И успели, в отличие от них!
— Благодарю вас всех за ревностную службу Екатерине Алексеевне, за данную ей присягу, вами исполненную до конца. Я еду к фельдмаршалу Миниху, потом к государю Иоанну Антоновичу. И попрошу его отсечь виновные головы, и не наказывать всех тех, кто соблюдал присягу и выполнял отданные им приказы!
Многие гвардейцы крестились и кланялись ему вослед, а он, дав шенкеля коню, один поехал к Шильдихе, деревушке, где возвели позиции войска старого Миниха. Дорога оказалась короткой — через четверть часа, проехав линию редутов и шанцев, и оглядев их, он, в сопровождении конногвардейцев, что его встретили у аванпостов, подъехал к бревенчатому дому, где разместился фельдмаршал.
Христофор Антонович стоял во дворе с важным и горделивым видом победителя. Вокруг него столпились свитские, все с такими же напыщенными лицами, сияя улыбками.
— Заждался я вас тут ждать, генерал!
Петр Иванович соскочил с коня, и, обнажив голову, пошел к фельдмаршалу, что заговорил с ним с привычным высокомерием и нарочитым равнодушием. Протягивать шпагу не стал, за отсутствием оной (не стал доводить дело до вящего позора и оставил ее у адъютанта). Преклонил колено и заговорил хриплым голосом:
— Лейб-гвардии Преображенский и Семеновский полки преклоняют колени перед государем-императором Иоанном Антоновичем! Наказать нужно тех, кто отдавал приказы, а не выполнял оные!
— Тут не нам с тобой судить, Петр Иванович, а токмо нашему самодержцу это дело во власти. Головы ослушникам он рубить не будет, милостив самодержец наш! Но и в гвардейском состоянии вам всем быть не место за дела прошлые. Так что езжай обратно и о сем объяви — оружие у вас всех отберут измайловцы с конногвардейцами и передадут в арсенал. Пусть все здесь воли и слова государя Иоанна Антоновича ожидают. А ты, с господами генералами, как приказание передашь, езжайте в Кобону и падайте на колени перед природным государем нашим, просите его о великой милости к заблудшим гвардейцам. Самодержец милостив!
Петр Иванович молча поднялся с коленей, склонив голову перед царской волей, озвученной Минихом. Что ж — уже немало достигнуто. Казней не будет, их заменит опала или ссылка. И это хорошо, ибо отрубленная голова обратно не вырастет. А там рода вмешаются, начнут хлопоты, улестят молодого монарха, смягчат его гнев праведный. Такое многократно было в русской истории, дело то житейское!
А вот господам генералам не поздоровится — виновных за произошедшее, придется найти и примерно наказать. А искать не потребуется — они сами уже определились с собственной судьбой. Так что отправился Петр Иванович обратно, и передал всем слова Миниха.
Все приняли царскую волю с достоинством, оружие сложили, чуть не плача снимали шпаги. И со слезами на глазах смотрели за отъезжающими на неминуемую казнь генералами…
Глава 11
Кобона
Иоанн Антонович
поздний вечер 8 июля 1764 года
— Вашему императорскому величеству присягнули Сенат и Святейший Синод, все коллегии и присутственные места, флот, армия и гарнизон. Фурьеры с манифестами о вхождении вас, государь, на принадлежащий по праву престол посланы во все губернии, — генерал-прокурор князь Александр Алексеевич Вяземский посмотрел на Ивана Антоновича проникновенным взором преданного до последней капли крови вернейшего слуги.
«Пройдоха первостатейный! Каковы вы же другие сановники, если про этого писали что он самый принципиальный, честный и бескорыстный?! Это в какой я гадюшник попал? Ладно, как говаривал один врач — поздно пить боржоми, когда почки отвалились!»
— Еще шестого дня, после беседы с фельдмаршалом Минихом, отправили надежных офицеров Конной гвардии и прокурора Сената, что со мною в Шлиссельбурге был, в Холмогоры, к отцу вашего величества принцу Антону-Ульриху, со строжайшим указанием архангельскому губернатору. Семейству вашему, государь, вспомоществование всяческое оказывать, а притеснений, что прежними монархами почитаемы были, более не чинить под страхом наказания ослушникам.
