Мысленно я благословил метель, которая наверняка препятствует сейчас остальным в расположении полка слушать наши собеседования. Иногда связисты включают громкую связь, чтобы можно было следить по переговорам за происходящим в патруле.
– Ливанов, вижу впереди странный объект! – сказал вдруг Мухин и мертво замолчал.
– Мухин! Мухин! – надрывался я, но стереозвучание, которое только что тревожило чувствительный слух Мухина и порождало странные фигуры в его фантазии, видимо, отключилось.
Пробиваясь сканерами сквозь завесу сырого плотного снега, я наконец отыскал слабый сигнал его глайдера и направился туда.
Двигаться пришлось медленно. Снег налипал на пластик окон, я почти ничего не видел, а Мухин то и дело исчезал со сканера, хотя я твердо был убежден в том, что он где-то поблизости.
В конце концов я остановился и, натянув поглубже на уши меховую шапку, выбрался в снег. Глайдер завис над сугробом как привидение. В белой светящейся пелене я вдруг разглядел совсем близко второй глайдер и рядом с ним две темные фигуры.
– Мухин! – закричал я что есть силы.
Мухин обернулся, пошевелился и поплыл сквозь снег, увязая при каждом шаге. Вторая фигура потянулась вслед за ним.
Скоро я разглядел уже варушанина, исхудавшего до состояния костей и кожи, черного от голода, с лихорадочными глазами. Он был одет в косматый балахон, толстый от снежного слоя, и, к моему ужасу, был бос.
– Что это? – прокричал я Мухину.
– Возьмите его к себе, – крикнул он мне в ответ. – Двое невезучих в одном глайдере – будет взрыв!
Я не мог с ним не согласиться и, подхватив варушанина за шиворот, потащил его к своему глайдеру.
У входа я сорвал с него балахон и выбросил в снег. Если эта шуба растает внутри глайдера, образуется огромная лужа, и коврик будет безнадежно испорчен – меня предупредили, что он линяет.
Варушанин безропотно остался в одной набедренной повязке, а у меня появился лишний повод ужаснуться тому, что сделал с ним голод.
Я бросил ему одеяло, в которое он завернулся, и вернулся к пульту управления.
В динамике вдруг захрипело, и искаженный до неузнаваемости голос Мухина произнес:
– Ливанов! Ливанов! Как слышите меня?
– С трудом, но слышу, – ответил я, тщательно выговаривая каждый звук.
– У меня обе системы отказали, – сообщил Мухин. – Сейчас одну отладил немножко. Как слышите?
– Отладили систему, – сказал я. – Кое-что слышу.
– А, – хрипнул Мухин и опять пропал.
Я повернулся к варушанину:
– Ты кто?
– Бураган, – неожиданно высоким, сиплым голосом отозвался тот.
– Это имя? Тебя так зовут?
– Бураган, – повторил варушанин и заснул.
По возвращении в полк варушанин упорно не желал покидать глайдер, так что в конце концов я выволок его наружу за руку и за волосы. Оказавшись на аэродроме, он упал на четвереньки и попробовал уползти под глайдеры, но тут из второго глайдера вышел Мухин, и варушанин устремился к нему. Он добрался до сапог Мухина и уселся прямо на них, как собака.
Мухин помог ему подняться и, ни слова не говоря, увел с собой.
Все попытки расспрашивать мухинского денщика ничем не заканчивались. Денщик охотно принимал в подарок табачок, свежие журналы и прочие сокровища, но затем пожимал плечами и говорил: “Лопает да спит – ни в чем более не замечен”.
Наконец откормленного и облаченного в рубаху и штаны варушанина представили господину полковнику. Варушанин озирался по сторонам, приседал и норовил сбежать, но Мухин решительно и ласково подтолкнул его к г-ну Комарову-Ловичу.
– Ну, – пророкотал г-н полковник благосклонно, – что тут у нас случилось?
– Бураган! – сказал варушанин и дико огляделся по сторонам.
Полковник перевел посерьезневший взгляд на Мухина.
– Это его имя, – объяснил Мухин. – Его выгнали из племени.
– За что?
Нам уже доводилось сталкиваться с тем, что самые хилые и безобидные на вид варушане зачастую оказывались отъявленными разбойниками.
– За наследство, – сказал Мухин.
– Бураган! – воскликнул варушанин и заломил руки.
– Прошу меня простить, я не силен в варушанских диалектах, – сказал г-н полковник, – но как вы вывели все это из одного-единственного слова?
– Не знаю, – честно признался Мухин.
– А не может так оказаться, что вы ошибаетесь?
