– То де Луцкое наступление было?
Шульга кивнул.
– Там будет дуже добрый урожай, и не один год.
– И не кажи. Столько народу зря положили.
Шульга поглядел на прогрессора.
– Иди себе, шо стал? Только солому из башки вытряхни.
Лось икнул еще раз. Да теперь им можно было пугать кого–нибудь нежного и неприспособленного, например, редактора белогвардейской газеты в Евпатории. Хорошо еще, одежда более–менее в порядке. Прогрессор расчесался пальцами, посмотрелся в лужу. Как был бандит, так и остался.
Возле дома стояла жена дьяка, возле нее крутилась серая кошка. Из сарая доносились ругань и ржание. Лось заглянул – все понятно, Прокопенко дает кобыле какую–то ветеринарную гадость, заливает в глотку из бутылки, а дьяк и Кац удерживают животное в нужной для вливания позе.
– Если и это не поможет, то надо резать, – Прокопенко слез с табуретки.
– Та она ж молодая! Пашет – лучше трактора! – дьяк был обляпан чем–то зеленым. Прокопенко выглядел не лучше, на него этого зеленого попало больше, гораздо больше.
– А она хоть каплю выпила?
– Обижаете, панотче. Там, – махновец потряс пустой бутылкой, – три дозы было.
– А шо ж она так отплевывалась?
– Мабуть, слабительное невкусное. Я не пробовал, так шо не знаю.
– Так ей же можно было касторки дать!
– Угробили б кобылу. Животным касторку нельзя, то для них страшный яд, – Прокопенко скинул пиджак, огорченно плюнул. Кац отпустил веревку, вышел из сарая.
– Еще вчера хотел сказать – у меня Голем заскучал.
– Хто?
– Мерин мой, зовут его так, потому что здоровый и тупой.
– Как это заскучал? Он что, перестал жрать? Пить? Или, боже збав, гадить?
– Тьху! Жрет и пьет за троих, гадил сегодня утром, после завтрака. Просто заскучал.
Прокопенко мученически возвел глаза к небу.
– Ну это ж лошадь! Он говорить не умеет. Як я знаю, шо он заскучал? А он у тебя как ходит?
– Ногами, – Кац не понял вопроса.
– Да знаю, шо не на руках. Он все ноги ставит? Показывай, в общем.
Лось провел товарищей долгим взглядом. Ему б их проблемы! Жена дьяка тяжело вздохнула, глянула на зятя.
– А еще грамотный! Похмеляться пришел?
– Не имею такой привычки.
– Что, и холодец мой тебе не по вкусу?
– Я первый раз в жизни женился! И страшно было – вдруг командир стрельнет?
– Прям–таки первый.
– Ну да. Денег нет, дома нет, работы нет, сидишь на лекции, голодный и холодный. А девушки любят богатеньких, у которых собственное авто и шинель на бобровом меху, – прогрессор удачно вспомнил прочитанного в детстве Гиляровского.
– Прокатиться бы в авто, – жена дьяка мечтательно прикрыла глаз.
– Я ездил. Тачанка лучше, не так трясет.
Дверь открылась, мягко и бесшумно. Во двор, с деловым выражением лица, вышла жена, с корзинкой в руках.
– И где это нас носило?
– Командир вызвал.
– И надо было вчера бить мою любимую макитрочку?
– Я случайно.
– Завтракать будешь?
– Нет, – кисляк только угнездился в желудке, а добавлять к нему еще какую–нибудь еду прогрессор боялся.
– От я казала, что не надо доливать в самогон денатурат.
Прогрессор тихо порадовался, что теща не додумалась, для пикантности, добавлять в самогон стрихнин. Куры радостно кудахтали и не менее радостно клевали корм, просо, что ли. По улице прошел Томашевский, которому на этот раз не повезло с картами, но штаны он все–таки оставил. И шашку свою, кривую, азиатскую – тоже. Это кто ж такой жадный, что на его одежду польстился? Штиблеты еле держатся, свитка латаная, а гимнастерку проще сжечь, чем отстирать. Нет, с грязью зимой теплее, но сейчас уже не зима, можно и в речке сполоснуться, а то корчит из себя дикого индейца. А на индейца он действительно похож, натуральная монголоидная рожа, как в учебнике биологии. А на кого может быть похож человек, если у него в семье женились не то на якутках, не то на бурятках? Хотя женились – это громко сказано, дедушка–каторжник родом из Царства Польского, убивец и грабитель, удрал, долго прятался, потом угнал коня чубарой масти и девушку из сибирских людей. А сын этого грабителя тоже себе нашел спутницу жизни похожим образом. А вот уже этот Томашевский решил перебраться южнее, да и то не сам, сначала мобилизовали бедолагу, а потом, уже после германского фронта, он и прибился к махновцам. Тепло, хорошо, сытно. Только строганину никто не ест.
