- В честь Верховного главнокомандующего - салют!
Залп из винтовок. Кирилл, если честно, не до конца понимал, что же все-таки происходит.
- Ваше Высокопревосходительство, разрешите обратиться с просьбой! - а это уже Скоробогатов. Улыбающийся, цветущий, с блеском в глазах. А ведь и не скажешь, что не спал до этого двое суток и лично двенадцать раз водил в атаку "румынцев" на штаб Совета. Левая рука у него покоилась на перевязи - прострелили ладонь. - Офицеры и нижние чины моей части просят Вас как Верховного Главнокомандующего даровать полку право именоваться Первым Кирилловским полком, а самих себя звать кирилловцами. Мы считаем честью получить такое имя.
А вот уже и корниловцы…Интересно, разрешить или нет? Ведь они рисковали своими жизнями ради исполнения его планов, ради его идей и его грез. Но главное, что они проливали кровь - за Россию.
- За проявленное мужество, с честью выполненный воинский долг и храбрость, разрешаю! - Кирилл выдохнул.
А пусть Ставка и министры видят, что за ним - сила…
Юнкера, только-только узнавшие, что такое первая любовь. Первая морская пехота, сражавшаяся за семью Николая в Царском селе. Обстрелянные австрийцами, немцами, болгарами и турками "румынцы", не расстававшиеся теперь даже во снес автоматами Федорова. Латыши, может, и плохо говорившие по-русски, зато сражавшиеся так, что Суворов и Александр Невский смело назвали бы их русскими. Кексгольмцы, не пожалевшие крови и жизни в боях за Петроград. Попросившиеся перевестись в распоряжение Скоробогатова келлеровцы, пожелавшие пойти за регентом. Почти всех из них Кирилл хотя бы раз видел: обходя караулы, баррикады, справляясь о том, вовремя ли накормили, не надо ли кого отпустить греться, как прошел первый день боев. Но всех их объединяло то, что они видели, до чего может довести хаос и чужая воля, направляющая народ против законной власти. Да, они стреляли по своим, они убивали россиян. Но они намеревались напомнить об этом тем, кто подталкивал людей вперед, в атаку на баррикады.
А еще теперь их объединяло то, что они считали себя кирилловцами. И весь Могилев видел, что за спиной у Сизова начинала вырастать сила, ни от кого не зависящая…
Александр Васильевич Колчак прибыл в Севастополь как раз в самую горячую пору.
Возвращающийся флагман встречали в гавани. Офицеры и матросы сгрудились на пристани. Видно было волнение и нерешительность многих людей.
- Александр Васильевич, солдаты гарнизона и матросы изволили начать митинг! - без приветствий, без соблюдения устава, сразу начал флаг-капитан Смирнов. - Требуют Вас.
Старый друг и вечный спутник адмирала, так же "болевший" Босфорской операцией, не скрывал своего беспокойства. А остальные собравшиеся следили за реакцией Александра Васильевича. Тот лишь повел плечами, заложил левую руку за отворот кителя и коротко приказал:
- Автомобильный экипаж сюда. Потом - на митинг.
Кирилл предупреждал и об этом. Что ж, Колчак и не сомневался, что в армии и на флоте из-за отречения Николая и слухов о восстании в Петрограде начнутся волнения. К счастью, извести о чуть ли не революции в столице, которую сумели подавить, в Севастополь добрались с заметным опозданием. Не то что в Москву или Гельсингфорс…
Гул людских голосов заглушал рев мотора. Во дворе Черноморского флотского полуэкипажа собралась толпа народа. Какие-то совсем молодые офицеры вещали о том, что страну ждут перемены, зачитывали обращение регента к народу и армии, как святую молитву повторяли строки из проектов реформ, выкрикивали, что Кирилл предложил обсудить эти вопросы всей стране. Правда, Великий князь добавлял, что должны это сделать выборные органы, представители народа…Но кому интересно было бы это слушать?
- Колчака! Колчака! - между тем кричала экзальтированная толпа.
- Остановите автомобиль, - Колчак приказал шоферу. Машина остановилась, сильно не доезжая до здания полуэкипажа.
Александр Васильевич многозначительно посмотрел на Смирнова, одернул китель, высоко поднял голову и, выйдя из автомобиля, двинулся во двор. Ему вспомнилась оборона Порт-Артура и шедшая в атаку японская пехота, артиллерийская канонада эхом отдавалась в голове, свистели у самого лица пули…
Колчак шел мимо солдат, офицеров и матросов, и те замолкали, едва завидев "их адмирала". Обветренное лицо, сжатые губы, орлиный нос - и железная уверенность в глазах. Шум постепенно затих. Все взоры обратились на Александра Васильевич. Командующий Черноморским флотом встал место прошлого оратора, отошедшего в сторону и понурившего голову, будто нашкодивший гимназист.
