хорошими и давно ожидаемыми мной известиями о рождении сына. Его я решил назвать Ростиславом/Иваном. Попы до сих пор не внесли славянские имена в свои святцы, потому и давались новорожденным химерные двойные и тройные имена. Этот вопрос, конечно, не жизненно важный, но решить его тоже когда-нибудь придется. Параскева, по словам гонца, перенесла роды хорошо, жива и здорова, ребеночек – тоже.
Новая жизнь не только появлялась на свет где-то далеко, в Смоленске, но и возвращалась в губернский центр Волынской области. Пустынность и тишина на городских улицах Владимира-Волынского скоро сменилась буйным оживлением. В город стали возвращаться ранее бежавшие мужики вместе с семьями, их тут же «обрабатывали» церковнослужители; перепуганные попы продолжали неутомимо и днем и ночью истово молиться за здоровье государя Владимира, попутно принимая присяги у всех новоприбывших. А вот большинство бояр, в отличие от горожан, духом так и не воспряли, что, впрочем, не мешало им послушно выполнять все установления новой власти, в том числе и сократить численность своих дружин до установленного законом лимита.
Оставшиеся города Волынского княжества, в том числе крупнейшие из них, сдавались без сопротивления. Эта покорность волынян вовсе неудивительна, учитывая гибель их князя Василько, а также физическую недоступность со стороны его родного брата Даниила, сейчас, к слову, активно ведущего неудачную для него войну с черниговским князем. К незанятым еще прибужским городам были направлены полки под командованием Малка. А я сам, с оставшимися войсками, прошелся по густозаселенной юго-восточной части Волынского княжества.
Мирная сдача волынских городов обычно происходила по стандартной схеме. К приближающемуся войску выезжали специально выбранные из бояр посланцы с грамоткой, составленной от лица всех горожан, в которой они признавали власть над собой нового смоленского князя. Дальше кривицкие войска входили в гостеприимно распахнутые городские ворота, где их встречали хлебом-солью под звон колоколов все сословия, включая церковный клир.
После того как был приведен к присяге Тихомель – последний в длинной очереди среди капитулировавших городов, я со спокойной совестью отправился в Киев, для встречи со своим союзником Михаилом Черниговским. К этому времени галицкий князь Даниил Романович уже был черниговцами окончательно разбит и бежал то ли в Венгрию, то ли в Польские княжества. Теперь мне ничто не мешало лично встретиться с Михаилом Всеволодичем.
В новой Волынской области все запланированные организационно-штатные мероприятия были выполнены в полном объеме. Я рассадил в волынских городах своих наместников – вперемешку волынских бояр и командиров своих пехотных подразделений; командира первого Смоленского батальона Улеба назначил губернатором Волынской области. Одновременно со мной отбыли к предписанным им местам постоянной дислокации все лишние рати, подлежащие выводу. Эти полки должны были двигаться самостоятельно на галерах, естественно, речными путями.
А я, вместе с конными ратьерами, налегке, без пешего сопровождения, поскакал к древней русской столице, следуя к ней напрямую, через лесостепи по хорошо наезженному торговому тракту.
Еще будучи на Волыни, свою личную охранную сотню кое-какими дополнительными прибамбасами я постарался выделить из общего числа всадников. Все конные телохранители были снабжены «крыльями», на манер польских гусар более поздних веков. Помимо чисто внешнего эффекта эти крылья служили хорошей противоарканной защитой. Приодел этих ратьеров в черные сюрко с желтыми крестами и пересадил их всех на жеребцов вороной масти. Теперь моя личная сотня стала заметно выделяться на общем фоне остальных ратьеров, чего я, собственно говоря, и добивался. Пускай на поле боя стало, возможно, менее безопасно, но в гущу сражений я старался не влезать, благоразумно держась в отдалении. Зато теперь в том же лагере или в тереме сразу будет видно, где мои телохранители, где «залетные», а вот это обстоятельство как раз мою личную безопасность существенно повышало.
К Киеву мы подъезжали, разбившись на колонны. Авангард конного войска украшал развевающийся на ветру флаг в виде огромного красного полотнища, перечеркнутого черным крестом и с гербом – пушкой на фоне звезды.
У Золотых врат Киева меня лично встречал Михаил Всеволодич, князь Черниговский, Галицкий, теперь еще и Киевский. Великий князь, его свита и собравшиеся вокруг любопытствующие киевляне как завороженные смотрели на эскадрон моих «крылатых» ратьеров – величественных и ужасных. В Киев разрешили впустить только сотню, остальную тысячу всадников пришлось временно оставить под городскими стенами.
Михаил во время нашей короткой встречи не переставал заинтересованно косить взглядом на моих телохранителей. Мы принялись лобызаться, затем расшаркивались и славословили так, словно после долгой разлуки встретились закадычные друзья не разлей вода. Представление это продолжалось до тех пор, пока мы наконец не оказались наедине, в светлице князя. От предложенного Михаилом пира в мою честь я наотрез отказался, мотивируя свое решение желанием поспеть в Смоленск до начала осенней распутицы. Истинные мои мотивы Михаил, наверное, понимал, поэтому сильно не настаивал. Ночевать в тереме, в чужом городе, пусть и под охраной сотни телохранителей, у меня никакого желания не было.
– Хочу повиниться пред тобой, брате…
Я уже догадывался, о чем князь хочет сказать.
– Отпустил я с миром убивца твоего отца князя Владимира Рюриковича, иначе пришлось бы много своих людей положить, силой бравши детинец. Ты уж, брате, не взыщи… – состроил он на своем лице вселенскую скорбь.
– Где он?
– Утек в закатную сторону, вместе с Даниилом.
Новостью для меня это не стало, а потому мне не оставалось ничего большего, как развести руками и продолжить вести начатые переговоры.
Михаил предсказуемо захотел купить мои пушки и порох, броню и оружие, галеры и дощаники, но на все свои коммерческие предложения получал отказ. Я еще из ума не выжил – торговать с ним оружием, тем более огнестрельным.
Тем не менее моя неуступчивость в этих вопросах не помешала нам окончательно разделить Русь и прилежащие к ней территории на сферы влияния. Достигнутые договоренности записали в грамоте, скрепленной печатями. Освятить этот договор киевский митрополит наотрез отказывался, впрочем, для нас эти действия киевского клира особым сюрпризом не стали. Мы с Михаилом были людьми вполне прагматичного склада ума, без религиозных завихрений в головах. Между нашими государствами сейчас пролегала длиннющая граница, тянувшаяся от Карпат до Оки: территории, южнее этой линии, были отнесены в зону интересов Михаила, а, соответственно, земли севернее – переходили в зону интересов Смоленска.
Также пролонгировали действие оборонительного союза, направленного против возможных агрессивных действий Владимира-Залесского в отношении хотя бы даже одного из союзников. Суздальские Юрьевичи были по-прежнему сильны, прямо или опосредованно они контролировали Владимиро-Суздальское, Новгородское, Рязанское, Муромское и Переяславль-Южное княжества.
На том, уже в сгущающихся сумерках, мы с Михаилом и расстались, в целом довольные достигнутыми результатами.
Путь верхом на конях из Киева в Смоленск занял почти две недели. Но прежде чем попасть в столицу, я на двое суток остановился в