«Они с Минихом за моей спиной спелись?! Похоже на то! Запасной вариант приняли в случае моей кончины внезапной? Ага, парашют соорудили, чтоб упасть не больно было — ведь у меня два брата имеются, из любого царя слепить можно. Намек мне — не дергайся, иначе быстро кого-то другого на трон посадим. Все ясно — сейчас мне с ними ссориться не с руки. Как внучка говорила — улыбаемся и машем крыльями».
— В самые ближайшие дни венценосное семейство ваше отправится в Петербург, чтобы присягнуть вашему императорскому величеству, и разделить радость освобождения вашей династической семьи. Счастлив, что смог в малой степени поспособствовать вашему новому воцарению!
«Меня сейчас слеза пробьет от умиления! И нашим, и вашим служил! Прикидывая постоянно, чтоб не проиграть. Как там Гафт в «Гараже» сказал — «вовремя предать — это не предать, а предвидеть!» Так и тут, на сотню шагов вперед просчитывали ситуацию. Так что улыбаемся и говорим ласково — человек ведь надрывается!»
— Я доволен вашими делами, князь, — Иван Антонович улыбнулся как можно приветливей, кашу маслом не испортишь. — А где сейчас бывшая царица Екатерина и ее сын Павел? А то разные слухи ходят — не знаю, в которые надлежит поверить?
— Государь, мы с генералом-аншефом Суворовым осмотрели тело «царицы», убитой у переправы, — Вяземский отвечал очень осторожно, Иван Антонович сразу заметил, как тот поскучнел, спал с лица, как говорится. Моментально стало ясно, что генерал-прокурору явно не хочется рассказывать правду. Но надо — вопрос задан прямо!
— Это графиня Прасковья Александровна Брюс, сестра генерал-аншефа Петра Румянцева, государь. Мы ее опознали… Царица нас провела, ваше величество — мы ее ждали у кареты, а она, прикрывшись фрейлинами, ухитрилась подмениться Брюсшей — женщины схожи фигурами, а голубая андреевская лента, и пышное платье одного фасона, ввели нас с Василием Ивановичем в заблуждение. Не ожидали мы такого коварства, обманули нас. Вот такой афронт случился, государь!
Генерал-прокурор Вяземский чуть не заскрежетал зубами — разыграть такую злость и обиду под силу только талантливому актеру. Но, как не крути, наигрыш определенный был, и знакомый — работа ведь на любого человека свою печать накладывает.
— А любезный Василий Иванович не мог «подыграть» немножко нашей немке, так, самую малость?
— Не думаю, государь, — после небольшой паузы отозвался Вяземский, и вот тут Иван Антонович ему поверил. Должность генерал-прокурора приучила князя к недоверчивости, и он наверняка всякими способами проверял старшего Суворова, как говорится, на «вшивость». А иначе между «подельниками» в заговоре быть не могло — сообщники редко полностью доверяют друг другу. Такие альянсы строятся не на личных качествах, а только на политических интересах и выгодах.
— Еще утром Василий Иванович попросил своего сына, полковника Суздальского полка Александра Суворова выставить дополнительные караулы. И держать столицу под контролем до принятия присяги вашему императорскому величеству. И отец с сыном одними из первых присягнули вам, государь. Думаю, на поиски царицы и ее сына Павла уже давно отправлены надежные люди из Тайной экспедиции — уверен, что искомые персоны постараются бежать либо морем, или через Курляндию.
— Да, действительно афронт. Публичное оскорбление высшим сановникам империи, в чьих руках находится самое зловещее заведение. А посему возникает закономерный вопрос — будет ли розыск беглой императрицы и ее сына вестись со всем тщанием?!
— Да, ваше величество! Я сам приложу к этому все свои силы…
— Не стоит, князь, у вас своих забот достаточно, а Василий Иванович пусть своими делами занимается, — Иван Антонович задумался — отец и сын Суворовы явственно перешли на его сторону. Это однозначно хорошо, на таких можно положится — личности крайне неординарные. А ошибки и просчеты у каждого могут быть.
— Ваше величество! Я оправдаю высочайшее доверие! Прошу простить, но есть несколько чрезвычайно важных дел, решить которые можно только с вашего одобрения.
