядывался.
Вот, может… Нет, рожа рязанская. А, вот он… Нет, и этот не тот. А у того плащ вроде похож… и шапка… Вот, сейчас обернется… Нет, не Куно! У рыцаря борода ухоженная, клинышком, а у этого – длинная, спутанная да редкая – ровно как у козла. Стоп!
А не Митря ли это часом, Упадыш?
Так и есть! Он, собственной персоной.
Выжил, не утонул, не погиб страшной смертью в бурных водах озера Нево. И Тимоха Рысь, дьявольское отродье, тоже наверняка где-то здесь, в Новгороде. Пианствует в Неревских кабаках, кутит в вертепах Плотницкого, разбойничает на окраинах Людина. Шильник! Ворует, насильничает, убивает… Олег вспомнил Тоньку-Заразу, тихвинскую «гулящую жёнку» – совсем еще юную девчонку, погибшую страшной смертью от руки Тимохи.
Митря Упадыш между тем, купив пару пирогов с требухой, неспешно направился к Ивановской улице. В корчму? Вполне возможно.
Осторожно, стараясь не отставать – не настолько хорошо еще изучил город, – Олег Иваныч двинулся за ним, зажимая нос рукою – шильник задержался у кожевенников. Вонючие шкуры грудами лежали прямо на земле, вокруг прохаживались ко всему привыкшие продавцы – как на подбор, дюжие бородатые мужичаги с кулаками с Олегову голову. Упадыш подошел к ним, спросил о чем-то, оглянулся…
Олег Иваныч пригнулся.
…сторговал у одного из мужиков пару длинных хлыстов бычьей кожи, снова оглянулся…
Олег Иваныч отвернулся к разносчику.
…расплатился, быстрым вороватым движением сунул хлысты под плащ и с толпой покупателей пошел по Лубянице – улице, проходившей прямо через Торг.
У Ивановской уже, возле церкви Иоанна Предтечи на Опоках, Олег Иваныч чуть было не потерял шильника, снова увидев ливонца фон Вейтлингера. Рыцарь о чем-то спорил с одним богато одетым купцом – видно, «заморским гостем», с заграницей торгующим, членом могущественной корпорации «Ивановское „сто“». Именно ивановцам – самым богатым купцам – принадлежала церковь Иоанна Предтечи, выполняя, наряду с духовной, еще и полезно-хозяйственную роль. В церкви (и только в ней!) за специальную пошлину взвешивали воск и мед – основные товары новгородского экспорта. Там же хранились эталоны городских мер и заседал торговый суд, разбиравший коммерческие споры. Перестроенная заново при архиепископе Евфимии, церковь Иоанна Предтечи сохранила строгий древний облик. Толстые, гладкие, лишенные каких либо архитектурных излишеств, стены говорили не о красоте, а о богатстве и мощи.
Видимо, о чем-то договорившись с купцом, фон Вейтлингер простился с ним и, не заметив Олега, направился к Готскому двору. Около каменного храма Святого Георгия, за деревьями, мелькнул знакомый плащ… Митря?
Черт с ним, с ливонцем, встретимся еще.
Точно – Митря!
Ну, держись, козлиная борода!
Козлиная борода, не оглядываясь, свернул в узкую щель между двумя оградами. Олег Иваныч насторожился, немного выждал и юркнул туда же.
Сутулая фигура Митри как раз скрывалась за поворотом. Быстро пройдя дворами, Олег вслед за шильником выбрался на знакомую улицу Буяна. Там Митря тоже отыскал какую-то щель. Шел уверенно, беспечно даже, видно, хорошо знал маршрут и не раз им пользовался.
Вышли на Рогатицу, потом – на Иворова. На Славкова… Впереди, за кустами, блеснула водица… Федоровский ручей! Интере-е-есно. Мостик… Сейчас Митря его перейдет и направится на Загородскую, в кабак Явдохи. Нет, не перешел. Двинулся вдоль ручья по неприметной тропинке. Черт, а скользко-то!
Слева синел небом ручей, справа золотилась березовая роща. Лучи сентябрьского солнца играли в листве, застывшей, невесомой, праздничной. Было тихо, словно на кладбище. Ни дуновения ветерка, ни шелеста листьев, ни птичьих криков. Березы недвижны, словно нарисованные. Выше, за деревьями, виднелись кресты церкви Дмитрия Солунского, что у Пробойной. Был здесь уже Олег Иваныч. И не так давно. Вот и Пробойная, вот мост, вон, за ручьем, храм Федора Стратилата. А вот и…
Вот и усадьба боярина Ставра!
Высокая ограда, крепкие, из дуба, ворота. Во дворе усадьбы, за оградою, истошно лаяли псы.
На Пробойной оказалось довольно людно. Олег Иваныч удивился, потом хлопнул себя по лбу: «Господи, воскресенье ведь!»
Возвращаясь с Торга, группами проходили ремесленники, уже немного пьяные, шумные, веселые. Задирались незлобно, громко хохотали, сговариваясь завернуть в кабак. У церкви Федора Стратилата толпился празднично одетый люд. По всей Пробойной растянулся длинный обоз. Крепкие лошади, запряженные попарно, прядая ушами, тащили тяжело груженные возы к Московской дороге. Довольные возчики – видно, торговля была удачной – весело перекрикивались.
Олега Иваныча вполне устраивало подобное людское скопище – не надо было особо таиться от вдруг ставшего подозрительным Митри. А того народишко явно расстроил. Покрутившись в виду Ставровой усадьбы, словно собака, Упадыш злобно сплюнул, оглянулся и, едва не попав под воз, решительно направился к мосту.
Ну, ясно, к Явдохе, пьянствовать. Только какого черта он у усадьбы Ставра крутился? Может, украсть чего хотел, тать? Надо бы предупредить боярина при случае, что за люди к его усадьбе приглядываются.
Не доходя до моста, Митря еще раз оглянулся… и неожиданно свернул прямо в придорожные кусты. Внезапно отлить захотел? Что ж, бывает. Однако что-то долго…
Олег Иваныч осторожно подошел к кустам, прислушался. Ни звука. А не продолжается ли дальше тропинка? Та, что вдоль ручья?
Оценив пришедшую в голову мысль как вполне здравую, Олег решительно шагнул в заросли чертополоха.
Мысль его полностью подтвердилась – тропинка была. Полузаброшенная, неприметная, она петляла между буйными зарослями ивы, меж ракитовыми кустами и колючим терновником. Олег Иваныч про себя чертыхнулся, оставив на терновнике клок ткани с рукава. Хороший кафтан был. Красивый, удобный, лазоревый, с вышивкой серебристой по обшлагам да по вороту. Ладно, пес с ним – Пафнутий заштопает. Но где же, черт побери, Митря? Куда исчез, в ручей, что ли, бросился? Даа… Бросится такой, как же. Как бы кого другого не сбросил.
