строительства пятого блока. Однако по приезду, выяснилось, что минувшей ночью на стройке произошло то ли убийство, то ли самоубийство. На самой границе территории атомной станции нашли тело местного рабочего, проживающего в поселке «Копачи». Никаких подробностей нам естественно не сообщили, зато слухи среди рабочих ходили самые разные, начиная от несчастного случая и заканчивая какой-то жуткой мистикой. Ну, в таких случаях это нормальное явление — когда ничего неизвестно, люди начинают фантазировать. Особенно хорошо это получается у женщин.
Как я ни пытался, так ничего толком и не узнал. Даже мой знакомый Виктор, работающий в охране склада строительных материалов, ничего конкретного рассказать не смог. Время шло, а подробностей никто не знал. Мы часа два просто торчали возле автобусов, ожидая дальнейших решений.
Только после полудня нам все-таки дали зеленый свет и строительные работы возобновились. Милиция уехала, тело забрали. Приезжали следователи, криминалисты, но чем они там занимались, никто не видел.
Честно говоря, эта долбанная стройка меня уже порядком задолбала. Вспомнил, что когда я впервые узнал, о своем переводе на станцию Янов в строительный батальон, совершенно не думал, что все развернется вот так. Удивительно, но приказ, спущенный сверху, где черным по белому было указано — не привлекать меня к строительным работам, был благополучно забыт. Да я и сам проявил инициативу.
Работал я как и все, хотя от участия на самых тяжелых объектах, где требовалось много физической силы я старательно отлынивал. Все-таки в бетонщики меня записали без моего на то согласия, мне и на «Юпитере» было неплохо. Во всяком случае, кормили там точно на порядок лучше.
До сих пор недоумевал, зачем полковник Андрей впихнул меня именно сюда? Почему не на «Волхов» в конце концов, он же ближе! Ведь конкретного задания так и не поступило, я сам нашел себе занятие, чем обратил на себя внимание…
Большую часть времени работ на пятом энергоблоке, я проводил у территории склада — производил учет материалов, которые будут использоваться в течении нашего пребывания на точке. Здесь, когда попадал на Виктора, я частенько баловался чаем, который каждый раз имел новый, необычный привкус. Иногда Виктор угощал медом собственного производства. Вот до чего докатился бывший военный — стал пасечником. Наверное, в душе, я ему чем-то завидовал.
Погода стояла замечательная, приближалось лето. По прошествии пяти дней, мы вновь вернулись в гарнизон.
Территория лагеря за последние пару месяцев значительно преобразилась. Заменили ограду, возвели несколько новых бараков, а количество палаток ожидаемо сократили. Сам Залесный, был доволен, как хомяк — сверху его погладили по головке, пообещали рассмотреть на дальнейшие перспективы.
Я точно знал, что майора Прудникова уже выписали из «МСЧ-126» и перевели в госпиталь для военных, где-то под Киевом. Судя по всему, реабилитация шла нормально. Я жалел только о том, что так и не разобрался, что же за люди на черной «Волге» появились в тот вечер субботы, когда я встречался с Маргаритой у «Лазурного». Так совпало, что разговор с дочерью и их появление повлияли на дальнейший ход событий, в результате чего Прудников попал в аварию. А может, ему помогли?!
Иногда я злился на себя за то, что слишком много размышлял о том, что не принесло бы мне никакой пользы. Но с другой стороны, а как иначе?! С голой грудью бросаться на амбразуры, быть безрассудным и лезть туда, куда не просят? Без тщательного обдумывания того или иного шага, я бы не оказался там, где нахожусь. Да, пока что, ничего особо выдающегося я еще не сделал, но это пока.
Именно та, преобладающая часть подсознания, которая ранее была подполковником войск РХБЗ и отличалась сдержанностью, рассудительностью и не скрою, некоторой медлительностью тоже. Однако реципиент в этом плане вообще ничем «особым» не отличался. У нас был некий симбиоз, без четких границ. Но ни о каком разделении подсознания речи не шло.
Наконец, двадцать шестого мая, часов в одиннадцать дня, меня неожиданно вызвали к комбату.
Явившись к командирскому бараку, я сразу нарвался на комплимент.
— Явился?! Савельев, ты настоящая заноза в заднице! — именно этой фразой меня встретил майор Залесный.
— Разрешите уточнить? — я тут же изобразил тупого ефрейтора. Вообще, на личном опыте, уже не раз убедился — в любой непонятной ситуации, коси под дурака. На гражданке не знаю, а в армии прокатывает. Проверено неоднократно.
— Что уточнить? — хмыкнул майор, открывая мое личное дело.
Ты гляди, уже и документы мои сюда доставили… А может они и вообще не уезжали. Помниться в нашу первую встречу, я вручил их лично Прудникову, но возможно, там было не все и что-то отправили по специальной почте.
— Почему я заноза в заднице? — хмуро поинтересовался я, глядя на Залесного выразительным взглядом. С Зубовым это сработало, когда он попытался продавить меня, имитируя юмор и беспечностью. Но майор оказался тертым калачом.
— Ну, во-первых. Каким макаром тебя вообще занесло в наш стройбат?! Ты же секретчик, верно? Птица иного полета. Должен работать со сведениями составляющими гостайну, так?
— Так точно.
— А здесь их нет! Так какого черта ты здесь делаешь?
— Не могу знать. Я ж не сам сюда приехал, в штабе приказали — я поехал.
— Ага, очень любопытно. Ну ладно, продолжим. В личном деле стоит пометка, сделанная Прудниковым, мол, не привлекать тебя к работам на объектах строительства. А ты уже успел побывать на «Юпитере», на ЧАЭС. Как так получилось?
— Ну а что я рыжий, что ли? — возразил я, старательно делая вид, что растерян. — Жить в одной палатке с дембелями и не ездить на работы… Это как минимум странно, товарищ майор. Меня свои бы загрызли.
Тот быстро и часто закивал головой, что можно было трактовать как угодно.
— Ну а вот это… Ты помогал майору Прудникову в решении некоторых личных вопросов, а он отпускал тебя в увольнения. Было?
Я едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Отпускал меня в увольнения? Да это всего раз было. Любопытно другое — откуда он знает об этом моменте? Наверняка кто-то слил.
— Не было, — честно соврал я. — Ни в чем я не помогал. А в увольнении был, признаю. Разве солдатам строительного батальона запрещено ходить в увольнения?
Залесный впился в меня колючими глазами, зачем-то сунул в рот карандаш и принялся его кусать.
— Мутный ты какой-то, ефрейтор, — наконец-то произнес он. — Хитровышморганный. Вот понимаю, что человек ты подозрительный, а почему, сказать не могу. Слова подходящего нет. Сразу скажу, что ты мне не нравишься, от таких людей я предпочитаю избавляться как можно скорее.
Я снова ничего не
