существуют вполне надёжные способы разрыва этой связи. Я могу легко сделать так, что лояльным Российской Империи меня назовёт только умалишённый, и при том сама страна не пострадает так сильно, как будет казаться со стороны. Под вашей рукой и даже в тайном совете собрались не только лишь всецело лояльные люди, а Корону Пламени я бы предпочёл устранить в любом случае… — Император вскинул бровь, а в его глазах промелькнуло что-то очень нехорошее. — Ну и во-вторых, навязывать волю можно не только лишь по праву сильного. Большое зло, с которым никто не сможет справиться в одиночку, и которое бьёт по всем и каждому может стать достойным инструментом опосредованного влияния на все правительства планеты. При этом «в лоб» я требовать ничего не стану. Просто обстоятельства в моём лице вынудят даже самых твердолобых лидеров шевелиться в том направлении, которое выгодно нам с вами.
— Бред, Артур. Пусть ты и правда сможешь стать «Большим Злом»… Пусть тебя и правда перестанут ассоциировать с нами… Пусть даже отреагируют на это так, как ты хочешь… Нет, это не приведёт ни к чему хорошему. Найдутся и те, кто и в, скажем, смерти моей и всей императорской четы от твоей руки найдёт выгоду для Империи. Как найдутся и те, чья логика извернётся, но сделает всё в точности до наоборот от ожидаемого. И тогда вне зависимости от твоих действий на нас обрушится вся мощь остального мира! Виноватых искать будут всегда…
— Не в этом случае, можете мне поверить. — Перебил я императора, который в ответ лишь поджал губы, втянул носом воздух и продолжил:
— Что касается Михаила… — Корона Пламени — это всего лишь прозвище столпа и пирокинета шестого ранга, стоящего на страже Империи. — Он играет слишком весомую роль в нашей внешней политике. Его смерть подкосит выполнение ряда долгоиграющих планов, в которые уже вложено очень много ресурсов. И планы эти напрямую связаны с привлечением к поиску способа закрывать разломы лояльных нам государств, так что степень их важности сложно недооценить.
— Не мне вас учить, но опираться на ногу, которая может в любой момент взбрыкнуть — не лучшая идея. Особенно если вы — поддерживающий небо над головами своих подданных атлант. — Про то, что его мнение мне не то, чтобы очень интересно, я говорить не стал. И сам поймёт по итогу, если уже не понял. — В конце нашей встречи я передам вам всё, что успел накопать на некоторых из тех, кого вы считаете своей опорой. И отдельно хочу заметить, что «копал» я в головах ваших политических противников.
Император, задумавшись на пару секунд, кивнул. Всё-таки был в нём стержень, без которого император со всеми регалиями — не император вовсе. Многие бы сохранили сейчас самообладание, и, с учётом всех обстоятельств, поддержали столь необычную беседу? Владимир так бы не смог, а ведь он наследник, получивший отменное образование и соответствующее воспитание.
Делали ли императора уникумом его способности в телепатии, или он сам по себе такой — загадка.
— А теперь что касается становления «Большим Злом» и вашего скепсиса в отношении этого варианта. Сколько, как вы считаете, на планете останется людей после того, как вы с моей помощью подомнёте под себя все остальные страны?
— Не меньше половины населения. А это намного больше, чем в мирах по ту сторону разломов. — С абсолютной, прямо-таки железобетонной уверенностью заявил он. Наивный, хоть и готовый взвалить на свои плечи такой груз. — Ты переоцениваешь деструктивные наклонности людей, Артур. Даже среди высших чинов многие предпочтут неминуемой смерти ошейник и цепи. Наша же задача будет лишь в том, чтобы продемонстрировать неотвратимость этой смерти в случае оказания сопротивления. И, конечно же, процесс этот всё равно будет небыстрым: тридцать, сорок лет…
— А у нас может не быть и десяти. Или наоборот — впереди целые века. Точно сказать нельзя, ваше высочество. — В этот раз обращение прозвучало даже как-то слишком фамильярно. — Мы не имеем права медлить. А ещё вы сильно недооцениваете решимость соседей противостоять порабощению любой ценой. Людей, по моим подсчётам, погибнет кратно больше, а выживших можно будет легко скомпоновать на клочке суши с московскую губернию размером. И это при том условии, что где-то на планете в принципе останется место, пригодное для проживания…
И глазами, и восприятием я видел, что мои слова необходимого результата не приносили. У Алексея Второго имелось своё мнение на этот счёт. Что ж…
— Тут, пожалуй, проще будет показать наглядно…
На телепатический контакт мужчина пошёл с неохотой. Но всю эффективность такого подхода император, естественно, признавал, так что с его стороны никаких препятствий учинено не было. Навести мосты между нашими разумами оказалось делом считанных мгновений, но вот на передачу информации времени понадобилось намного больше. Я не жестил, отбирал, можно сказать, краткую выжимку мнений и мыслей, привязанную к личностям, да известные мне факты с образами-подтверждениями оных. Сюрпризов на случай глобального конфликта дорогие соседи Российской Империи приготовили множество, и обезвредить их все не представлялось возможным даже для меня.
Просто не успею везде, а другие псионы, даже столпы, не смогут этого сделать.
Лишь в самом конце, просмотрев последний образ, Алексей Второй, звучно выругавшись себе под нос, откинулся на спинку любимого кресла. Всю полноту его растерянности и удивления передавало уже одно то, что я впервые смог прочитать его эмоции достаточно глубоко, чтобы назвать то же кресло «любимым», как и от и до считать его ко мне отношение. Ожидаемо, он меня опасался. Считал неподконтрольным, опасным элементом, начавшим свою игру.
И считал небезосновательно, в общем-то.
— Человеческая глупость неистребима. Это идёт вразрез со всеми сделанными прогнозами…
— А вы бы сами склонили бы голову, случись мне заявиться к вам с предложением встать под знамёна Штатов, с альтернативой в виде уничтожения армии и имеющегося аппарата власти как такового?
— Нет. — Сказал, как отрезал. — Я бы не смирился.
— Вся человеческая история учит тому, что выбросивший белый флаг никогда ничего не выиграет, лишь утратит или вообще исчезнет сам. Оттуда и тянутся корни непоколебимой готовности бороться за «свободу воли» до самого конца. Даже если никакой свободы, на самом-то деле, и нет. — Печально, но факт: многогранное, полное разных культур человечество было готово исчезнуть, но не отпустить иллюзию принадлежащей ему свободы, дабы спаяться в нечто цельное, монументальное и совершенное. — Так что, ваше высочество, вариантов у