- Вы солдаты, матросы офицеры Российской армии и флота - или бомбисты? - вот были первые слова, с которыми Колчак начал свою речь. Она рождалась прямо здесь, на этой импровизированной трибуне, но каждое слово била прямо в сердце слушателей не хуже немецких пуль. - Враг в любую минуту может напасть, и дойдет до самой Москвы, пока вы здесь будете обсуждать отречение Николая Александровича и восшествие на престол Алексея Николаевича. Да, он пока что всего лишь ребенок, да, у него нет опыта правления. Но я верю в него. Я верю в регента, Великого князя Кирилла Владимировича. Он тоже - моряк, он знает, что нужно флоту, он тоже - военный, он знает, что нужно армии для победы, он тоже - русский, и он знает, что нужно народу и стране сейчас. Я верю в Кирилла Владимировича, и прошу вас тоже в него поверить. Сейчас, когда победа все ближе и ближе, нужно сплотиться вокруг престола и командования, нужно с верой смотреть в будущее и работать для победы. Враг еще крепок и силен, нам нужно довести войну до победного конца!
Речь Колчака очень сильно подействовала на людей, особенно слова о том, что командующий верит регенту и знает, что он война благодаря ему скоро завершится. К тому же Черноморский флот и Севастополь очень уважал Александра Васильевича: было за что. За талант и твердость характера, за умение держаться на высоте даже в самой сложной ситуации, за "раздраи" начальникам, поистине суворовские взгляды на ведение войны и подвижность. Много, очень много было всего…
Колчак хотел было сойти с трибуны, но ему помешали это сделать.
- Пошлите от нашего имени телеграмму в столицу! Регенту и императору! Мы с ними! Мы с ними!
Только тут Александр Васильевич позволил себе облегченно выдохнуть и вытереть платком капли пота, текшие по носу и щекам. Речь перед взволнованной толпой солдат и матросов далась ему с невероятным напряжением сил, моральных и физических.
- А теперь: возвращайтесь к службе. Не надо митинговать, надо делом заниматься!
Через несколько часов Колчак устроил собрание офицеров гарнизона и флота на флагмане "Георгии Победоносце". В Севастополь вернулись из рейда к Босфору эскадра. Вот-вот должно было скрыться за горизонт южное солнце, но ночь уже не сулила спокойствия и тишины в Крыму…
Выступать первому, против обыкновения, выпало не самому молодому из присутствующих, а генерал-майору Свечину. Ближе к концу он сообщал о моральном духе солдат подчиненной ему части.
- К сожалению, дисциплина в Морской дивизии не на высоте. Последние события в столице сыграли двоякую роль: с одной стороны, у солдат появилась вера в будущее, в новые изменения после отречения Николая, а это более или менее хорошо, с другой стороны, смена правителей всегда чревата опасными последствиями. Поэтому обстановка сложная, неспокойная, - спокойно докладывал Свечин.
- Думаю, здесь дело совсем не в настроениях в столице или смене правителя, а в плохой работе офицеров с солдатами и матросами. Пропасть между ними все глубже и глубже, она ширится, в условиях войны с Врагом этого быть не должно, - заметил Александр Васильевич Колчак. - Поэтому не стоит всю ответственность перекладывать на плечи низложенного монарха.
- Я надеюсь, что все будет хорошо. Мы справимся, - Свечин вообще не любил, как и всякий военный, когда во внутренние дела его частей лез еще кто-нибудь. Но и в государственную политику не вмешивался, не обсуждал, как с сослуживцами, так и с подчиненными.
Затем выступили несколько офицеров гарнизона. Они в нескольких коротких фразах изложили обстановку. Среди солдат, особенно преклонных лет, тех, что надеялись встретить в Крыму "много солнца и никакой войны" происходило некоторое брожение. Похоже, многие были затронуты политикой, "подцепленной" у агитаторов на фронте. Опять же, решили, что надо больше уделять времени работе с нижними чинами. Колчак обещался добиться, чтобы в часть допустили большее количество священнослужителей, для моральной "подготовки".
В конце выступил сам Александр Васильевич. Помолчав несколько мгновений, он положил на стол ворох телеграмм.
- Итак, господа, перед Вами - сообщения из разных областей империи, из Петрограда, Могилева, Москвы и Гельсингфорса. Моряки в Кронштадте, боюсь, перебили офицеров, подняв над фортами красные флаги. Подавить мятеж не удалось: помешал балтийский лед и захваченные восставшими корабли. Гельсингфорская эскадра просто оказалась неподготовлена к бою. Рижская эскадра также в трудном положении, немцы могут решиться на наступление, выведя на Балтику свой флот. В Москве до сих пор окончательно не подавлено выступление во главе с Советом рабочих и солдатских депутатов. В Киеве, да, были манифестации в поддержку императора, - Колчак сделал паузу на мгновение. Произносить имя нового "господина земли русской" было непривычно. - Императора Алексея Николаевича и регента Кирилла, но мало кем поддержанные. Народ остается в стороне. Все хуже и хуже настроение, все меньше желания сражаться. К счастью, отречение способствовало и росту уверенности среди солдат и матросов в скорейшей победе. Не знаю, правда, на каком точно основании. Великий князь Кирилл Владимирович, сообщивший о событиях в стране, не имел возможности поделиться своими соображениями насчет этого. Однако в своей телеграмме он четко указал цель, к которой мы должны стремиться, ради которой мы должны воевать и жить…