Мухин совершенно не улавливал иронии. Шутить с ним было бесполезно, так же как и говорить иносказательно. Вот и на замечание полковника Мухин просто ответил:
– Нет, я не ошибаюсь. Я могу всю историю рассказать, если угодно.
– Да уж, – полковник поневоле понизил голос, – угодно.
– Хорошо.
И Мухин начал:
– В их племени был один колдун.
(Полковник плюнул и отошел подальше от варушанина, который проследил за ним испуганно.)
– Обычно колдуны у варушан считаются добрыми: заговаривают погоду, дожди, снегопады, вылечивают болезни животных; но этот был злой.
– Вы себя со стороны-то слышите? – перебил полковник, которому история нравилась все меньше и меньше.
– Слышу, – чуть растерялся Мухин (он только-только разговорился и теперь сразу был сбит с толку).
– Что еще за колдуны? Вы в это верите, господин Мухин?
– Мне в злого колдуна куда легче поверить, чем в доброго, – сказал Мухин. – Продолжать?
Полковник немилостиво поджал губы и махнул рукой.
– Продолжайте.
– Этот злой колдун имел большую силу и обладал немалым имуществом, которое заключалось в основном в стаде коз.
(Варушанские “козы”, понятное дело, были лишь аналогами настоящих земных коз, но кое в чем сходились с нашими, а именно: в склонности шкодить и пакостничать. Как и у обычных коз, у этих были длинная, пригодная для пряжи шерсть и очень жирное, целебное молоко.)
– Когда колдуну настало время умирать, он пожелал избрать себе наследника, но вся его родня перемерла в течение месяца. Сперва погиб, захлебнувшись в зыбучих песках, его старший сын; затем насмерть разбился младший; от сердечного приступа скончался племянник, отравился испорченной пищей муж племянницы – словом, человек шесть отправились на тот свет, а умирающий колдун все жил да жил, не зная, кому передать наследство. В конце концов, устав от страданий, он поднялся с постели и отправился бродить по деревне. Люди разбегались при виде его, потому что колдун мог передать наследство кому угодно, просто коснувшись его рукой.
Несколько раз жителям деревни казалось, что колдун дотронулся до одного или до другого; несчастные, на которых пал выбор, и сами не были в этом вполне уверены. Словом, все ожидали исхода и трепетали.
К вечеру этого дня колдун наконец отошел, и черные духи забрали его жизнь. (Так они это понимают.) Варушане сожгли его дом и начали ждать, не объявится ли наследник.
И что же?
– И что же? – переспросил полковник Комаров-Лович, видя, что рассказчик замолчал.
– А? – Мухин поднял брови. – Ну да. И тут по прошествии нескольких дней на Бурагана начинают сыпаться несчастья. Сперва умирает родами его жена и с нею младенец. Это сочли случайностью; такое у варушан происходит естественным порядком, без участия колдуна, просто от недостатков медицины. Затем дохнут его козы. Он уж догадался о причине и постарался скрыть печальные обстоятельства: закопал своих коз тайком и никому не пожаловался. Но проклятье никогда не позволит о себе умолчать, и через несколько дней у Бурагана сгорает дом. Дом горит на виду всей деревни, и уж это обстоятельство ни спрятать, ни замолчать оказалось невозможным.
– Я что-то не понял, – произнес полковник, избегая теперь смотреть не только на варушанина, но и на самого Мухина, как будто тот в чем-то замарался. – Что же это выходит, господин Мухин? Извольте объясниться до конца! Вы теперь свели дружбу со злым колдуном?
– Скорее, с его наследником, и это вряд ли можно назвать дружбой в прямом смысле слова, поскольку дружеские отношения предполагают если не полное равноправие, то… – сказал Мухин и сбился.
– Ваш Бураган – колдун? – спросил полковник в упор, видя, что Мухин вконец растерян.
– Нет…
– Докладывайте дальше.
– Слушаюсь. – Мухин перевел дыхание и нашел мгновение, чтобы послать ободряющий взгляд настороженному Бурагану. – Если бы он принял наследство целиком, то есть стал бы колдуном, то ни мора, ни пожара, ни смерти жены – ничего бы этого не случилось; но в том-то и дело, что Бураган этого не захотел – и наследство обратилось в проклятие.
– Сколько тонкостей вы уловили в этом деле, – заметил полковник.
– Бураган! – вскричал варушанин и придавил к груди свои тощие руки.
– В конце концов односельчане выгнали его из деревни, пригрозив побить камнями, если вернется, – заключил Мухин.
Полковник помолчал, играя пальцами по столу, затем сел и заложил ногу на ногу.
– И что вы предполагаете теперь делать?
– Пусть сперва откормится… А что с ним делать? Опять в пустыню выгнать?
– Нет, в пустыне он один умрет.