А вот и наша полосатая заразонька, с кольцом колбасы в руках. Какую вдову он объедает на этот раз? И если это Степаниха, у которой хата бляхой крыта, то вдова ли она? Если у нее муж без вести пропал еще на первой германской, то он вполне может прийти, а до войны этот самый муж был каталой на литейном заводе, и работал за двоих. Конечно, его могло в клочья порвать снарядом, он мог умереть в плену от тифа, быть убитым при попытке побега или жить себе где–нибудь с симпатичной немкой. Но в жизни чаще всего случаются непредсказуемые вещи. Вот чего того же Журбореза на флот призвали? Он плавает, как топор. Ему бы в пехоту какую–нибудь, а то – в бедную Дунайскую флотилию засунули.
И Кайданов во дворе, стругает доски. Хоть бы не на гроб. Нет, это он сеновал чинит. Надо же, какой полезный. Это в Виннице все такие рукастые или он хочет помочь? Клавдя тоже вышла, воздухом подышать. Чего бы ей на солнце не погреться? Погода ведь хорошая, прямо жить хочется.
Эй, эй, это еще что за тип? Кто–то новый, да и под почетным эскортом – по бокам от него Мартыненко и Сотников едут. Это ж у кого такая форма, без звездочек и без погон? Да его и не какие–нибудь там сопляки от сохи оторванные, сопровождают, а рубаки дайбоже рядом едут. Лось развернулся и быстро пошел поближе к пулемету. В случае чего – хоть затвор выну да в колодец кинуть успею.
Шульга сидел в хате старосты, чистил один из револьверов, заботливо подстелив какую–то тряпочку. Тачанка, без коней, стояла возле зарослей крыжовника. Крысюк лениво обсуждал со старостой, какой сорт крыжовника лучше на варенье, а какой меньше ест всякая шестиногая погань.
– Шо бежишь?
– Похоже, у нас гости, – прогрессор влез на свое место, да, подушечку не мешало бы взбить.
– Яки гости? – Шульга, с кольтом в руке, выглянул из двери.
– Справа – Мартыненко, слева – Сотников, а посередине – кто–то вооруженный, в форме. Видно, что не наш. У него еще конь рыжий.
– Как то – не наш?
– Форма незнакомая, и фуражка такая, как конфедератка.
– Как шо?
– Ну квадратная, и козырек длинный.
– Тю. Такая фуражка – то петлюровка.
– Какая–то у них форма бедноватая, хаки, и погон нет.
– Они добре режут кадетов и подпалили хвоста красным, шо тебе еще надо?
Лось в петлюровцах не разбирался, слышал только странную фразу про еврейский боевой курень, над которой дико хохотал Мартыненко. Кац тогда задумчиво достал свой смит, почесал стволом спину и невинно спросил, покрутив смит на пальце, что ж тут смешного. Мартыненко сразу успокоился и стал уверять всех остальных собутыльников, что он сионист, и даже может купить Кацу билет в Палестину. Кац билета не захотел.
И если приехал такой важный товарищ или как там петлюровцев называть надо, то это хороший знак. А Шульга, в случае чего, хорошо стреляет. А его в хату не пригласили. Ну и ладно, у меня и без вас дел полно, подстричься надо, да и шею вымыть не мешало бы. Прогрессор подозрительно глянул на Сотникова, который уже успел выцыганить самокрутку. Ну его. Надо бы к тестю зайти, может, у него под столом кисет валяется.
Кайданов уже заколотил дыру в сарае, разговаривает с Клавдей и вдобавок ее за руку держит. Хмм. Это как понимать – как ухаживание или как наглость? Ведь неизвестно, перешел ли Ярчук к белым. Интересно, если нет, то кто победит, если эти двое все же будут драться кулаками, а не устроят перестрелку на главной сельской улице? Прогрессор бы поставил на ездового, Кайданов хоть и не сильно высокий да плечистый, зато выносливый и боль хорошо переносит.
А это еще что за друг бездомных кошек? Так и есть, Костенко идет с рыбалки, а за ним бегут все коты, которые только есть в селе, и мяукают на разные голоса. Паша бы нашел с этой глухой тетерей, бывшим бомбардир–наводчиком царской армии, общий язык. Интересно, на что Костенко ловил? Может, он удочку для вида прихватил, а глушил бедных окуней гранатой? И так боеприпасов мало, а он ради своего желудка жизнью рискует. И ведь он сам постоянно выступает против стрельбы по посуде или курам. От же люди бывают противные. Интересно, а за что он комиссованный? Хоть артиллерист, но не особо он и глухой, свист хорошо слышит, к примеру, да не в два пальца, лихой–бандитский, а просто посвистывание. Или он попросту бумаги фальшивые выправил да в тыл и смылся? К махновцам ведь без разговоров пошел. Но ведь комиссуют не только по глухоте, контузии или увечью. Так, с ним лучше из одного котелка не есть, туберкулез – болезнь заразная и опасная. Или у него еще что–нибудь, с изящным названием. И получить люэс гораздо обиднее. Костенко выудил трех окуней из ведра, кинул котам.